706.
Взгляды Золотоносова эхом отозвались в публикациях российских националистов, которые обсуждали возможность считать «Ночной дозор» «фильмом для патриотов». Ультранационалистская газета «День» под заголовком «Дозор нации» опубликовала текст, рассматривавший «расистский смысл» «Ночного дозора». В заключение статьи указывалось, что разделение «света» и «тьмы» на биологически определенные категории фактически можно интерпретировать как расшифровку заявления Бекмамбетова о том, что «кино может быть катализатором политических процессов»707.
Если фильм оказался столь политически заряженным, что спровоцировал дебаты об антисемитизме и расизме в современной России, то в глазах некоторых критиков он стал смертельным ударом для самой нации. Вадим Нестеров в статье, озаглавленной «Упыри погубят русских», иронически замечает, что казахи приняли в свои объятья Бекмамбетова и Лукьяненко как двоих их «Стивенов» (намекая на Спилберга и Кинга), что делает притязания «Ночного дозора» на русскость смехотворными.
В заключение он пишет, что и фильм, и его обсуждение насчет якобы триумфа российского кино являются «пустыми» и «бедными», потому что фильм в итоге получился абсолютно голливудским и нерусским. А по поводу тенденции к обсуждению его националистских коннотаций автор пишет, что «российское кино [как и сама Россия] любит себя до смерти»708.
Если любовь к себе и не привела к фатальной дезинтеграции русской нации, то на страницах некоторых других изданий популярность фильма вызвала рассуждения о русской душе. «Искусство кино» опубликовало интервью с российским психиатром Борисом Положим, обратившись к нему с просьбой объяснить феномен массового успеха «Ночного дозора». Положий согласился с «апологетами» фильма, считающими, что «наконец у нас появился свой блокбастер, который ни в чем не уступает Голливуду». Однако он решительно заявил, что «как специалист по психическим заболеваниям я рискну сказать, что такие фильмы ничего хорошего для душевного здоровья нации не несут». Положий особенно обеспокоен тем, что «Жестокость и натурализм, присутствующие в „Дозоре“, ничем не оправданы», и это оказывает особое воздействие на детей и подростков, основную аудиторию фильма:
Уже выросло целое поколение, которое воспитывалось не на сказках и фольклоре, а на киборгах. Потом мы удивляемся, почему для этого поколения обесценена человеческая жизнь709.
Положий уверен в том, что причина глубокого воздействия фильма в том, что «подобные игры» «разжигают те чувства и эмоции, которые еще в полной мере не контролируются корой мозга». Более того, по его мнению, фанаты фильма перенесут его идеи «света» и «тьмы» на социальные группы: «Кто-то будет „светлым“. Притом что они сами дали себе право называться „светлыми“. А „темными“ назначат других – кавказцев, евреев, чернокожих и т. п.». То есть как создающий или пересоздающий мифологию «Ночной дозор» потенциально может использоваться для поиска монстров в среде всех россиян. Эта мифология не предоставляет выбора – просто потому, что выбирать не из чего. Все одинаково: «светлые» и «темные» – одни и те же, но при этом они противостоят друг другу. Есть набор выхолощенных аттракционов. Это матрица, которую можно наложить на самые примитивные потребности710.
Положий поставил диагноз нового российского заболевания, связывающего популярные фильмы с болезнью самого общества; это «слабость души».
В 2006 году российские интеллектуалы и культурологи, подстегнутые продолжающейся популярностью «Ночного дозора» и его сиквела «Дневной дозор», попытались определить симптомы этой болезни. В сборнике статей «Дозор как симптом» широкий круг авторов дискутировал на темы значений фильма и его политических коннотаций. Фильм разрушил определенные границы; то же произошло с этой публикацией. Как отметил Владимир Козлов, такие книги в России редкость, и не в последнюю очередь потому, что «серьезные» авторы игнорируют фильмы вроде «Дозора», считая их феноменами коммерческой массовой культуры, не заслуживающей серьезного анализа711. Однако два редактора этого издания считают, что такие фильмы являются важной частью «интеллектуальной жизни России» и должны быть проанализированы и поняты интеллектуалами712.
Болезни, симптомы которой впервые описал Положий, авторы сборника дали разные объяснения. Фольклорист и культуролог Ирина Антанасиевич назвала главным симптомом фильма чувство голода713. Для нее смешение стилей, жанров и идей в фильме полностью соответствует «культурологическому винегрету постсоветской России». Она дает довольно негативный прогноз развития этой ситуации, поскольку аудитория будет смотреть фильм не как призыв вооружиться, чтобы очертить границы между добром и злом, а просто как вампирское кино. В итоге Антанасиевич усматривает эту реакцию как еще одно доказательство того, что политическая активность не сработает в современной России, где любят культуру «Ночного дозора», и приходит к выводу, что идеалисты «не смогут утолить свой голод»714.
Философ-националист, в то время главный редактор газеты «Спецназ России», Константин Крылов назвал свою статью «Разбирая сумрак». Подробно вникнув в значения этого фэнтези, идентифицировав семь уровней, необходимых для его оценки, Крылов делает вывод, что «исследование сумрака вполне тянет на политическую программу. Именно в сумраке можно убежать от зла и „сделать все по-человечески“»715. «Иные» на экране, пишет Крылов, посылают зрителю, которым, возможно, тоже надо «войти в сумрак», политические месседжи.
Развивая мысль Антанасиевич, философ Елена Петровская пишет, что «Ночной дозор» выявляет целый набор культурных болезней, и утверждает, что «мир вампиров» является частью пустоты 1990‐х – эпохи различных экспериментов, в том числе демократического, и обнаруживает полную утрату ценностей716. Эта болезнь возникла в первом постсоветском десятилетии, когда Лукьяненко писал свой роман, и она проявляется через такие симптомы, как «пустота, травма, утрата».
Известный левый социолог Александр Тарасов, подошедший к этим симптомам в духе Положего, пришел к выводу, что в «Дозорах» нет ни добра, ни зла, а есть «противоборство между двумя по сути однотипными силами – Светлыми (наши спецслужбы) и Темными (те, с кем эти спецслужбы борются»717. Другими словами, смыслы «Ночного дозора» образуют совокупность симптомов (синдром) более серьезной болезни, состоящей в подчинении государственному контролю, а главный месседж, посылаемый фильмом зрителю, – что надо сидеть тихо и доверять власти.
Итак, двадцать пять интеллектуалов попытались определить значения этих фильмов и обнаружили, что «болезни», которым угрожает «Ночной дозор», носят политически ориентированный характер, возникший от подверженности затянувшимся политическим травмам, причиненным еще в советскую эпоху.
Снятый в том же 2006 году сиквел «Дневной дозор» вызвал такой же ажиотаж, как и первый фильм. Действие начинается в Центральной Азии в эпоху Тамерлана. Великий завоеватель охотится за Мелом судьбы, который поможет его обладателю переписать историю. Затем фильм перескакивает в настоящее время и вводит зрителя в перипетии борьбы между Светлыми и Темными силами. Антона Городецкого (Хабенский) преследуют и Темные силы, и Светлые. В тот момент, когда сын Антона Егор готовится отпраздновать свой день рождения, который организует Завулон, происходит его окончательный выбор между двух сторон. В итоге он выбирает Темных, ввергая Москву в апокалиптическую битву между теми и другими, и тем возвращает город во времена Столетней войны или завоеваний Тамерлана. Чтобы предотвратить апокалипсис и выбор сына, Антон прибегает к помощи Мела судьбы. Он возвращает столицу в 1992 год, когда он решил обратиться за помощью к колдунье из «Ночного дозора». Однако тут он переписывает не только историю, но и свою судьбу. В Москве 1992 года солнечно, и все счастливы.
Как и его предшественник, «Дневной дозор» побил кассовые рекорды. В одном из эпизодов в метро Антон срывает афишу «9‐й роты», на то время самого кассового российского фильма за всю историю. «Дневной дозор» заработал 32 миллиона долларов – на 7 миллионов больше, чем блокбастер Бондарчука. Бюджет Эрнста на промоушен, 4,2 миллиона долларов, помог заполнить телеэкраны (особенно на Первом канале) трейлером, а постеры наводнили улицы всех российских городов. Эрнст на всю катушку задействовал на раскрутку «Дозоров» американскую маркетинговую стратегию, комментируя это так:
Постеры, трейлеры, тизеры, билборды и мерчандайзинг – практически ни в одном русском словаре нет эквивалентов для многочисленных и разнообразных элементов, входящих в промо-пакет любого из больших американских фильмов718.
Маркетинг и месседж фильма спровоцировали еще более оживленное его обсуждение. Кто-то увидел в нем месседж «национального проекта», в котором Эрнст и Путин каким-то образом объединились, чтобы заманить зрителей в кинотеатры и чтобы те убедились, как там хорошо теперь. Другие увидели ценность фильма в том, что такие понятия, как «ответственность и покаяние», позволили «Дневному дозору» «сказать нет» эпохе Ельцина.
Согласно Эрнсту, фильм предложил зрителям еще больше позитивных месседжей, чтобы стать, как Антон, «человеком». «Жить ради сегодняшнего дня – это основной лозунг, необходимый России. И есл