«Первые мусульмане разрабатывали законы на основании этих исторических свидетельств, хотя неизбежно расходились во мнениях относительно их интерпретации.
Исторические свидетельства в основном извлекаются из текстов, написанных на арабском языке. Во многих случаях, и особенно в отношении правовых норм, существуют общеизвестные разногласия относительно того, как толковать смысл, заключенный в словах. Более того, традиции (сунна) широко разнятся по степени надежности цепи передатчиков этих традиций. Их правовое содержание, как правило, противоречиво. Таким образом, необходимость решения на основе этих традиций влечет за собой разницу во мнениях.
Далее, свидетельства, которых нет в текстах, также являются причиной разногласий во мнениях. Наконец, возникают новые дела, которые не покрываются историческими текстами. Их разбирают по аналогии с теми делами, которые покрываются текстами. Все это создает неизбежные разногласия, и именно поэтому появлялись расхождения во мнениях среди первых мусульман и более поздних религиозных лидеров.
Далее, не все люди вокруг Мухаммада были достаточно знающими, чтобы выражать правовые мнения. Не все из них могли служить образцами религиозной практики. Этот круг ограничивался теми, кто знал Коран и был знаком с «отменяющими» и «отмененными», ясными и неясными айятами и всеми остальными свидетельствами, извлекаемыми из Корана, в силу того, что получил свое знание непосредственно от Пророка или от своих высокочтимых коллег, получивших знание непосредственно от Пророка.
Таких людей называли «читающими», ибо они умели читать Коран. Поскольку арабы были неграмотным народом, умеющие читать Коран назывались «читающими», и их умение читать было весьма редким качеством в те дни.
Так обстояли дела в начале ислама. Затем выросли исламские города, и неграмотность среди арабов исчезла благодаря их постоянному обращению к Корану. С этого времени исламское право начало развиваться и совершенствоваться, и стало ремеслом и наукой. Читатели Корана уже не назывались «читающими», но их стали называть юристами и религиозными учеными.
Юристы разработали два подхода к юриспруденции. Один подход зиждился на мнении (размышлении) и аналогии. Этот подход представляли ученые Ирака. Другим подходом было обращение к традициям. Этот подход был свойственен жителям Хиджаза (Аравии).
Как мы уже отмечали ранее, среди жителей Ирака традиции (хадисы) не были широко распространены. Поэтому они широко применяли принцип суждения по аналогии и стали чрезвычайно искусны в этом. Главой, вокруг которого и вокруг учеников и последователей которого сосредоточивалась эта школа права, был Абу Ханифа. Главой юристов Хиджаза был Малик бин Анас, а после него ас-Шафи’и.
Позднее, группа религиозных ученых отвергла суждение по аналогии и его применение. Это были захириты. Они ограничили источники права до текстов и общего консенсуса[239]».
Продолжатели дела захиритов стали ханбалиты, которые также ограничивали собственное суждение до абсолютного минимума, полагаясь на провозглашенную ими универсальность коранических текстов и сунны во все времена и для всех народов. Такое сужение области применения рационального разума имело свои причины, о которых чуть позже, но уже из сказанного выше очевидно, что основы мусульманского права со времени Пророка разрабатывались путем перехода от разницы во мнениях к общему консенсусу относительно тех или иных правовых норм и их приложений к реальной жизни. Поскольку ислам приходил в существующие уже общественные образования, а не на пустое место, целый ряд местных законодательных традиций (‘урф, адат), не противоречащих Шариату, стал естественной частью Шариата. Не случайно, что основатель первой и наиболее широко распространенной школы исламского права, Абу Ханифа (699–767), по необходимости определил место адата в системе мусульманского права. Другим высочайшим достижением Абу Ханифы стало то, что с него началась письменная традиция мусульманского права и богословия в целом, поскольку до него предания и законы ислама просто заучивались наизусть, чему способствовало чрезвычайно развитие памяти у арабов. Даже после того, как арабские знатоки хадисов и всего коранического учения начали записывать свои знания, они не полагались на эти записи, продолжая одновременно заучивать все наизусть, и эта традиция заучивания сказывалась впоследствии в течение многих веков в системе мусульманского школьного образования.
Абу Ханифа и, чуть позже, Малик ибн Анас, стали как бы мостом между поколением асхабов, заставших времена Пророка и первых праведных халифов, и многими будущими поколениями исламских ученых и богословов. Говоря о письменной традиции, мы должны отметить, что собственных трудов Абу Ханифы, которые могли бы с достоверностью быть приписаны именно его перу, не сохранилось, и юридическое произведение «Большой фикх», о котором мы будем говорить чуть далше в этой главе, является более поздней разработкой какого-то подлинного текста Абу Ханифы.
Интересно, что, будучи для своего времени наиболее сведущим и подготовленным мусульманским юристом, величайшим знатоком Корана и хадисов, более того, основателем законоведческой школы, дошедшей в силу своей практичности и мировоззренческой широты до самых северных пределов исламской ойкумены, Абу Ханифа наотрез отказался применять свои знания на деле. Он предпочел смерть самой возможности совершить на практике юридическую ошибку. Это произошло, когда аббасидский халиф ал-Мансур (754–775) предложил ему место верховного судьи – Кади в новой тогда столице Халифата, Багдаде. Абу Ханифа отказался и был заключен в тюрьму, где вскоре и умер.
Все причины и обстоятельства заключения Абу Ханифы неизвестны, однако, по всей видимости, его отношение к религиозному праву было настолько богобоязненным и благоговейным, что сама возможность ошибиться в фактическом отправлении правосудия виделась ему смертным грехом, не имеющим оправдания перед Аллахом. Тем более, что он, по-видимому, опасался и давления предержащей власти в принятии юридических решений. И это – при том, что Абу Ханифа был совершенно независим в финансовом отношении, поскольку был крупным и очень удачливым купцом. Он был настолько честным, что, по рассказам, люди просто оставляли у его порога свой вклад в его дело с запиской, а затем точно так же получали свою прибыль, не встречаясь с Абу Ханифой и не заключая с ним никаких письменных договоров.
И такой человек отказался судить других и пресмыкаться перед властью! Хороший урок для нынешних «знатоков Шариата», которые запросто, по политическим и узко-мировоззренческим причинам судят людей, раздают фетвы и приговоры со ссылкой на Абу Ханифу и его ближайших учеников и продолжателей, Абу Юсуфа (731–798) и ал-Шайбани (750–803/5).
Абу Юсуфу, который был верховным судьей в Багдаде во времена халифа Харуна ал-Рашида, принадлежат несколько книг, развивающих идеи Абу Ханифы, иногда созданные в споре с последним. Наиболее известной его книгой является «Китаб ал-Харадж», или книга о мусульманском налогообложении, в которой рассматривается также целый ряд других юридических вопросов, касающихся ислама и мусульман.
В попытке представить, как развивалось мусульманское законоведение в пределах северного ислама, разумно предположить, что идеи Абу Ханифы в изложении Абу Юсуфа и ал-Шайбани пришли в Волжскую Булгарию еще на раннем этапе становления Булгарского государства. Как мы увидим из следующей главы, во второй половине X века, то есть, через тридцать-сорок лет после официального принятия ислама Волжской Булгарией, в стране уже строили города, где утверждалась городская культура и экономика мусульманского образца. Это было бы практически невозможно без первой ступени знакомства с Шариатом – без учреждения начального мусульманского образования по канонам ханафитского мазхаба (школы права). Сказанное не означает, что уже путешествующий булгарский царевич мог, хотя бы опосредованно, познакомиться с трудами Абу Ханифы и его учеников, не говоря уже о более глубоком проникновении в суть богословско-философских споров в Багдаде своего времени. Эти богословские споры, доходившие до базарных драк и открытых мятежей, по существу, вращались вокруг одного главного вопроса: насколько ислам позволяет рационалистическое, то есть, посредством человеческого разума, осмысление и толкование своих небесных основ и их земных следствий?
Этот вопрос был чрезвычайно осложнен тем, что одним из самых больших грехов в исламе традиционно считается введение новшеств (би’да) в систему веры. Это опасение самой возможности введения «новшеств» и неспособность увидеть и объяснить новые явления в контексте ислама и сегодня является главной причиной консерватизма исламских теологов догматического и радикального толка. Возражения против «новшеств» были препятствием для развития рационалистической мысли в исламе и в период его становления как религиозно-философской системы.
Однако человеческую мысль, пытающуюся постичь природу мироздания, остановить нельзя, хотя и можно, как мы знаем, изрядно затормозить. Как бы то ни было, некоторые фундаментальные представления ислама, вызывающие пытливые вопросы человеческого разума, оказались в фокусе философских рассуждений мусульманских ученых уже на пороге IX века. Это в первую очередь касалось природы самого Бога и природы Его Божественных Свойств. В исламе Аллах не подобен никому и ничему – настолько, что даже возглас «Аллах Акбар» – «Аллах превыше всего» должен пониматься вне контекста созданного Им мироздания, чтобы даже косвенно не сравнить Аллаха ни с чем из Его творения. Из этой аксиомы, показывающей, насколько утонченным может быть понимание природы Бога в исламе, проистек целый ряд важнейших следствий, одним из которых было самое понятие о телесности или бестелесности Бога.
Действительно, до появления в исламе мусульманских философов и ученых Коран толковался совершенно буквально, и айяты, в которых говорится о действиях Аллаха, предполагали для подавляющего большинства мусульман наличие у Аллаха для совершения этих действий какого-то тела, обладающего какими-то органами. Это понимание