«Тое же осени придоша от восточные страны в Болгарьскую землю безбожнии Татари и взяша славныи Великыи город Болгарьскыи и избиша оружьем от старца и до унаго и до сущаго младенца и взяша товара множство, а город их пожгоша огнем и всю землю их плениша[318]».
Покинув пепелище своей столицы и других городов и сел, многие северные мусульмане бежали в пределы Владимиро-Суздальской Руси, «прося места» у великого князя Юрия II Всеволодовича. Перед лицом действительного общего врага зародившиеся религиозные и экономические противоречия отступили на второй план. Правда и то, что за двести лет соседственной жизни северные мусульмане и русские православные княжества жили по большей части мирно и ничем не угрожали друг другу, ссорясь разве что по причинам торгово-экономических несогласий, только в конце XII века осложненных религиозной риторикой. Поэтому неудивительно, что
«Великий князь Юрий II Всеволодович принял беженцев и дал им не только кров, но и выдал, как указывают источники, огромные государственные средства из своей великокняжеской казны на строительство и первое обзаведение хозяйством. Все они были поселены в поволжских городах по правому, западному берегу Волги…»[319]
Для северных мусульман и Руси начиналась совершенно иная эпоха, в которой взаимоотношения ислама и православия, вопреки бытующим представлениям, были намного лучше, чем, скажем, в просвещенном XVIII веке. Но прежде, чем взяться за описание этой эпохи, попробуем оценить, что же утратили мусульмане севера с падением булгарской государственности? На чем держалась и какие идеалы исповедовала эта государственность?
Культура и государственность Волжской Булгарии
Исламский мир XI века стал свидетелем того, как на политическую арену пришедшего в полный упадок Аббасидского Халифата вышла новая сила, тюрки, которые на пороге столетия полностью перекроили политическую карту исламских государств и вернули историческим владениям восточного Халифата то единство, которое было утрачено во многих междоусобицах предыдущего X века. Через триста лет после того, как арабские армии дошли до крайних пределов Средней Азии и разгромили языческие силы тюрок при Таласе, из новообразовавшего тюркского государства Караханидов, владевшего степными и гористыми землями от Кашгара до Киргизии, началось как бы обратное завоевательное движение. Эта вольна тюркских завоеваний, вовлекшая в свое поступательное движение самые разные племена и объединения племен и породившая на своем пути новые государства и новую политическую карту исламского мира, дошла в X веке до Сирии и Византии, у которой были навсегда отвоеваны ее восточные земли.
Государство Саманидов пало под натиском караханидских войск, взявших в 992 году Бухару. Однако еще до падения этого великого государства один из его тюркских военачальников-гуламов, Алп-Тегин, положил в Афганистане в 961 году начало практически независимому от Бухары государству Газневидов, которое называлось так по названию своей столицы, города Газна.
Алп-Тегин правил до 977 года, после чего его сменил во главе нового государства другой тюркский военачальник, Себюк-Тегин, сын которого, знаменитый султан Махмуд Газневи (998–1030), расширил владения Газневидов до бывших саманидских земель к югу и западу от Аму-Дарьи, Хорезма, а также восточно-иранских земель. В 1017 году он завоевал Хорасан, а в 1029 году взял города Рей, Казвин, Исфахан и Хамадан. Помимо продвижения на запад, войска Газневидов под водительством Махмуда Газневи 17 раз вторгались в пределы Индии.
Однако, при всем могуществе своего государства, Махмуд Газневи, будучи главной политической опорой суннизма в своих пределах, всегда признавал над собой номинальную духовную власть багдадских халифов. Между тем Аббасидские халифы к тому времени уже полвека находились в фактическом подчинении у шиитского клана Бувайхидов, владевших не только Багдадом, но всем югом и западом Ирана и всячески покровительствовавших про-шиитским настроениям в Халифате.
При сыне Махмуда Газневи султане Мас’уде (1031–1041) государство Газневидов стало приходить в упадок. В 1038 году Газневидское государство утратило власть над Хорасаном, а в 1040 году при Мерве войска Мас’уда потерпели сокрушительное поражение от новой восходящей политической силы исламского мира, тюрков-Сельджукидов, к 1050 году захвативших весь Иран. В 1055 году войска Сельджукидов под началом Тогрыл-бека вошли в Багдад, изгнав из столицы чуждых арабской культуре и традиционному суннизму Бувайхидов, и халиф ал-Каим, которому сунниты Сельджукиды оставили пусть иллюзорную, но все же верховную духовную власть, провозгласил Тогрыл-бека султаном и царем Востока и Запада.
При Сельджукидах, а именно при сыне Тогрыл-Бека Алп-Арслане, который царствовал с 1063 по 1072 год, обратная волна тюркских завоеваний дошла до Сирии и Палестины, отвоеванных у фатимидского Египта. Более того, отвечая на угрозу со стороны армий византийского императора Романа Диогена, сельджукские войска в 1071 году разгромили византийские силы при Манзикерте. Тюрки впервые овладели Анатолией, где очень скоро образовалось очередное независимое государство Сельджуков Рума (Византии) во главе с эмиром Сулейманом, сделавшим своей столицей город Конью (Икониум) и царствовавшим с 1077 по 1086 год. В борьбе за независимость с империей Великих Сельджуков Сулайман в 1086 году погиб, однако основанное им государство просуществовало еще более века до самого монгольского нашествия.
Наибольшей политической мощи и процветания государство Великих Сельджуков достигло при сыне Алп-Арслана султане Малик-шахе (1055–1092). Простершись от границ Индии и Средней Азии до северной Сирии и впитав в себя все достижения арабо-персидской культуры того времени, оно вернуло исламским пределам Халифата не только политическое единство, но и ревностно обеспечивало приверженность суннизму, испытывавшему постоянное идейное давление со стороны фатимидского, шиитского Египта. Эта идея мусульманского единства была ярче всего выражена в политическом трактате «Сийясет-наме», написанном знаменитым сельджукским везиром Низамом ал-Мульком (ум. в 1092), который был одной из самых ярких фигур исламского мира XI века и о котором речь еще впереди.
Тюрки, вслед за арабами и персами, стали тем историческим фактором, который внес в четырехвековую к тому времени цивилизацию ислама не только новый дух, но и новое культурное своеобразие. Уже упоминавшийся нами арабский писатель и историк IX века ал-Джахиз, перечисляя достоинства и недостатки тюрков, говорил о них как о народе, которому несвойственны «лесть, задабривание, лицемерие, сплетни, притворство, клевета, высокомерие с товарищами или несправедливость в отношениях с партнерами». В свете наших бесед особенности интересно замечание ал-Джахиза о том, что
«тюркам неведомы никакие религиозные ереси: различные секты ислама не могут отвратить их от правоверия; к тому же ни они не присваивают себе состояний и не выдают такие состояние за законные посредством умелого толкования религиозного закона».
С одной стороны, нелукавое правоверие тюрков было надежной опорой суннизма в его постоянной идеологической борьбе с шиизмом, расколовшей Халифат на владения Аббасидов и Фатимидов. Но, с другой стороны, эта же приверженность тюрков единожды принятым убеждениям сослужила в XI веке службу консервативным ортодоксам от ислама, всячески пытавшимся отмести любой критический взгляд на сложившиеся в исламе традиции и на само филосфское мировоззрение ислама. Ал-Джахиз, основываясь на своих наблюдениях за наемной тюркской гвардией халифов в Самарре, пишет также о единственном, на его взгляд, национальном недостатке тюрков, который «превращает их в дикарей» и состоит
«в тоске по родине, любви к кочевым скитаниям, упоении набегами, страстном стремлении к грабежам, глубокой привязанности к собственным обычаям и постоянном напоминании друг другу о многократных победах и сладостности великих военных трофеев[320]».
По мнению исследователя Натана Лайта, из англоязычной работы которого о тюркской литературе взята вышеприведенная цитата,
«ал-Джахиз по большей части пишет об отличиях тюрков от других народов, однако он делает это так доброжелательно, что складывается впечатление, что он просто хочет показать, насколько тюрки равны арабам в благородстве… Тюрки, как он считает, нуждаются в окультуривании для развития своих врожденных умений в той же мере, в какой это относилось к другим народам; таким образом, «китайцы превосходили других в ремеслах, греки – в мудрости, персы – в государственности, а тюрки – в военном деле[321]».
Можно по-разному смотреть на тюркские завоевания XI века, но вряд ли можно судить их с точки зрения сегодняшнего дня, как это слишком часто случается по любым поводам в XXI веке. «Обратная волна» движения тюрков на запад более всего свидетельствует не о какой-то изначально присущей агрессивности тюркских объединений, действовавших согласно логике Средних веков, одинаковой для Востока и Запада, но о приведении в равновесие смещенного баланса власти в Халифате, к середине X века полностью утратившем свое политическое и духовное единство. Это движение тюрков на запад коснулось лишь земель Халифата, и завоевание части византийских земель, случившееся в ходе отпора угрозе со стороны самой Византии, происходило по большей части путем мирного расселения и ни в коей мере не являлось тогда вызовом тюркских мусульман самому существованию византийской власти. Как говорит И. М. Фильштинский,
«Сельджукиды Рума никогда не ставили перед собой задачи сокрушить Византию. Их политическим идеалом было сохранение в Анатолии дуализма, и они четко различали исламские владения (Дарал-ислам) и христианские земли (Дар ал-харб), которым надлежало остваться под властью византийского императора