онастырь и в русские скиты Андреевский и Ильинский. Пожертвования в это время в разные келльи если не прекратились совершенно, то приток их значительно ослабел, и получение их в русских почтовых отделениях для келлиотов было затруднено весьма значительно и надзором, и прямо конфискацией», – вещает рупор антикеллиотской кампании – профессор Дмитриевский[139]. Разумеется, те, кто организуют эту травлю, беспокоятся не о Пантелеймоновом монастыре и скитах, которые и так имеют достаточно пожертвований, пока еще богата Россия. Цель – задушить русские келльи на Афоне. Интересно, что греческим монастырям в это время спокойно выдаются разрешения даже на сборы на территории России.
Схимонах Парфений, настоятель Благовещенской келльи Хиландарского монастыря
Профессор же не жалеет черных красок, описывая деятельность русских келлиотов: «Преступная деятельность по эксплуатации религиозного чувства русского народа и свободная иноческая жизнь…» С радостью профессор сообщает, что список «неблагонадежных сборщиков» пополняется в 1893 г., а в 1901 в него попадают все знаменитые келлиоты, составившие славу русского афонского монашества. Эта травля нанесла серьезный урон русскому монашеству. Так, паломник, посетивший одного из известнейших келлиотов – иеромонаха Нифонта, пишет: «Все келлиоты вообще, а упомянутый иеромонах Нифонт главным образом находятся в ужасном положении благодаря запрещению присылки корреспонденции, то есть, проще говоря, им запрещено присылать денежные пакеты, адресуемые на имя келлиотов. Причины такого распоряжения из России никто из келлиотов не знает, и все удивляются ему»[140].
Интересно, что ни профессор Дмитриевский, ни другие обличители келлиотов не могут привести примеров недостойного поведения келлиотов. Разве только несколько просительных писем, в которых будто бы есть преувеличения. Да еще какие-то намеки профессора на историю келлиота Феодосия с астраханской казачкой Татьяной[141]. Да еще арест каких-то жуликов в Одессе и других городах, которые действительно наживались на народном благоговении перед Афоном. «Церковный вестник»[142] за 1888 г. рассказывает об одном из таких случаев, который, впрочем, не имеет никакого отношения к келлиотам. По России рассылались саваны с Афона (якобы с Афона) с таксой за поминовение. Оказалось, что они фабриковались в одном из южных городов России. С Афона также приходили «письма с изображениями афонских обителей и с печатной таксой за поминовение о здравии и о упокоении». У автора статьи возникла «естественна догадка, что письма суть произведения» тех же самых рук, которые фабриковали некогда афонские саваны с разными священными изображениями. Были еще случаи задержания поверенных с крупными суммами денег. Но это еще не говорит о том, что сами келлиоты – жулики, тем более, что все келлиоты – жулики. А именно такое мнение пытались создать профессор Дмитриевский и другие авторы.
Да что там Дмитриевский, вот как преподнес дело сам обер-прокурор К. П. Победоносцев государю императору. Произошло это так. Один из унтер-офицеров команды Аничкова дворца ездил на Афон и попал в келлью одного «из таких проходимцев, некоего Пилипенка». Келлиот, узнав, что унтер-офицер служит в Аничковом дворце, вручил ему икону для поднесения его императорскому величеству в память события 17 октября. Унтер-офицер обратился к заведующему императорским дворцом генерал-лейтенанту Васильчикову, а тот обратился к Победоносцеву. Константин Петрович уверяет государя императора, что справлялся об этом неизвестном для нас Пилипенко и получил сведения из Константинопольского посольства, что тот считается «одним из первых мошенников». Поэтому государю императору нельзя принимать от него икону, чтобы тот не мог использовать это для своих преступных целей. И обер-прокурор предложил следующий выход: чтобы не обижать и не смущать унтер-офицера, привезенную икону поместить в ризницу придворной церкви. А в начале своего письма Победоносцев попутно дает следующую характеристику келлиотам: «Келлии покупаются или арендуются разными выходцами из России. Это делается, к сожалению, нередко с целью эксплуатации благочестия простого народа в России. Нередко разные проходимцы из лица крестьян, отставных солдат с этой целью идут на Афон, получают там монашество и иеромонашество (что совсем без труда дается у греков)[143], поселяются в келльях, где устраиваются престолы, и затем начинают рассылать внутрь России, по городам и деревням, в огромных количествах печатные и литографированные письма по адресам, с воззваниями к пожертвованиям и с печатной таксой за молебны и поминовения». Но насколько был хорошо информирован обер-прокурор, неизвестно. А что при всей своей образованности он не разбирался в афонских делах, видно по началу письма: «Существующие на Святой Горе Афонской монастыри Пантелеймонов, Ильинский и Андреевский благоустроены и привлекают массу богомольцев и пожертвований». Он считает Андреевский и Ильинский скиты монастырями, а мы знаем, что по своим правам скит на Афоне гораздо ближе к келльям, чем к монастырям. Так что такие слова читаешь с горькой усмешкой. Им не было суждено стать монастырями, а их русским братствам пришлось прекратить свое существование.
Но вернемся к нашим жуликам и мошенникам. Конечно, среди келлиотов могли быть и были монахи, которые жили не по-монашески. Но это случаи единичные, и подобные монахи не принадлежат к тем известным келлиотам, о которых говорит Дмитриевский. Эти монахи остались «за кадром» при обсуждении келлиотского вопроса. Дмитриевский и другие гонители келлиотов в действительности нападают именно на лучших монахов, почему-то именно лучшие им мешают. Мошенников вертелось вокруг Афона предостаточно, но причем здесь русские келлиоты? Хотя нам в действительности не известны никакие злоупотребления со стороны келлиотов, но они готовы принять на себя вину, только бы наступил мир. Действительно, единственным фактом являются рассылаемые в Россию письма. Но задумаемся, а что в этом плохого? Плохо было бы, если бы их рассылал исихаст-отшельник. А здесь с просьбой о помощи обращаются крупные братства, не имеющие никаких доходов. Напомним, что эти обители (фактически монастыри) не имеют ни земли, ни дров, должны платить арендную плату, кроме того жертвовать монастырю, чтобы была разрешена малейшая постройка, покупать дрова. Откуда взять деньги? Куда, как не на Родину, обратиться за помощью? Ведь греческие монастыри активно проводили сборы на территории России, более того, даже имели метохи в России. Никого не смущало и то, что Пантелеймонов монастырь, Андреевский или Ильинский скит обращаются за помощью в Россию. Келлиоты же иногда даже сами помогают, чем могут, России. Надо отметить, что отряд русских иноков участвовал в Русско-Японской войне, но не так, как греки, снимая рясы и надевая мундиры, беря в руки оружие, а в составе санитарного отряда. Русские келлиоты помнят Россию. А помнит ли их Россия?
У Дмитриевского среди «ужасных фактов» читаем про иеромонаха Серафима Мосягина, старца келльи Святой Троицы, бывшего фельдфебеля, который приобрел русский паспорт и теперь может спокойно ездить к своей жене в Россию. Что он имел когда-то жену и собирался ехать в Россию, тоже ни о чем не говорит. А вот то, что русский инок не имеет русского паспорта и, оказывается, так просто поехать в Россию не может, – это очень интересно. Если мы остановим внимание на этом вопросе, то очень быстро обнаружим удивительный факт, что русские на Афоне были «ничьими людьми», так как Россия не признавала их своими гражданами, точно так же как Турция своими. Русские люди, уезжая на Афон, получали пятилетний заграничный паспорт. Если человек не возвращался через пять лет, то подданство терялось. В то же время русских послушников требовали в Россию для прохождения воинской обязанности. Вот такое интересное отношение было к афонским монахам. Но это еще не все: вскоре мы обнаружим, что иеромонахи не признаются в этом звании в России. Таким образом, чиновники спокойненько захлопнули дверь перед носом русских келлиотов.
Теперь по-другому воспринимается тот факт, что хорошо нам уже известный о. Пантелеймон, настоятель келльи Честного Креста, приобретает землю в Иерусалиме. Если выгонят с Афона, хоть там можно будет остаться. Так что можно ли потешаться вместе с профессором над тем, что возобновитель иерусалимской обители собирает на «храм обители Св. Харитона, где афонские монахи строят». На Афоне русского келлиота могут спокойно обвести вокруг пальца, отобрав у него все собранные деньги, и вышвырнуть из келльи. Куда тогда податься русскому человеку? Но наши предки были не чета нам, они не прогибались под давлением, не потворствовали «смиренно» злу. Они стояли твердо и не желали покидать Святую Гору. В этом им помогала Божия Матерь и русский мужик, который не верил «синодалам» и посылал копеечку в русские святогорские обители, на что сетует Дмитриевский.
Если говорить вообще о положении русских на Афоне, то до 1875 г. они никак не участвовали в управлении Святой Горой. В 1875 г. в Пантелеймоновом монастыре был избран русский игумен Макарий, и с этого момента монастырь стал русским не только по названию. Святая Гора Афон, по сути, является республикой двадцати монастырей. Представители этих монастырей решают все афонские дела и составляют главный орган святогорских монахов – Священный Кинот. Так дело обстоит сейчас, так дело обстояло и в XIX в. Поэтому пока русские монахи не имели своего представителя в Киноте, то говорить об участии русских в управлении Святой Горой не приходится. После перехода Пантелеймонова монастыря в русские руки появился первый представитель в Киноте. Но, увы, никак нельзя считать справедливым управление, где большинство афонских монахов представлено одним человеком, а меньшинство – семнадцатью. Тут уж ссылкой на какие-то традиции и предания старцев не отделаешься. И поэтому русские келлиоты поднимали вопрос о возвращении к более древнему и более справедливому управлению, в котором принимали участие представители всех крупных обителей Афона.