женные до безрассудства к эллинизму, составили пасквильные статьи о Патриархе Иоакиме за его (хотя и в небольшой степени) русофильство; и другие, преимущественно архиереи, составляли их с целью очернить сего Патриарха пред фанариотами и простым греческим народом, к нему весьма расположенным, дабы они не избирали его на Патриарший престол при частых сменах в Константинополе Патриархов, но когда Иоаким был на Патриаршем престоле, то он отчасти строго поступал с духовенством, обличал недостатки его, в том числе и высшее, и некоторых своеволие, чрез что и нажил себе недоброжелателей, особенно из архиереев, которые посему и боятся опять видеть его на Патриаршем престоле; и, между тем, едва ли из всех греческих архиереев нашелся достойнее на этот высокий пост.
Патриарх Иоаким этой стороной характера и другими чертами оного, чрез которые и нажил себе врагов из духовенства, а также попущением ему разных скорбей за правду, своею подвижническою жизнью и еще своим высоким ростом и величественно-умно-серьезным видом лица представляется нам сходным с Всероссийским Патриархом Никоном…»[163][164].
Русские братства проходят через суровые испытания. Русских монахов обвиняют в нарушениях древних обычаев Святой Горы. Но сами «хранители» все более обмирщаются, и методы их борьбы с русскими келлиотами становятся все более и более мирскими. Это и понятно: мирские цели требует мирских методов. Увлечение греческих насельников национализмом не могут скрывать и в Константинополе. Великая Христова Церковь сетует о проникновении мирского духа в афонское монашество, ранее бывшее образцом для всех православных иноков.
В материалах органа Константинопольского Патриархата «Церковная истина» за 1909 г. мы находим маловразумительные сведения о чудовищном убийстве лаврского монаха – архимандрита Хризостома, одного из выдающихся старцев, павшего «жертвой темных мирских сил, водворившихся в последнее время на исторической Святой Горе»[165]. Нам неизвестны мотивы этого убийства. Неизвестны и убийцы[166]. Ясно только, что русские монахи не имели к нему никакого отношения, малейшее подозрение, павшее на русского инока, вызвало бы бурю во всем греческом мире. Из статьи видно, что не убийство в действительности занимает греков, а проблемы борьбы с русскими келлиотами. Впрочем, ясно, что бороться надо проверенными способами. В декабре 1907 г. у здания Протата происходит демонстрация, в которой участвуют около 70 греческих монахов. Демонстрация имеет вполне мирской вид: произносят речи, размахивают флагами. Так что «Церковная истина» опять вынуждена посетовать, что участники митинга «вообще дошли до полного забвения и святого места, и своего назначения»[167]. Митинг собрался по излюбленному вопросу последних десятилетий: по поводу нарушения русскими келлиотами законов Святой Горы. Но самое любопытное, какой вывод делается в Константинополе. Посетовав на недостойные действия монахов, орган Патриархии радостно сообщает: «Известно также, что «священный синаксис» Афона как центральный орган его управления намерен войти в турецкий парламент с ходатайством о признании за святогорскими монастырями всех прономий, какие им были дарованы византийскими императорами и турецкими султанами; имеется при этом в виду ограничить в правах русских келлиотов, которые по решению синаксиса нарушили древние обычаи Афонской горы»[168].
Противодействие не ограничилось газетными статьями, митингами и физическими расправами (например, в келлье Честного Креста). Скоро были приняты и «высочайшие» меры. Одним из тяжелых испытаний было принятие Константинопольским Патриархом в 1911 г. сигиллиона, запрещавшего келлиям иметь братство более чем в 6 человек. Это был еще один удар по русским келлиотам. Но русские монахи, уже многое претерпевшие к этому моменту, не устрашились нового препятствия. Они обратились с многочисленными жалобами в русские консульства в Солуни и Константинополе. Им все же удалось добиться сочувствия в правительственных органах и в Государственной Думе.
Переворачивая эту страницу, ловишь себя на мысли, что все писавшие о русских келлиотах как бы составляют хор, где каждый певец внимательно следит за палочкой дирижера. Большинство из тех, кто пишет о келлиотах, как заклинание, повторяет слова о каких-то страшных нарушениях афонской жизни и даже каких-то особых грехах келлиотов. Это все единичные случаи, в то время как многие греческие «руководители» монастырей лежат ни диванах, курят, едят мясо даже в постные дни и прочее. А что это за прочее? Оно почему-то тщательно спрятано за многими необъективными материалами, в которых автор обязательно бросает камень в русского монаха.
Позже и чиновники в России, и дипломаты в Константинополе, и профессор Дмитриевский поймут, что русские келлиоты в действительности были единственной реальной силой в русском монашестве на Афоне. В 1912 г. на Афон пришли греческие войска, фактически захватив его незаконным образом, – и крупные обители не нашли в себе сил сопротивляться притеснениям новых греческих властей, весьма далеких в реальности от православной веры. И только келлиоты оказывают сопротивление натиску греческих националистов. Что же хотели последние? Не просто захватить афонский полуостров, но и освободить его от варваров-инородцев, в первую очередь от русских.
В ходе Первой Балканской войны политическое положение Афона стало неопределенным, и греческие монахи призвали солдат: те захватили Афон, прогнав турецких чиновников. Переход Афона под власть молодого националистического греческого государства положил начало новым тенденциям в монашеской жизни и обусловил умирание Афона, что, в общем, было на руку либерально-националистическим властям, считавшим, что Православная Церковь – это средство для распространения эллинизма[169][170]. Обратимся к основным историческим событиям тех дней и увидим, что последующая история Афона обусловлена событиями ноябрьских дней 1912 г.
Иеромонах Савва, настоятель келльи Прп. Саввы Освященного Пантократорского монастыря
26 октября в день своего небесного покровителя город Солунь был занят греческими войсками под командой диадоха Константина. 2 ноября около 12 часов дня к афонской пристани Дафни подошел греческий миноносец «Фиэлла». На берег высадились 67 греческих матросов. Тут же были заняты правительственные здания и спущен турецкий флаг. Вместо него был поднят греческий национальный. Миноносец ответил салютом. По телефону из Дафни Протат был извещен о прибытии греческого миноносца и о переходе Афона под власть греческого правительства. Немедленно Протатом была отправлена депутация для встречи дорогих для греческого населения Афона гостей. Через полтора часа после прихода «Фиэллы» к Дафни подошел греческий броненосец «Георгий Аверов» и еще два миноносца. Вице-адмирал броненосца Павел Кундуриоти[171] приказал старшему офицеру «Фиэллы» Телемаху Курмулису, назначенному временным правителем Святой Горы, ознакомить прибывшую депутацию Протата с королевским декретом[172][173]. Чувство удивления и горечи не покидает нас, когда мы читаем этот чудовищный документ.
«Именем его величества короля эллинов Георгия I мы, вице-адмирал Павел Кундуриоти, начальник Эгейского флота, повелеваем жителем Афонского полуострова (Св. Горы):
1. Афонский полуостров (Св. Гора) весь занят нами и составляет отселе нашу оккупацию, находится в состоянии блокады по эллинским законам[174].
2. Турецкое владычество в сем полуострове упраздняется. Власть же оного принимает командир отряда оккупации, помощник капитана Телемах Курмулис с несколькими офицерами сего отряда и чиновниками, какие будут назначены.
3. Местные дела будут разбираться, до новых наших распоряжений, как и доселе, сими же чиновниками, но под высшим надзором самого командира сего отряда, имеющего право заменять дурных и небрежных другими[175].
4. Существующие доселе законы и местные обычаи или права собственности будут продолжать действовать и применяться различными властями правления под надзором сего командира отряда, который имеет право ведать всякое дело и приказывать подавать ему в установленное время прошения[176].
5. Мы ручаемся за совершенное уважение и ненарушимость прав: собственности, религии, личной свободы, жизни, чести, семейных (!) отношений и имущества всех жителей занятой нами сей местности без различия племенного происхождения или религиозного верования (!), считая всех безразлично равными между собою как относительно прав, так и обязанностей[177].
6. Ручаемся оказывать покровительство священным и честным человеколюбивым учреждениям, монастырям и скитам, имущество коих остается неприкосновенным. И они будут управляться без вмешательства сего командира.
7. Охранение вышесказанных прав, за кои мы поручились, от всякой опасности и нарушения возлагаем на командира сего отряда, устанавливающего полицию на сем полуострове и имеющего власть делать свои приказания сей полиции какого бы то ни было характера, но общие для всех жителей и налагающие равные обязанности на них без различия племенного происхождения или религиозного. И во всяком случае не могущие нарушать монашеское жительство и его управление на Св. Горе.