В 1894 г. Крестовозвиженскую келлью возглавил известный иеросхимонах Пантелеймон, в миру Петр Иванович Важенко, уроженец Курской губернии. Он прибыл на Афон в 1878 г. и так же, как другой Петр, впоследствии настоятель Благовещенской келльи о. Парфений, стал учеником знаменитого старца Хаджи-Георгия, известного всему Афону своей строгостью. Уже сам выбор этой строгой афонской обители не согласуется с образом человека, охотнее живущего в миру (Константинополе), чем на Святой Горе, что пытались приписать о. Пантелеймону его недруги. Да, о. Пантелеймон много времени проводил в Константинополе и создал там в 1900 г. подворье своей келльи. Да, он приобрел в 1903 г. в 8 верстах от Иерусалима Фаранскую обитель Преп. Харитона Исповедника, которую в свое время не удалось приобрести даже самому архимандриту Антонину (Капустину), и населил ее русским братством из 7 человек. Но критики и обвинители старца забывают добавить, что делалось это при участии русского консульства, с благословения Иерусалимского Патриарха Дамиана. Также, как забывают сообщить, что в конце XIX и в начале XX в. многие русские афонские монахи готовили себе обители вдали от Афона, зная, что вспышка национализма может обернуться бедой для монахов другой национальности. Кроме того, приобретение этого участка земли было важным делом для противодействия католикам, активизировавшимся в тот период на Святой земле. Иеромонах Пантелеймон был действительным членом Императорского Православного Палестинского общества. Но это еще не все.
Крестовоздвиженская келлья Каракальского монастыря. Фотография начала XX в.
Русские афонцы из этой келльи принимаются за возрождение монастыря Св. Пророка Илии под Бейрутом, близ того места, где вмч. Георгий победил змия. Монастырь в скором времени населяется 40 русскими монахами. Планировалось расширить эту обитель. Так русское монашество двигалось на Восток[257]. Целью организации этих подворий была помощь русским паломникам. В самой же Крестовоздвиженской келлье, по данным 1913 г., размещалось около 70 человек.
Крестовоздвиженская келлья Каракальского монастыря. Литография, вторая половина XIX в.
Крестовоздвиженская келлья Каракальского монастыря. Внутренний вид храма. Современное состояние
Пожалуй, из всех келлий этой досталось неприятностей больше всех. Монастырь выдал документ, в котором кроме трех лиц, по афонским обычаям приемствующих друг другу, значилось еще 12 человек непоименованных и сколько угодно иноков-послушников. Монастырь выдал подобный документ, поддавшись корыстолюбию. Затем спохватился и желал правдами и неправдами получить его обратно. Русское братство быстро умножалось и достигло 55 человек. Монастырь запрещал любое строительство и даже ремонт келльи, так что насельникам приходилось жить в землянках. Но после, не выдержав, русские братья, не ожидая больше никаких разрешений, сделали необходимые постройки. Ответом было уже известное побоище, учиненное в 1905 г. под праздник Святой Троицы. О нем было рассказано в журнале «Сообщения Императорского Православного Палестинского общества» за 1906 г. и подробно говорилось в предыдущей главе. Один из монахов келльи потом выразил это событие в поэтической форме:
Накануне великого праздника Тройцы
Когда стадо Крестовское сном почивало.
Каракальцы вломились, как глупые овцы.
Разорить нас и выгнать во что бы ни стало.
Прибежали во двор стоголовой ватагой
С топорами, ломами, мотыками с гиком,
С лихорадкой и пеной, с овечьей отвагой…[258]
Крестовоздвиженская келлья Каракальского монастыря. Внешний вид храма. Современная фотография
У этих событий была богатая предыстория. Иеромонах Пантелеймон с братством численностью в 20 человек приобрел келлью, находящуюся в запустении, где проживало 6 человек престарелых монахов. Уступая обитель за 3000 турецких лир, монастырь обязал о. Пантелеймона принять этих 6 человек в число своей братии и содержать до смерти. Когда братство уже заняло келлью, вдруг оказалось, что в акте на владение число братьев определено не в 26, а только в 3 человека. Вследствие протеста настоятеля был выдан дополнительный акт, в котором число братии определено в 12 человек, и сверх этих 12 могут жить еще 12 русских иноков, но под видом рабочих. За все эти услуги братство должно уплатить монастырю по 25 турецких лир, якобы за дрова. Не видя другого выхода, братство вынуждено было принять дополнительный акт и, разумеется, оплатить «дрова». С благословения монастыря братья приступили к ремонту и перестройке своей обители, вскоре был устроен водопровод с водохранилищем. На все это было израсходовано около 3000 турецких лир. Но мирное сосуществование с монастырем продолжалось недолго – всего 6 месяцев, после этого начальство Каракальского монастыря одумалось, решило, что продешевило с дополнительным актом и потребовало его назад. Братство, разумеется, отказалось отдать документ, дело поступило в афонский суд, который, конечно же, признал дополнительный документ недействительным, о. Пантелеймону был дан трехмесячный срок, чтобы наладить отношения с монастырем. В противном случае братству угрожало выселение. Дело было передано турецкой полиции, которая ничего предпринимать не стала. Видимо, это побоище – одна из попыток решить вопрос собственными силами.
Мы знаем о двух причинах национальной розни, посеянной греками: опасение «панславянизма» и корыстолюбие греков, ставшее легендарным.
О. Пантелеймон был одним из учредителей «Братства русских келлий» и действительным членом правления миссионерского общества. В конце концов греческие националисты затеяли целое дело против о. Пантелеймона и требовали запрещения русского старца. Ему предъявлялись следующие обвинения:
1. Клирику нельзя служить сразу в двух местах – принадлежать Вселенской Церкви и быть игуменом Лавры.
2. Что он не подчиняется ни монастырю, ни Протату, ни Патриархии.
3. В торговле святынями и несоответствующем монашескому званию поведении.
4. Что под отлучением продолжает священнодействовать.
На эти заявления о. Пантелеймон давал простые и точные ответы, которые, впрочем, нигде особенно не прозвучали (в отличие от обвинений). Старец писал, что Лавры он не приобретал, а при посредстве русского консульства русский мирянин приобрел пустой участок земли у турецко-подданных. Неподчинение же его заключалось в том, что он не хотел вернуть упомянутый выше дополнительный акт на келлью по очень простой и знакомой каждому русскому келлиоту причине: не хотел быть выгнанным из келльи вместе со своим братством. О притеснении со стороны Каракальского монастыря о. Пантелеймон докладывал Патриарху Иоакиму. Но, покинув Афон и заняв во второй раз Патриарший престол, Иоаким III тут же забыл о своей дружбе с русскими келлиотами во время пребывания на Святой Горе. Видимо, такие воспоминания грозили новой ссылкой. И никакого ответа о. Пантелеймон не получил. Замечателен ответ о. Пантелеймона на третье обвинение. Старец не знает, что в нем подразумевается. Единственное, что он может сказать: никто не видел его пьяным, дерущимся, присваивающим чужое, а также курящим табак и евшим мясо[259]. Старец добавляет, что и вне Афона он ведет себя так же. Интересно, что, как мы знаем, многие «преуспевающие» греческие монахи из идиоритмов и курили, и пили, и ели скоромное даже в постные дни. И кто же обвиняет о. Пантелеймона? Греческие монастыри, среди которых в то время было много идиоритмов, то есть обвиняют как раз те, кто часто и ведет себя неподобающим образом. Кто отличался торговлей святынями, нам хорошо известно. Старец же говорит, что вынужден иногда приобретать для своей келльи ладан, иконы, свечи, масло и др. О запрещении или извержении из сана о. Пантелеймон ничего не знает. Правда, во время его отсутствия приходили два афонских стражника и приклеили на заборе какую-то бумагу. От Патриарха же не получал о. Пантелеймон никакого указа. Мы уже знаем о смутах в келлье после смерти о. Пантелеймона, во время Первой мировой войны эти нестроения потребовали приезда даже консула Кохмановского. После смерти о. Пантелеймона (8 января 1915 г.) старцем келльи стал о. Лот, а его преемниками иеромонахи Филарет и Серафим. Назначение иеромонаха Лота старцем келльи вызвало неудовольствие среди братии, особенно среди тех, кто жил вне Афона.
Иеросхимонах Макарий так пишет о Крестовской келлье в 30-е гг. XX в.: «Келлья отличалась уютностью своих построек и имела маленькую церковку во имя Воздвиженья Честного и Животворящего Креста Господня. В отдельном маленьком домике была небольшая, хорошо подобранная библиотека, в которой я и проводил время в книжных занятиях. Моими друзьями были иеросхимонахи: о. Константин, о. Мелитон и о. Филарет»[260]. В 1962 г. в келлье еще проживали иеромонах Афанасий, который тогда еще служил, и 2 монаха, которым обоим было по 80 лет.
Есть другое небольшое, но емкое свидетельство о жизни в келлье послереволюционного времени: «Каждая общежительная келлья – это своего рода жемчужина в громадном и великолепном венце православной веры, каковым является весь Афон. Иначе и назвать нельзя эти келльи, ибо от каждой из них исходят незримые, но явно ощутимые лучи живительного духовного света – света Христовой истины и спасительной красоты Ее учения.
Келлья Св. Артемия и Воздвижения Креста Господня, келлья Вознесения и преподобного Евфимия, келлья Св. Николая Чудотворца, которую издали трудно и рассмотреть в кущах густой растительности, – какой неизгладимый след оставили вы все в моей скитальческой душе!»
«В толпе же „гостей” Крестовской обители можно было теперь наблюдать разнообразных монахов-странников, едва прикрытых обветшавшими от времени ветхими рясками, обутых в самодельную, сильно поношенную обувь и чуть ли не по самые глаза обросших густыми волосами. Это и были „странники-сиромахи”, которые десятками лет ведут на Афоне скитальческую жизнь,