Разрушенный храм келльи Святых Архангелов
Когда я попросил у него какой-нибудь сосуд, чтобы положить ему немного варенья из айвы, которое мы обычно варили в своей каливе, он отказался. Однако уступил, когда я стал настаивать. Пошел и принес мне глиняную тарелку. С первого взгляда было заметно, что он много раз использовал ее, не моя. Ясно были видны остатки пищи! На какой-то момент я заколебался, можно ли положить сюда варенье. Однако старец, поняв мое замешательство, заулыбался и сказал мне на ломаном греческом:
– Я – пустынник, пустынник я.
Я положил варенье на эту отталкивающую для нас, обычных людей, тарелку. Я был взволнован строгостью, порабощением плоти и чувств старого аскета. Кто знает, как он использует это варенье… Может, как древние аскеты, которые наливали воду в еду, чтобы она утратила свой вкус и чтобы таким образом не услаждать своего вкуса.
В одном порыве я склонился, чтобы ухватиться за его подрясник, поцеловать ноги, однако он успел раньше меня. Одним незаметным движением он оказался передо мной коленопреклоненным головой до земли. Услышал, как он, находясь в таком положении, шепчет: „Благодарю. Благодарю…” Это был незабываемый пустынник – высший офицерский чин русской армии, знавший несколько языков, всесторонне образованный отец Никон». Второй отрывок, более короткий, тоже достоин цитирования.
«– Здесь, – сказал мне мой собрат, – находится калива „Святой Георгий”, где безмолвствует один очень образованный русский, о. Никон, бывший в прошлом офицером русской армии.
Мы постучали в дверь и обождали. Вскоре показался поседевший благообразный монах, с небесной улыбкой и какой-то внемирной добротой на лице. Мы оставили ему немного еды, взяли у него благословение, облобызав его освященную руку, и продолжили свой путь»[277].
Это был незабываемый пустынник – высший офицерский чин русской армии, знавший несколько языков, всесторонне образованный отец Никон.
Удивительно, что многие карульцы, среди которых были и русские, отличались долгожительством. Так, русский монах Нил, исихаст, прожил около ста лет. И по преданию, он сам решил подправить Владыку, медлившего призвать своего раба. Сам приготовил себе могилу, с помощью молодого монаха сам забрался в нее и тут же предал дух своему Домовладыке. Иеросхимонах Феодосий и его ученик Никодим также дожили до глубокой старости. Видимо, уже в глубокой старости умер и другой русский иеросхимонах, самый загадочный карульский житель, в миру представитель высшего света – о. Парфений.
Так и не удается пока открыть тайну личности о. Парфения. В современном карульском предании он изображается великим князем и членом дома Романовых. Известно только, что он был княжеского рода и, по собственному его воспоминанию, играл в детстве с будущим греческим королем Георгом II. Хоть это, несомненно, преувеличение. Храм келльи, в которой подвизался о. Парфений, был построен известным подвижником – схимонахом Иннокентием Сибиряковым, бывшим сибирским золотопромышленником, и был посвящен свт. Иннокентию и преподобному Давиду. Можно представить себе и благолепие карульского храма. Храм, к сожалению, полностью сгорел несколько лет назад.
Жизнь иеросхимонаха Парфения, без сомнения, могла бы украсить «Афонский патерик». Многие афонские монахи ощущали, как от него исходило благоухание… Всего лишь два факта… В 2002 г. в 25 номере «Русского паломника» опубликованы воспоминания схимника Макария о карульских монахах. Об о. Парфении говорится так: «Личность таинственная. Слышно было, что принадлежал к известной княжеской фамилии. Очень редко кого принимал в своем домике с церковкой. Часто служил Св. Литургию, а помогал ему о. схимонах Зосима-карулец, пел и читал на клиросе. Других он не допускал на свое служение. Я все же один раз удостоился быть принятым в его домике и в беседе с ним за чашкой чая ясно увидел, что он не из простых людей. Не буду останавливаться на нашей беседе. Но он был подвижник и делатель умной молитвы. Его собранность чувств, его отчужденность от мира говорили сами за себя, подавая пример и нам, желающим спасаться. Его дворик с церковкой находился внизу, недалеко от моря, окруженный оградою. Дворик был нам хорошо виден, с дорожкой посередине, по которой о. Парфений имел привычку ходить и тянуть четку. Почил тихо и мирно и незаметно. Какова была его жизнь, такова и кончина». О. Никодим Карульский пишет о каких-то разногласиях, которые возникли между иеромонахом Парфением и старцем Феодосием. О. Парфению не нравился порядок жизни о. Феодосия, его совместные частые собрания с карульцами, праздничные трапезы. В ходе этих собраний старец пытался воспитывать своих учеников, и это не нравилось о. Парфению, который перестал ходить к о. Феодосию на службы. Так прошло 10 лет. Но перед смертью о. Феодосия он стал посещать его и исповедовать, а потом и похоронил старца.
Вот как вспоминает о нем архимандрит Херувим: «Я был наслышан о мудрости, святости и благородном происхождении последнего. Когда он открыл мне калитку своей келльи, я увидел его перед собой, как символ победы над мирской славой и суетой. Аристократическая, благородная фигура, одетая в порванную рясу»[278]. Далее о. Херувим из беседы с о. Парфением понял, что тот, будучи ребенком в Петербурге, играл вместе с будущим греческим королем Георгом II. Это единственное надежное сведение о происхождении этого таинственного монаха. О. Парфений вел высокую духовную жизнь, об этом свидетельствует все тот же архимандрит Херувим: «Безусловно, он должен был принадлежать к первому десятку самых добродетельных мужей Афона своей эпохи»[279].
После о. Парфения в этой келлье подвизался иеромонах Серафим родом с Дальнего Востока, учеником которого и был о. Симеон, ныне здравствующий сербский монах. Недолгое время жил в этой келлье и архимандрит Софроний (Сахаров).
Иеросхимонах Серафим родился около 1903 г. и юношей вместе со своими родителями бежал в Китай. Там он получил высшее инженерное образование. Затем он уехал в Сербию, где поступил в Мильковский монастырь. Когда во время Второй мировой войны на монастырь напали титовские партизаны, то он вместе с о. Антонием (Медведевым), впоследствии архиепископом Сан-Францисским, и о. Стефаном (Карульским)[280] бежал из монастыря через окно. По воспоминаниям о. Стефана, вдогонку им свистели пули. После бегства из монастыря о. Стефан прибыл на Афон, где поселился в келлье Св. Саввы на Капсале, а затем уже переселился на Карулю. За два месяца до смерти о. Серафим обратился к доктору и осенью 1981 года во время пребывания в женском Свято-Троицком монастыре в Ламии около г. Волос скончался. О. Серафим оставил несколько дневников, в которых записывал мысли о спасении[281].
На так называемой внешней Каруле, до которой можно добраться от пристани без особого труда, без опасных передвижений по цепям и обрывам, находится Троицкая келлья. В ней долгие годы провел иеросхимонах Феодосий.
О. Феодосий (Василий Васильевич Харитонов) родился в 1869 г. в Саратовской губернии в зажиточной крестьянской семье. Старец был младшим, пятым по счету ребенком в семье. По окончании учебы в сельской школе Василий (таково было его мирское имя) был взят на казенный счет в Саратовское духовное училище. После этого он поступил в Вологодскую семинарию, которую кончил первым учеником и был принят в Казанскую академию на казенный счет. Академию о. Феодосий окончил в 1894 г. со степенью магистра богословия. Диссертацию будущий афонский монах написал на тему: «Обозрение сочинений епископа Феофана, Вышенского затворника». Там же он принял монашество с именем Феофан и был рукоположен в иеромонахи и назначен на должность надзирателя в Симферопольскую семинарию. Затем пять лет, с 1896 по 1901 г., был инспектором в Вологодской семинарии, но после оставил мир и ушел на Афон. Здесь началось другое серьезное и продолжительное учение. Старец поведал своему ученику, схимонаху Никодиму, о своей борьбе только с одной страстью – гневом. На Афоне о. Феодосий (тогда еще Феофан) пошел путем русского келлиотского монашества и поступил в знаменитую келлью Свт. Николая, именуемую здесь Белозёрка, в 1901 г. Три года он прожил здесь, неустанно борясь со своей страстью – гневом, и видел, что не мог победить ее. И старец отправился к иеросхидиакону Лукиану, проживавшему в келлье близ Пантелеймонова монастыря. Этот диакон, известный в Пантелеймоновом монастыре как живописец, ученик самого духовника Иеронима, был достоин такого выбора, потому что был очень суров по характеру, и послушничество у него было лучшим способом обрести смирение. Новый послушник старался терпеть все, но иногда впадал в уныние и слышал: «Ну, что ты нюни распустил». Выдержать будущему старцу удалось только полтора года.
Карульский монах. Фотография середины XX в.
Глава иеросхимонаха Феодосия (Харитонова)
Дальше путь его лежал на Капсалу, место рядом с Кареей, где и по сей день живут отшельники и келлиоты. Здесь он проводил настоящую подвижническую жизнь, вкушая немного супа с сухарями и держась безмолвия. Но когда он по обыкновению спрятался от посетителей, вдруг услышал через дверь слова иеромонаха из Андреевского скита: «Не усидишь ты в своем безмолвии – где твоя любовь к ближним?» О. Феодосий задумался. Он решил осилить тот путь, которым не смог пройти – снова вернулся к о. Лукиану. На этот раз он выдержал только полгода. Старался все терпеть, но не выдержал: «Врачевахом Вавилона и не исцеле», – говорил его старец.
Святые останки старца Феодосия с большим почтением хранятся современными карульцами
Подвижник отчаялся: понял, что не может выдержать настоящего послушания, и решил испробовать братское житие, которое есть первая ступень к жизни отшельнической. Он организовал на Капсале нечто вроде маленького скита из трех монахов, которые каждую неделю из своей среды выбирали старшего и слушали его как игумена. Но самодельный скит скоро развалился. Иеромонах Феофан решил проводить самостоятельную жизнь по-отшельнически, но прибегая к духовным советам старцев. Одним из таких старцев, к которому он обращался, был иеросхимонах, по имени тоже Феодосий, известный на Афоне не только своим происхождением, но и своей монашеской жизнью. Этот о. Феодосий был грузин и жил в грузинской келлье апостола и евангелиста Иоанна Богослова Иверского монастыря