Глава 68
Крах денежной реформы. - Экономика за счет дореволюционной
России. - Изменение государственных монополий. Индустриализация. - Первые пятилетки. - Экономический подъем и
понижение уровня жизни Русского народа.
На золото и серебро, изъятое у Русской Церкви, большевики уже в конце 1922 года стали чеканить сначала серебряные полтинники и рубли, а с 1923-го - золотые червонцы. Этот антинародный акт был назван денежной реформой, которая официально была завершена выпуском в обращение государственных казначейских билетов достоинством в один, три и пять рублей золотом, а Наркомфин приступил к чеканке и выпуску в обращение разменной серебряной и медной монеты. 1 июня 1924 года большевики объявили, что ими создана твердая советская валюта. Однако поддержать "твердость" валюты привычным декретом советской власти не удалось. Этому не способствовали прежде всего состояние экономики и неуверенность многих участников общественного производства в завтрашнем дне. Золото и серебро быстро исчезли из обращения, частично пропав за границей, частично осев в "чулках" населения России. Бумажный же рубль стал, как и раньше, падать в це
688
не. Потерпев крушение своих надежд по-настоящему укрепить рубль, большевики уже в 1925 году прекратили чеканку серебряного рубля, а в 1928 году - и полтинника.
Попытки организовать настоящий хозяйственный подъем большевикам не удавались. Вплоть до 1928 года советская экономика в основном существовала за счет активов дореволюционной России. Проедались основные фонды, созданные при Царе. Инвестиции в основные фонды были минимальны, а производительность труда на государственных предприятиях находилась на очень низком уровне по сравнению с 1914 годом. Как справедливо отмечал польский дипломат С. Патек, "во внутренней своей жизни СССР по большей части как экономически, так и персонально живет за счет материала, накопленного в царское время".*1
В поисках выхода из тяжелейшего экономического положения большевистский режим решается на договоры о концессиях с частными предпринимателями и иностранными фирмами на эксплуатацию промышленных предприятий, земельных и других угодий. Суть концессий состояла в том, что их организаторам за определенную плату предоставлялось право перекачивать ресурсы России в зарубежные страны. Цены на эти ресурсы устанавливались по минимуму, что позволяло зарубежным дельцам бессовестно грабить Россию, ее недра, лесные и другие природные богатства. Из 145 концессионных договоров, заключенных в 1922-1926 годах, 36 были созданы в сфере торговли (по обслуживанию перекачки русских ресурсов за рубеж), 6 - в лесном хозяйстве, 10-в сфере сельского хозяйства, 6 - в области рыболовства и охоты (добыча пушнины), 25 - в горном деле, 32 - в обрабатывающей промышленности, 12-в сфере транспорта и связи, 3 - в строительстве. Однако концессионные предприятия не получили широкого распространения, так как иностранные предприниматели требовали от большевиков поделиться с ними не только природными богатствами России, но и властью над Русским народом, а это вызвало большую обеспокоенность большевиков.*2
В начале 20-х годов степень монополизации и централизации управления промышленностью снижается, однако не настолько, чтобы можно было говорить о самостоятельности развития промышленности. Наряду с системой главков была создана система преимущественно крупных сильно централизованных трестов, определявших всю политику промышленности. На долю 140 крупных трестов приходилось 90% всех
*1 Вопросы истории 1993. N 3.С. 47. *2 К 1933 году все концессии, кроме японских на Дальнем Востоке, были ликвидированы.
689
рабочих трестированной государственной промышленности, на остальные 240 трестов - только 10%. Это свидетельствовало об очень высокой централизации управления промышленностью. Трудно было говорить и о самостоятельности трестов. За главками ВСНХ сохранялось право общего руководства, определения направления хозяйственной деятельности, утверждения производственных программ и смет, обязательных для трестов, право распределения прибылей. Ограничивалось также право трестов распоряжаться своими основными фондами. Хотя предполагалось, что тресты могут продавать свою продукцию по договорным ценам, довольно часто постановлением ВСНХ и СТО назначались обязательные цены.
Предприятия, входившие в трест, не имели права юридического лица, а считались его производственной единицей. Они не имели ни своего баланса, ни своей отчетности, не могли самостоятельно выступать на рынке. Руководители предприятий не знали точно, как работает их предприятие, так как балансы хорошо работающих предприятий сливались с балансами отстающих в один общий баланс треста. Такое положение не заинтересовывало работников предприятий в улучшении производства и проявлении инициативы. Мелочная регламентация деятельности предприятий со стороны трестов, а деятельности трестов со стороны главков ВСНХ на деле перечеркивала многие возможности официально провозглашенного коммерческого хозяйственного расчета.
Для того чтобы тресты не вступали во взаимную конкуренцию, не сбивали у друг друга цены, производится объединение трестов в торговые синдикаты, монополизирующие вопросы сбыта и снабжения той или иной отрасли в конечном счете в ущерб потребителю. Синдикатам давались плановые задания ВСНХ, которые они были обязаны выполнить любой ценой. А это еще раз накладывало ограничения на деятельность государственной промышленности.
Парадоксально, но именно эта мелочная государственная поддержка сдерживала развитие трестированной промышленности. Результаты деятельности государственных предприятий, несмотря на то что они обладали лучшим оборудованием, по мощности во много раз превосходящим частные предприятия, были совсем не утешительны. Частные и кустарные предприятия, несмотря на множество чинимых им препятствий, оказались гораздо более жизнеспособными и эффективными. Выработка на один человеко-день на частном предприятии составляла 29 рублей, а на государственном - только 18 рублей. Частная и кустарная промышленность, несмотря на значительные ограничения, развивалась быстрее государственной. 1600 мелких частных предприятий
690
(с численностью занятых менее 50 человек) давали такой же объем продукции, что и 3300 мелких государственных предприятий. Соревнование "кто кого" складывалось явно не в пользу государственных предприятий.
С июля 1924 года начали открываться частные кустарные предприятия. Для их деятельности никаких особых разрешений не требовалось, можно было нанимать до 10 рабочих при моторе и до 20 без мотора. По переписи ЦСУ СССР, в 1923 году было зарегистрировано 166 тыс. кустарно-промышленных предприятий, из которых 88% принадлежали частным лицам, 3% - кооператорам и 7% - государству. За первый год кустари удвоили свою продукцию, что вызвало большое беспокойство Троцкого. "Что такое ремесло и кустарничество? - спрашивал он. Это тот питательный бульон, из которого в прошлом развился наш капитализм..." Значит, его надо ограничивать, и на кустаря начинаются гонения. Если кустарь имеет учеников (а без учеников ему было нельзя), он объявляется эксплуататорским элементом, его обкладывают налогом, лишают избирательных прав, повышают плату за коммунальные услуги, детей в школу принимают в последнюю очередь и за высокую плату. Что ему остается делать? Бросить все и переходить рабочим на государственное предприятие.
Круговую оборону против дискриминационных мер приходилось держать и частным (или арендуемым) предприятиям. Для них и оборудование похуже, и сырье в последнюю очередь, и кредиты в меньшем объеме и на худших условиях. Частные предприятия постоянно чувствовали себя под угрозой закрытия, ощущали свою обреченность и неустойчивость существования. Отсюда крайне низкая доля накопления на частных предприятиях (в три раза ниже, чем на государственных).
Так постепенно путем создания особенно привилегированных условий для госпредприятий, с одной стороны, и ущемления частников и кустарей - с другой, выращивалось хилое и маложизнеспособное дерево монополизированной и сильно концентрированной промышленности, работники и руководители которой были слабо заинтересованы в ее развитии. Монополизированная промышленность могла поддерживаться "на плаву" только путем постоянного "вливания" в нее все новых и новых ресурсов, прежде всего за счет эксплуатации крестьянства, вынужденного платить за промышленную продукцию государственных предприятий в несколько раз больше ее действительной стоимости. При высокой себестоимости промышленной продукции ее качество было очень низким, а ассортимент крайне бедным. Проблемы качества продукции в середине 20-х годов встала,так остро, что было созвано
691
особое совещание по улучшению ее качества,*1 потребовавшее еще сильнее завинтить гайки монополизации промышленности, сосредоточить в одних руках руководство производством и сбытом большей части промышленной продукции.
В 1925 году Троцкий предлагает экономическую политику "сверхиндустриализации", ставит вопрос сверхтемпов развития. Успехи восстановления, писал он, подводят нашу страну к "старту", с которого начинается подлинное экономическое состязание с мировым капитализмом, а потому особое значение приобретает проблема темпов. По его подсчетам, совокупность преимуществ, которыми располагала советская власть, позволяла вдвое-втрое, если не больше, ускорить промышленный рост по сравнению с дореволюционной Россией. Речь, следовательно, шла примерно о 18-20-процентном ежегодном увеличении промышленной продукции.
Будущий академик С.Г. Струмилин в своих статьях и книгах обосновывает "принципы социалистического планового хозяйства" и высказывается за необходимость "взвинчивания темпов" индустриализации и коллективизации. "Наша задача, - утверждает Струмилин, - не в том, чтобы изучать экономику, а в том, чтобы переделывать ее; никакие законы нас не связывают; нет таких крепостей, которые большевики не могли бы взять. Вопрос о темпах решают люди".*2