ие в ВТО вызвало бурную реакцию со стороны посетителей. Как назло, в ресторане тогда царила невероятно пьяная атмосфера. Наш столик сразу окружили какие-то люди. Все хотели выпить с Володей. Я разгонял народ как мог. Когда мы вышли на улицу, Высоцкий был уже изрядно выпившим и попросил меня довезти его до дома.
…У него была с собой целая пачка денег. И мне показалось, что он от них пытался избавиться, отдать… Как будто предчувствовал… В ресторане он обращался к нам: «Тебе деньги нужны? Я могу дать!» Я отвез Володю домой. Больше я его не видел…
В июле 1979 года мы закрылись навсегда. За год до Олимпиады в органы поступило негласное распоряжение — проверить все злачные места. Наше заведение значилось первым в том черном списке.
Второе июля — этот день я запомнил на всю жизнь. В ту ночь к нам съехалась вся Москва — гуляли архитекторы, космонавты, актеры, режиссеры, писатели, элитные проститутки со своими зарубежными супергостями. В третьем часу ночи в ресторан ворвалась группа сотрудников КГБ с собаками. Прозвучала команда: «Всем оставаться на своих местах!» На столики поставили таблички с номерами и стали фотографировать гостей. Покинуть заведение мог только тот, кто предъявил документ. Остальных отправляли в Красногорское УВД. После этого случая директор ресторана принял решение расформировать ансамбль. Меня тогда таскали в органы, в областной ОБХСС, допрашивали, сколько денег удалось заработать.
Через некоторое время мы перебрались в кафе «Спортивное». Работали до часу ночи. Деньги с клиентов за меня брал мой приятель Миша Катаманин. Он теперь известный чикагский миллионер. Однажды я давал концерт в честь приезда Алена Делона. Собрался весь столичный бомонд. Во втором часу ночи в заведение ворвались менты. Слава богу, Делон к тому моменту уже покинул кафе. Несчастный Катаманин был вынужден проглотить доллары, которые получил от гостей. Самое интересное, что руководил той облавой мой школьный приятель. Поэтому меня единственного отпустили.
До меня доходили слухи, что одну из таких облав устроила супруга Михаила Звездинского. Почти за месяц до этого, 8 марта, прямо на своем ночном концерте он был арестован. И как мне рассказывала известная светская тусовщица по имени Дюльбара, бывшая стюардесса, которая одевала пол-Москвы в заграничные шмотки, облаву у меня на концерте была устроена с подачи жены Звездинского. Мол, Мишу посадили, а Кипа останется в шоколаде?! Но Миша-то «гулял» широко, на его «ночники» попадали случайные люди — всякая шушера. И поэтому после ареста на Звездинского многие показали, что давали ему деньги, — в результате он получил восемь лет. А у меня была проверенная аудитория, и меня не «заложил» ни один человек. Однако с «ночниками» пришлось распрощаться навсегда…
Сегодня Анатолий Бальчев продолжает заниматься музыкой, правда, уже не на ресторанной сцене: его песни исполняют многие звезды нашей эстрады, а мелодии звучат в нескольких российских сериалах и документальных фильмах. Он выпустил 3 компакт-диска с авторскими вещами, песнями Высоцкого и классикой жанра.
Часть XIII. «Музыкальные диверсанты»
«Запрещенные пластинки»
«Мне кажется, вам пора освежиться», — хочется повторить мне вслед за героем «Бриллиантовой руки» и предложить вам покинуть загулявший кабак, чтобы отправиться в Шереметьево-2 и вылететь транзитом через Австрию и Германию — в Штаты. Если бы мы смогли осуществить подобный вояж в советские годы, то смогли бы совершить массу открытий на ниве Русской Песни. «Смогли бы… — ответит мне каждый читатель старше тридцати. — Да только кто б нам дал…»
Конечно, поездки в капстраны были доступны в СССР только избранным, проверенным товарищам, да и тех бдительные сотрудники органов и таможни старались оберегать от необдуманных поступков.
Передо мной документ, датированный декабрем 1947 года:
Список грампластинок, запрещенных к ввозу в СССР:
1. Д. Медов. «Колумбия»
1) «Письмо к матери»; «Привет с родины»
2) «Прощай, мой сын»; «Казбек» и все другие вещи в его исполнении.
2. Коля Негин. «Кисмет», «Колумбия»
1) «Лунная серенада»; «Корсетка»
2) «Оружьем на солнце сверкая» и все другие его вещи.
3. Адя Кузнецов. «Колумбия»
1) «Вы здесь, и я влюблен» и все другие вещи в его исполнении.
4. Моля и Михаил Донцовы. «Колумбия»
1) «Одесская панама»; «Ванька-ключник».
5. Даниил Дольский. «Колумбия»
1) «Прощай, красотка»; «Вот солдаты идут».
2) Циперович. «Военная сценка» (юмористический рассказ); «Торговец живым товаром» (юмористический рассказ).
6. Юрий Морфесси, у рояля князь Сергей Голицын. «Колумбия»
1) «Черные глаза»; «Калитка».
2) «Кошмары»; «Тени минувшего».
3) «Алла верды».
7. Люба Веселая и хор. «Колумбия»
1) «Казбек»; «Прощай ты, новая деревня».
2) «Ямщик, гони ты к Яру»; «О, эти черные глаза».
3) «Кирпичики»; «Прощай, мой сын».
8. Вера Смирнова. «Колумбия»
1) «Кругом осиротела»; Попурри из фабричных песен.
2) «Прощай, Москва»; «Ухарь-купец».
9. Владимир Дилов. «Колумбия»
1) «Бродяга».
10. Русский хор. «Колумбия»
1) «Маменька»; «Солдатушки».
11. Стрелецкий хор и хор Заркевича. «Виктор».
12. Хор донских казаков Сергея Жарова и все другие русские хоровые ансамбли
13. Владимир Неимоев. «Декка»
1) «Ты не грусти»; «Ах, Вы, мадам!»
14. М. Водянов. «Колумбия»
1) «Кобыла». «Бычок». Юмористические рассказы.
15. Цыганка Анна Шишкина. «Колумбия»
1) «Понапрасну, мальчик, ходишь».
16. Станислав Сарматов. «Виктор»
1) «В нашем саду»; «Каково мое положение».
17. Павел Троицкий. «Колумбия»
1) «Вертиниада»; «Вам 19 лет» — пародии.
18. Петр Лещенко. «Колумбия»
1) «Ты едешь пьяная»; «Кавказ».
2) «Яша за границей»; «Кофе утром, поцелуй».
3) «Ночью» (фокстрот с пением); «Зараза».
4) «Где вы, моя дорогая».
Содержание официальной бумаги говорит о многом: во-первых, среди артистов-эмигрантов появилось много новых имен, а «герои былых времен» — напротив, почти все исчезли. Умерла во французской тюрьме оказавшаяся советской шпионкой Надежда Плевицкая, тихо скончался в Стокгольме Николай Северский, вернулся в 1943 году на родину Александр Вертинский.
Оставались пока на эстраде Иза Кремер и Юрий Морфесси, но им уже дышали в спину подросшие дети первых изгнанников, решившие избрать для себя артистическую стезю.
Их имена и превалировали в циркуляре Главлита. Правда, составители допустили ряд ошибок в написании имен и названий, но сути дела это не меняло: на творчество «бывших» в стране победившего социализма было наложено строгое табу.
Запрет этот, как мы помним, брал начало еще в 20-х, но после войны репрессии в отношении творчества «предателей родины» усилились. Причины для этого были, с точки зрения советских идеологов, весомые. Их истоки кроются в пропаганде, развернутой немцами во время войны на нашей территории, где песня играла роль не менее мощного оружия, чем загадочные «Фау-2».
Русские голоса, восхваляющие на все лады по радио сладкую жизнь, обещанную оккупантами, очень нервировали власти. Через полгода после начала войны в «Комсомольской правде» (05.12.1941) появляется статья О. Г. Савича
Когда оборванный белогвардеец — бывший унтер Лещенко — добрался до Праги, за душой у него не было ни гроша. Позади осталась томная и пьяная жизнь. Он разыскал друзей, они нашли ему занятие: Лещенко открыл скверный ресторан. Хозяин, он был одновременно и официантом, и швейцаром. Он сам закупал мясо похуже и строго отмеривал его повару. Ни биточки, ни чаевые не помогали ему выбиться из нищеты. Кроме того, ресторатор зашибал. По вечерам, выпив остатки из всех бокалов пива и рюмок водки, он оглашал вонючий двор звуками гнусавого тенорка: «Эх, ты, доля, моя доля…»
Кому-то из друзей пришла в голову блестящая идея: ресторатор, официант, швейцар и унтер должен стать певцом. Выпив для храбрости, Лещенко взял гитару и начал петь романсы. И тут случилось чудо: песенки возымели успех. Сочетание разухабистой цыганщины с фальшивыми, якобы народными мотивами и гнусавым тенорком показалось пражским мещанам истинно русской музыкой. Лещенко нанял швейцара, затем официанта и перестал ходить на базар. Он выступал теперь только в качестве кабацкого певца.
Слава постепенно росла. Белогвардейцы подняли его, что называется, на щит. Гнусавый тенорок был записан на пластинки. Унтер оказался, кстати, поэтом — он сам сочинял слова своих душещипательных романсов. С размером и рифмой он не очень стеснялся. Но слова подбирал по принципу: чем глупее, чем пошлее — тем лучше. Белогвардейцы слушали забытые кабацкие мотивы и плакали. Иностранцы слушали и умилялись: это и есть русская душа, если русские плачут. А Лещенко бил себя по бедрам и с пьяной слезой в голосе выкрикивал: «Эх, чубчик, чубчик вьется удалой!».
Пришла война. Казалось, мир мог забыть белогвардейского унтера и удалой чубчик, оказывается, курилка жив.
Захватив наши города, фашисты организовали в них радиопередачи. Несется из эфира на немецком языке: «Говорит Минск, говорит Киев». А затем раздается дребезжание гитары и гнусавый тенор развлекает слушателей: «Эх, чубчик, чубчик…»
Унтер нашел свое место — оно у немецкого микрофона. Украинцы и белорусы слышали лучшие в мире оперы, симфонические концерты, красноармейские ансамбли, народные хоры — все это, разумеется с фашистской точки зрения было большевистской пропагандой. Теперь немцы принесли «подлинную культуру» — Лещенко.