История русского языка в рассказах — страница 15 из 39

хлопоты стоит довольно одиноко, хотя оно и встречается в памятниках начиная с XII века. Замена звука х на к и наоборот обычна в начале русских слов перед согласными р или л, сравните: крестьянин из христианин, клобук и нахлобучить, крупа и хрупкий. Тем не менее до XVI века употребляли все-таки наиболее древнюю форму нашего корня: клопоты. Например, в сборнике 1076 года, написанном для киевского князя Святослава, находим такое выражение: шум и клопот уши наполняет.

Очень интересно. Клопот, оказывается, в чем-то равен шуму, но все же от него отличается. Чем?

В древних текстах можно найти разгадку. С начальным х слово впервые встречается в одном из памятников XII века в такой фразе: И се слышаша глас хлопота в пещере от множества бесов. По сочетанию со словом глас (‘голос’) можно думать, что клопот, он же хлопот, — это беспорядочный шум, издаваемый множеством говорящих. Они говорят все вместе и враз, и притом их много.

Клопот — это шум голосов. Но он связан с какой-то озабоченностью, волнением. Это ясно и из другого фразеологизма, теперь утраченного, но хорошо известного еще в прошлом веке: держать в хлопочках, т. е. оберегать от всего, главным образом от всяких неприятностей и сомнений.

Пожалуй, исконное значение этого слова прекрасно иллюстрирует суматошливая наседка, которая бессмысленно суетится вокруг своих бесшабашных цыплят. Хлопоты, скажем так, — это ‘устройство дел и преодоление трудностей посредством кудахтанья’.



С этим же словом связаны и другие, родственные ему, например клепать ‘бить, ковать’, от которого произошло наше поклеп.

Итак, ‘ссор полон рот’, ‘шума полон рот’ — исконное значение нашего сочетания? Вполне возможно. Однако как же далеко отошло наше понимание этого выражения от исконного! Для нас здесь важно следующее: исконное значение нашей идиомы легко объяснить, ведь всякому ясно, что держать заботу во рту нельзя, а иметь полный рот всяких выражений, подходящих к случаю, — очень даже можно.

Но и это не все. По счастливой случайности в одном сборнике XVII века сохранилась полная форма нашего высказывания: Хлопот полон рот, а перекусить нечево. Замечательно и образно сказано, что-то вроде: «Полный рот брани, а не съешь!»

Только что выложенную перед вами цепочку фактов можно перевернуть и посмотреть на нее с другой стороны, т. е. с начала.

В самом начале перед нами — обычное предложение, всем понятное, хотя, как и всякое образное выражение, оно содержит в себе какой-то подтекст, в данном случае очень даже ядовитый.

Потом в языке исчезает или изменяет свое значение какое-то слово. В нашем случае это связано с изменением в значении слова хлопоты. Это приводит, с одной стороны, к некоторому изменению в значении всего сочетания, а с другой (и это важнее) — в смысловом отношении обогащает его, создает метафору, которая из поэтической находки одного человека становится всеобщим достоянием и, как разменная монета, идет по свету. Это образное выражение — пословица, в которой скрыт намек на очень многие ситуации, а не только на частную болтовню какого-то одного говоруна.

В частом употреблении сочетание утрачивает подробности, сохраняя лишь самые необходимые части, как правило, только начало формулы — умный человек поймет намек и сам сможет закончить начатое: Хлопот полон рот, а перекусить нечегоХлопот полон рот... (а дальше ты и сам знаешь!). От частого употребления, как видите, стираются не только монеты.

Особенно непонятным становится первоначальный смысл таких фразеологизмов, если в составе старых сочетаний были какие-нибудь древние грамматические формы. Одну из них мы уже встретили выше: ничтоже сумняшеся — сочетание со старой формой прошедшего времени, которая не сохранилась в русском языке.

Так постепенно от живого предложения (синтаксической единицы) мы дошли до малопонятного, неразложимого сочетания с определенным и всегда одним и тем же значением (лексическая единица). Предложение стало равно слову. 

Таких примеров много. Мы, употребляя теперь подобные фразеологические сочетания, попросту пользуемся теми увесистыми штампами, которые выбили для нас наши далекие предки. И со своей стороны мы сами сейчас готовим для наших потомков новые штампы такого же рода. Правда, сами мы этого не сознаем. И хотелось бы надеяться, что не одними канцелярскими штампами обогатим мы речь последующих поколений.

В некоторых случаях слова, составляющие предложение, настолько разошлись в своем лексическом и грамматическом значении, что исконный смысл выражения совершенно утратился. Когда мы слышим такое выражение, нам приходится вкладывать в него знакомые значения слова, «досочинять» его смысл. Иначе не поймешь, о чем речь. А если и поймешь, то — неверно. 

Вот вам выражение: сказка про белого бычка...

Слово сказка еще и в XVIII веке значило не то, что теперь. Уменьшительный суффикс -к- (как в рыбка, березка) образовывал его от слова сказ.

Сказ — ‘рассказ, подробное повествование’, а сказка — это ‘короткий рассказ’2 т. е. отчет, сжатый результат или, как говорят люди ученые, резюме[4] какого-то дела, исследования, открытия. И сказ, и сказка всегда рассказ о реальных, действительных событиях. Эти слова связаны с корнем -каз-, который имел значение ‘доказательство, обоснование, объяснение’. Съказати — ‘растолковать что-то непонятное, неизвестное, но тем не менее реально существующее’. Сказками, например, сибирские первопроходцы XVII века называли отчеты о своих походах, ср.: Скаска Володимера Отласоdа о земляхъ... Современное значение это слово получило довольно поздно, к концу XVII века, и сразу по нескольким причинам (они сложны, и мы не будем их излагать).

Сказка про белого бычка — бесконечное повторение одного и того же с самого начала, неустанное возвращение к одному и тому же. Иногда говорят: «сказка о белом бычке». Но даже если вы и допустили смешение предлогов о и про — ничего страшного. Такое смешение обычно в нашей повседневной речи. Даже очень образованные люди говорят: «Я рассказал про это им...» Вполне допустимая разговорная форма, хотя в некоторых выражениях и сохранилось еще исконное значение про, равное ‘для, ради’. Сравните: «Этот квас не про вас». А в русских памятниках допушкинской эпохи про употребляется только в этом старом значении, т. е. ‘для, ради’. Насолити про гость — значит не ‘насолить о гостях’ или ‘насолить гостям’. В Домострое, откуда извлечено это сочетание слов, речь идет о засолке грибов; так вот, для гостей надо засаливать самые лучшие.

На наших глазах изменяется исконное значение слова. Мы еще можем понять его и как бы перевести на современный язык, но уже считаем устаревшим. Настанет время, и в предлоге про все будут видеть только значение о, совсем позабыв о (про?) старых его значениях — таких же, как у слов ради и для. Не удивительно, что и мы путаем все эти предлоги.

А ведь на самом-то деле сказка не о белом бычке, а для белого бычка.

И это меняет все дело.

Белый же бычок вовсе не представляет собой добродушного теленка на лугу с ромашками. Некоторые считают, что этот поговорочный бычок и бычок из стада только родственники, а не одно и то же существо. Но чтобы это понять, нужно разобраться в нескольких родственных словах, которые теперь уже и не родственные.

Бык и бука. Родственники. Бука — от букать, от слова, которое во всех славянских языках значит ‘мычать, реветь или издавать столь же громкие и неприятные звуки’. В русском языке чаще употребляется слово бучать — то же, что и букать. А букой грозили непослушным детям: кто-то кричит, ревет в лесу, страшный, неведомый, а ну как придет? Страшно.

Когда-то очень давно у славян был корень -бук- с долгим звуком у, который мог чередоваться с другими гласными: то с кратким у (и получалось: бук), то с сочетанием оу (и получалось: боук). А потом произошли разные изменения звуков, и все значения, связанные с прежним корнем, разошлись в разные стороны. Разошлись вот так: бук (с долгим у) стал родоначальником быка, боук развил в разных славянских языках много слов типа букать и бучать, а бук сохранился только в одном корне, и вы никогда не догадаетесь, в каком именно!

В слове пчела тот же корень, что и в слове бык. Восемь веков назад это слово и произносилось иначе: бучела (а писалось так: бъчела). Писалось с той же буквой в корне, что и в слове быкъ в конце слова. В обоих случаях ъ (т. е. очень краткий звук у) утратился, и тогда получилось сочетание бчела. Очень неудобное сочетание, трудно произнести. Даже не пытайтесь правильно его произнести, ничего не получится.

Нужно было как-то упростить его: сделать либо оба согласные звонкими, либо оба глухими. Вот так: бджела или пчела. И то и другое вполне удобно для произношения. Так и получилось: украинцы произносят теперь это слово бджола, а русские — пчела.

Сколько изменений понадобилось, чтобы мы окончательно потеряли связь быка с пчелой — а ведь похожи! Родичи. Упитанные и мычат, вернее, бучат. Издают густой низкий звук, непрерывный, угрожающий.

Ну, а что же с нашим бычком?

И наш бычок — не обязательно коровий сын. Это может быть какое-то очень даже маленькое существо, пускай и невидимое, но прекрасно слышимое, которое гудит над нами, вокруг нас и в нас самих и ради которого мы неустанно должны сочинять сказки... Впрочем, нет, не сочинять — уж это-то мы с вами теперь знаем.