Мы с Тамарой ходим парой... И я, и Тамара — мы ходим парой. Тамара здесь такой же субъект действия, что и я. То же самое и во всяком другом предложении, в котором форма творительного падежа связана с одним из главных членов предложения.
Однако имеется и отличие этого падежа от именительного: творительный передает только соучастие в действии. В нашем примере огрызок (карандаша) — действующий предмет, но без помощи брата он не способен был бы выступить в этой своей функции. Точно также Тамара только часть пары, одна из тех, кто скрывается за местоимением мы.
Как творительный может указывать на второстепенный субъект действия (т. е. равен именительному), так и дательный указывает на второстепенный объект действия (а значит, и равен винительному). В нашем предложении дательный падеж имени обозначает адресат действия — маме.
Сказанное можно подтвердить и обосновать многими лингвистическими фактами. Проделаем небольшой эксперимент. Вот два предложения.
1. Собака заметила кошку (именительный и винительный).
2. Быть бычку на веревочке (пока дательный).
Изменением глагольных форм «перевернем» высказывания таким образом, чтобы изменились падежные формы, хотя бы так (отвлечемся на время от потаенного смысла второго предложения и воспримем его буквально):
1. Кошка замечена собакой (именительный остался, а вместо винительного — творительный).
2. Бычка возьмут на веревочку (теперь винительный).
Общий смысл предложений, их содержание существенным образом не изменилось. В новых предложениях, как и в предыдущих, логические отношения сохранились. По- прежнему собака является действующим лицом, по-прежнему бычок является объектом какого-то неприятного действия. Смысл тот же.
Однако грамматические средства выражения этих отношений изменились, и изменились очень интересным образом.
Предложения первой группы (1) указывают на некоторое сходство в значении именительного и творительного падежей: собака и собакой в обоих случаях обозначают логический субъект, действующее лицо. Предложения второй группы (2) указывают на сходство в значении винительного и дательного: бычку и бычка в обоих случаях обозначают объект действия. Выходит, мы верно определили связь в логических значениях именительного — творительного и винительного — дательного падежей. Это грамматические вариации логических отношений, вот что это такое.
Таким образом, центральные, главные падежи четко делятся на две группы, одинаково обозначающие отношение субъекта к объекту действия.
Отложительный и местный — самые неустойчивые формы всей падежной системы. Их значение заключается в обозначении второстепенных, и притом сопутствующих, обстоятельств. Друг другу отложительный и местный противопоставлены по такому принципу. Исходная точка движения передается отложительным падежом: из лесу (вспомните: Я из лесу вышел, был сильный мороз...). Отложение от исходной точки — отложительный падеж. А состояние покоя, отсутствие движения — это местный падеж: в лесу (в нашем предложении — в лагере). Оказывается, что в центральных падежах противопоставлены значения деятеля и бездеятельности (именительный и винительный), а во второстепенных — бездействия и начала действия (местный и отложительный).
Итак, падежные формы по своей функции в предложении неравноценны. С одной стороны, зависят друг от друга, а с другой — противопоставлены друг другу. Именно в силу такой иерархической связи они и образуют строгую систему подчинения друг другу — в зависимости от их роли в предложении: менее важное, более важное, очень важное. Совсем как в сложной системе вассальной зависимости, характерной для средневековой Европы.
Наша современная система от древней отличается только одним: у нас исчезли отложительный и местный падежи, т. е. исчезли сопутствующие значения второстепенных падежей. Они оказались самыми несущественными.
В историческом изменении победили главные формы второстепенных падежей — родительный и изъяснительный. Только изъяснительный называется теперь иначе — это наш предложный падеж. Свое название он получил (довольно поздно, фактически только в современной научной грамматике) по той причине, что во всех значениях этот падеж стал употребляться обязательно в сочетании с каким-нибудь предлогом. Старое предложение Сидел князь Кыевѣ столѣможно передать так: Сидел князь в Киеве на престоле. Видите, даже вполне независимый старый местный падеж получил в качестве обязательного предлог — и стал предложным падежом.
Долгое время местный падеж сопротивлялся слиянию с изъяснительным. Особенно упорно сохранялись беспредложные формы со значением времени, их употребляли еще в середине XVI века, при Иване Грозном. Например: «Зимѣпоехал князь на Московь».
Обе обиженные судьбой формы — отложительный и местный падежи — находили все новые и новые возможности для отличения от побеждающих их родительного и изъяснительного. В одних случаях это был предлог, который никак не желал сопрягаться с местным падежом или, наоборот, не расставался с отложительным. В других — важное значение получало ударение. Еще у поэта и переводчика середины XVIII века Тредиаковского мы можем найти разные ударения в таких, например, сочетаниях: хищение зе́мли, но — ушел с земли́. Посмотрите на значения этих сочетаний: первое полностью соответствует старому родительному падежу, а второе — старому отложительному. И различаются они ударением, а также своим отношением к предлогу: при родительном падеже предлога нет, тогда как отложительный без предлога никак не может быть.
Странно, скажете вы: так или иначе, формой или значением, но падежи-то различаются! Следовательно, они существуют объективно, на самом деле? Нет, если вы так подумали, значит, вам неясен характер грамматического изменения. Изменяется ведь не одна форма (форма как раз чаще всего и сохраняется в языке) и не одно значение, изменяется единство, слитность грамматической формы и грамматического значения. Т. е. то нерасторжимое единство, которое и создает падежную форму.
В глубокой древности родительный — отложительный и местный — изъяснительный попарно друг от друга отличались и падежными окончаниями, и значениями. Потом произошло совпадение их окончаний и частичное совпадение их значений. Какие-то различия в значении некоторое время сохранялись, особенно в старых предложных сочетаниях. В современном русском литературном языке родительный или творительный падежи имеют по десять значений — это все варианты падежных форм. Такие значения, не имеющие своей формы, могут проявляться только в конкретном контексте и по этой причине являются фактом не морфологии, а синтаксиса. В разделе синтаксиса эти оттенки падежных значений и рассматриваются.
До сих пор мы говорили только о литературном языке. Упрощение падежной системы может идти и дальше, и в русских диалектах встречаются многие следы такого упрощения.
В некоторых диалектах совпадают формы родительного и предложного падежей единственного числа имен женского рода. В таких говорах говорят о сестре, на земле и вместе с тем — у сестре, из земле. Может быть обратное отношение: оба падежа совпадают в форме родительного падежа: у сестры, из земли, но вместе с тем — о сестры, на земли. В других случаях совпадают творительный и дательный падежи (но лишь во множественном числе): говорят по рукам и вместе с тем — с рукам (вместо с руками). Иногда такие формы попадают и в литературное произведение, ср. в сказке «Конек-Горбунок»: «Вдруг приходит дьявол сам с бородою и с усам».
Однако все такие совпадения падежных форм все-таки отличаются от утраты падежа. Ведь совпадения происходят не у всех существительных. Например, в одних типах склонения родительный с предложным смешиваются, а в других не смешиваются. Как говорили, так и говорят: на столе и у стола. Даже в том же типе склонения, который в единственном числе смешивает родительный и предложный, во множественном числе эти падежные формы по-прежнему различаются: у сестер и о сестрах. Совсем разные формы, и мы их не смешиваем, и в говоре они также различаются. Нет, это не утрата падежей, это их смешение.
По письменным памятникам мы можем проследить развитие нашего языка за тысячу лет. За это время произошло множество изменений: из семи типов склонения (да еще со многими вариантами) образовалось три, вместо трех чисел (единственное, двойственное и множественное) нам известно теперь только два, совпали друг с другом или вытеснили друг друга разные падежные окончания, во множественном числе почти перестали различаться существительные мужского, среднего и женского рода... И так далее до бесконечности. Сотни и сотни замен, подстановок, различных, иногда не отмеченных в памятниках изменений. В речи одного человека и в речи многих людей, случайных и намеренных, длительных и моментальных, забавных и поучительных... Это неуемное море шумит где-то за нашей спиной, оно ушло с нашими предками. Это море — их речь. В миллионах самых разных вариантов и оттенков, которые теперь не всегда восстановимы. Но взамен из всего того, что отстоялось и укрепилось, мы получили новую систему языка, систему, в которой постепенно откладывалось современное нам мышление. Простой пример: в языке древнего человека три рода (мужской, средний и женский), три числа (единственное, множественное и двойственное), девять падежей, три простых времени. Современный же язык выбирает более строгое и удобное, двоичное противопоставление. И потому постепенно образуется новое противопоставление единственного числа неединственному (и двойственное устраняется), женского рода — неженскому (и существительные среднего рода постепенно уходят из речи)... Упрощается также система падежей и времен. Язык каждый раз поворачивается своими гранями таким образом, как требуется этой именно эпохе. Из бесконечной практики речи рождается обновленный язык...