В появлении новых слов нет ничего удивительного, ведь в любом языке идёт процесс словообразования, заимствования слов, перемены их значения. Назрела необходимость особо обозначить всю совокупность должностей, потому и применять «чиновника» стали в смысле «деятель, упорядочник», администратор и законник. Считается, что первыми приложили это слово к служащему той или иной конторы, а также к обозначению его занятия, люди, близкие М. М. Сперанскому, реформатору времён Александра I (1777‒1825).
И сразу вслед за появлением термина «чиновничество» те, кто побывал в Париже в составе оккупационной армии, «занесли» в Россию французское слово «бюрократ».
Бытование в языке двух слов для обозначения одного и того же понятия неизбежно ведёт к приобретению каждым из них своего особого смысла. Слово «бюрократ» стало склоняться к негативному толкованию, сохраняя и позитивное. У тех же Брокгауза и Ефрона «бюрократ» обозначен как «представитель канцелярской системы управления, страдающей всеми недостатками бюрократии», но тут же предложено такое значение: «чиновник высокого ранга».
Итак, появились эти словечки при Александре I Павловиче. Император сей получил трон в результате дворцового переворота, организованного верхушкой дворянства против его отца. «Элите» надо было сменить императора Павла, объективно работавшего в интересах страны, а значит, ущемлявшего всевластие дворянства, на монарха, подвластного её воле. Парадокс был в том, что Александр, воспитанник швейцарского республиканца Ф.-С. де Лагарпа, для умственных размышлений получил от своего воспитателя смесь идей от либеральных и конституционно-монархических и до коммунистических, и сам был обуреваем идеями. К счастью для дворянской верхушки, он не имел никакого плана реформ, а только романтические мечты: хорошо бы сделать, чтобы стало лучше. Надо ли говорить, что получилось, как всегда!
Летом 1801 года император создал из своих личных друзей так называемый Негласный комитет, все члены которого по странному стечению обстоятельств оказались англоманами. Им-то Александр и поручил разработку проекта реформ.
Работу они вели секретно, что непонятно, если не собирались отменять крепостничества. Но освободить крестьян не было никакой возможности, и ни психология лидера, ни мечты о справедливости со всеми присущими таким мечтам эмоциями тут ни при чём. Каким бы благодетелем народа ни мнил себя Александр, а деваться от необходимости обеспечивать государственную службу людскими ресурсами, — ему было некуда. Александр, осознавав это, обошёлся полумерами, на чём его первый реформаторский порыв и закончился.
Но даже для этих куцых реформ понадобилось появление среди сподвижников царя М. М. Сперанского. И что интересно, именно Сперанскому исследователи приписывают первую попытку «борьбы с бюрократизмом» (хотя само слово «бюрократ» в тот момент ещё не появилось в русском языке). Накал борьбы был таков, что, говорят, чиновники-взяточники из страха перед неизбежной карой сами давали взятки тем, у кого их раньше брали — чтобы только не проболтались, ибо разбор поступивших на них жалоб мог обойтись им куда дороже…
Чтобы улучшить отношение государственных служащих к работе, Сперанский ввёл образовательный ценз для них, поощряя вхождение в их состав лиц с гимназическим и университетским образованием. Он убедил Александра I в пользе «литерной системы» управления в виде единой вертикали министерской власти вместо патриархальной губернаторской власти. И 8 сентября 1802 года царь подписал Манифест об учреждении министерств, с отменой коллежской системы управления.
Однажды Александр Павлович беседовал со Сперанским о проекте российской конституции. Зашла речь о выборе депутатов, и император спросил:
— Так в депутаты будут выбирать, кого захотят?
Собеседник ответил:
— Точно так, государь.
Император возмутился:
— Да этак они, пожалуй, пришлют мне и Панина?
Было решено в проект конституции включить пункт, по которому избиратели могли представлять лишь трёх кандидатов, из которых правительство выбирало депутата.
Реформы продолжались недолго. Началась череда войн, «властитель слабый и лукавый» утратил интерес к модернизации государственного устройства, Сперанский попал в опалу, и бюрократы стали брать и воровать ещё больше. Лишь в конце 1808 года, когда Александра обуял новый реформаторский порыв, он опять призвал Сперанского. Тот был известен как поклонник простой и стройной системы государственного механизма наполеоновской Франции, и царь поручил ему составить общий план государственных преобразований. Проект был составлен, Александр его одобрил, но в итоге реализованными оказались лишь некоторые его фрагменты: создали Госсовет и уточнили функции министерств. Кончились реформы тем, что в 1812 году Сперанского обвинили в шпионаже в пользу Наполеона и выслали в Нижний Новгород под строгий надзор полиции…
Все реформы Александра I в экономике и госстроительстве, в социальной сфере и культурной жизни провалились, а внешняя политика себя не оправдала. Единственное, что прославило его имя — победа над Наполеоном, изгнанным из страны через потерю и сожжение Москвы. Если же вернуться к нашей теме — бюрократии, то при Александре не только появилось в русском языке само это словцо, но и пошли в рост волокита, «спихотехника», взяточничество на местах, начали появляться примеры нарушения связей между разными ведомствами и ветвями власти из-за чрезмерной централизации. Чиновничество двинулось в сторону того, что видный русский социолог конца XIX века К. М. Тахтарёв назвал «должностным паразитизмом». Неслучайно в годы правления Александра или сразу после родились писатели, разоблачавшие пороки бюрократизма — Гоголь и Салтыков-Щедрин, Сухово-Кобылин и другие…
Однажды князь П. В. Долгоруков беседовал с графом Д. Н. Блудовым. Последний стал вспоминать свою службу у генерала от инфантерии графа Николая Михайловича Каменского, который командовал русской армией против турок:
— После обеда пили мы кофий; граф Каменский сидел в креслах, а мы все вокруг него стояли…
Долгоруков прервал графа:
— Как, неужели перед Каменским не садились?
Блудов с улыбкой ответил:
— Нет, теперь [во времена Александра II] это понять трудно, а в то время [Блудов служил у Каменского в 1809‒1811 годах] перед начальством не принято было садиться!
Долгоруков отметил, что это уже был прогресс, так как сановники времён Александра Павловича принимали подчинённых своих в сюртуке и сидя, а не в халате и лёжа, как это делали сановники екатерининской эпохи…
Умершему в ноябре 1825 года Александру наследовал его брат Николай I (1796‒1855). Главным его качеством, определившим результаты всей эпохи, было стремление к максимальной организованности. Таким он старался сделать всё государство, ибо вне государственного порядка — лишь «хаос отдельных личностей».
Прежде всего, для достижения наивысшего порядка в стране по указу от 1826 года было образовано III Отделение императорской канцелярии, с подчинённым ему Корпусом жандармов. Страну поделили на пять округов во главе с жандармскими генералами, а в каждой губернии вопросами охраны государственной безопасности отныне ведал специально назначенный штаб-офицер жандармерии. Общая численность Корпуса была невелика, но III Отделение располагало ещё и обширной сетью тайной агентуры, что позволяло вести секретный надзор за правительственными учреждениями, частными лицами, писателями, иностранцами и т. п.
Задачи III Отделению поставили такие: выяснение и пресечение злоупотреблений, защита обывателей от притеснений и вымогательств чиновников. А получилась крайне раздражавшая того же обывателя централизованная общегосударственная система сыска и надзора. Она вызвала рост недовольства и, соответственно, объёма работ жандармов. Чиновники же, под страхом жандармских репрессий выполнявшие свою работу буквально, по предписаниям, добавляли в жизнь мертвечины.
Также был введён новый цензурный устав, ужесточивший административный надзор за деятельностью литераторов и журналистов. Правда, цензорам велено было рассматривать лишь прямой смысл текстов, не принимая во внимание возможные интерпретации, но… Парадокс в том, что именно в таких условиях развернулся талант величайших поэтов и писателей России: Пушкина и Лермонтова, Гоголя, Грибоедова и других.
Учредили и II Отделение императорской канцелярии; им руководил возвращённый на службу Сперанский. Оно занималось кодификацией всей массы законов и перетряхнуло всё российское законодательство. В 1830 году, после четырёхлетней работы, было издано 45 томов «Полного собрания Российских законов», в которые вошли почти все указы, начиная с Соборного уложения царя Алексея Михайловича и до указов последних дней Александра I (более 30 тысяч актов). К 1832 году вышли ещё 6 томов, включивших законодательные акты 1825‒1830 годов. Затем были подготовлены ещё 15 томов: «Свод действующих законов Российской империи».
Правда, эта грандиозная работа никак не могла помочь в практической работе. Накопившаяся за две сотни лет разрозненная масса указов, часто противоречивших друг другу, затрудняла ведение дел и способствовала злоупотреблениям. Контроль за административным аппаратом вёлся эпизодически, из столицы следить за провинциями было невозможно, и с удалением от неё произвол и злоупотребления возрастали. Естественно, развились лихоимство и прямое воровство с одной стороны, медлительность и неисполнение распоряжений центра — с другой. Для примера, при проверке канцелярий Курской губернии в 1834 году обнаружили более девяти тысяч неоконченных дел, около шестидесяти тысяч — не исполненных, и ещё без малого триста тысяч вообще не разобранных бумаг.
В столичных департаментах неисполнительность была ниже, но только потому, что здесь просто было больше чиновников. Даже в Комитете министров ревизии 1840‒1841 годов показали 65 неоконченных важнейших дел, причём одно из них — семнадцатилетней давности, а 20 высочайших повелений не только не были выполнены, но их даже не донесли до сведения членам Комитета! Николай I, узнав об этом, высказался так: «Неслыханный срам! Мне стыдно и прискорбно, что подобный беспорядок существовать мог почти под глазами моими»