«Элита» без узды
Как мы писали уже не раз (потому что это очень важно), правящая «элита» — которую можно назвать также такими словами: верхушка, верховники, руководящий слой — это социальная структура, а у любой структуры первая цель — её собственное самосохранение. Она, как всякий организм, желает выживать, и будет делать это любыми способами. Достижение ею иных целей, постановка государственных задач и контроль их исполнения возможны исключительно в силу наличия соответствующих внешних условий, под влиянием инстинкта самосохранения.
Если у этой бюрократический верхушки есть «хозяин», тот, кто формулирует цели, заставляет соратников работать, а при плохой работе одних умеет подбирать других и менять их, то каждый член этой властной когорты будет стараться показать хорошие результаты, ибо есть поставленная цель и критерии оценки. С исчезновением хозяина на первый план для «элитных» персонажей опять выходит задача сохранения своей социальной структуры и себя в ней.
Иначе говоря, для страны внешние условия остались те же, но для каждого из властителей условия переменились: теперь некому их озадачивать и с них спрашивать. В итоге вместо старых, поддержанных народом целей, важных для развития страны, могут быть выдвинуты псевдоцели, важные для этой группы властителей, — а проблемами страны они будут заниматься в «текущем режиме», постольку-поскольку.
Легко понять, что в условиях, когда никто не заставляет работать и не грозит потерей места (а то и жизни), верхушка начнёт пополнять кадрами сама себя, исходя из совершенно других соображений, нежели были у прежнего хозяина. Члены группы неизбежно станут выбирать себе в помощники и заместители не лучших с точки зрения интересов страны или народа работников, а тех, кто привержен традициям именно этой группы, тех, кто не представляет для неё угрозы.
Хорошая жизнь и высокие доходы — то, что надо такому «элитарию». Напахавшись на страну, теперь он предпочтёт жить для себя. И что важно: даже если он по натуре трудоголик, чуждый роскоши — у него есть жена, дети и прочие родственники, которые подскажут, что им нужно. В итоге вставшая на эти рельсы правящая группа постепенно деградирует, и если встаёт вопрос о выборе нового хозяина, она выдвинет такого, который не будет мешать жить так, как хочется её членам.
Например, после смерти Петра I был довольно длительный период, когда императора или императрицу выдвигала на трон сама «элита». И что же? Одна «высшая персона» думала только о нарядах и драгоценностях, другая коллекционировала мужчин, передоверив страну фаворитам, третий в оловянных солдатиков играл, а чтоб русский язык хотя бы выучить — этого нет. В таких условиях бюрократии не до «служения Отечеству», а всей стране — не до высших целей.
«Царской власти у нас не было — от смерти Петра I до восшествия на престол Павла I. Матушки-царицы никакой властью не были, ибо на престол они подымались на штыках какого-нибудь Измайловского полка и эти же штыки были реальной властью в стране. Гвардия в те времена состояла исключительно из дворянства», — писал Иван Солоневич.
Моральная деградация бюрократии и подчинённого ей чиновничества, скатывание тех и других ко взяточничеству и волоките происходит не по чьему-то злому умыслу, а в силу действия законов эволюции, поскольку аморальное поведение оказывается оптимальным для этой команды, — правда, оно не полезно для страны. Вслед за верховниками весь чиновничий аппарат сверху донизу начинает ставить препятствия попаданию в свою среду людей ярких, предпочитая «серых», даже чем-то замазанных, ведь с ними легче работать, они не будут «качать права». В результате такой отрицательной селекции во всём аппарате концентрируются люди беспринципные, некомпетентные, зато весьма охочие до денег.
Казалось бы, можно сделать «хозяином» народ, который через демократические процедуры будет выбирать действительно лучших, тем самым удерживая элитную группу от деградации. Но это лишь «казалось бы». Известно, как деградировавшая «элита», применяя пиар-технологии, контролирует выборы, допуская к победе только тех, кто ей угоден. А тех, кто попадает в высший слой из-за ошибок технологии, тем или иным способом оттуда выкидывает. Очень показательно, что при жесточайшем разгуле коррупции в стране, в некоторых регионах в 1990-х и в начале нулевых годов не было заведено ни одного дела против коррупционеров. Понятно, что моральный уровень «элитной» группы весьма низок. При отсутствии достойного хозяина вообще нет способов уберечься от этого несчастья!
Социальные системы — это открытые образования, которые для сохранения себя должны обмениваться со средой веществом, энергией и информацией. Вообще-то изменениям подвержена как система, так и среда, с которой она взаимодействует, но поскольку среда всегда больше социальной системы, то первая и диктует необходимость изменений последней. Поэтому без властной «элиты» никак нельзя. Если мы в полемических целях и ругаем её за непоследовательность и жадность, то всё же понимаем, что без неё развитие вообще невозможно. Проблема с русской политической «элитой» в том, что высший руководитель должен уметь держать её в тонусе. Оставаясь без узды, она мгновенно начинает переводить ресурсы страны на своё собственное содержание, а важнейших задач, стоящих перед страной, не ставит и не решает!
Только в переломные моменты возможно повышение качества правящего слоя и появление нового хозяина, с тем, что позже опять начнётся процесс деградации.
И. В. Сталин ориентировался на народ и от его имени держал верховников в узде, в том числе проводил ротацию кадров, чтобы во власть попадали действительно лучшие люди. Но вот Сталина не стало. Через какое-то время к власти пришёл Хрущёв. Внешние условия особо не изменились: надо было развивать народное хозяйство (а для этого — науку и образование), строить ракеты и производить бомбы, укреплять армию, улучшать жизнь людей. Но Хрущёв не стал хозяином, действующим от имени народа и в интересах страны. У него, ставленника партократов, получились совсем другие, нежели у Сталина, результаты.
Все вожди СССР: Молотов, Булганин, Хрущёв и прочие — своей прежней работой устраивали Сталина, ведь они были вынуждены показывать свои лучшие качества. Но когда он умер, началась грызня между ними. В итоге возникло так называемое коллективное руководство страной и партией. Председателем Совета Министров СССР стал Г. М. Маленков, его заместителями — Л. П. Берия, В. М. Молотов, Н. А. Булганин и Л. М. Каганович. Президиум Верховного Совета СССР возглавил К. Е. Ворошилов, а ЦК КПСС — Н. С. Хрущёв, как «равный среди равных» секретарей ЦК.
Хрущёв в глазах соратников был человеком недалёким, без претензий на лидерство. Публицист Игорь Бунич писал: «На роль нового руководителя партии и государства был выдвинут наиболее ничтожный и покладистый из всех членов бывшего сталинского Политбюро — Хрущёв, в котором номенклатура видела просто марионетку, полностью послушную её воле». Такое решение для большинства «элитных» деятелей было приемлемым, потому что уже с конца 1940-х, а тем более в начале 1950-х слова «Политбюро», «ЦК», «Генеральный секретарь» постепенно теряли своё прежнее значение, а контроль партии над всеми сторонами жизни становился всё большим анахронизмом. Вдруг многим стало понятно, сколь прозорлив был Сталин, выдвигая идею, что партия — это не более как политический инструмент, который не должен заниматься хозяйственными вопросами, дублировать Совет Министров.
Маленков при Сталине был вторым секретарём ЦК и противился намечавшемуся курсу на переход реального управления экономикой от партии к правительству. Но став председателем Совета Министров, он оказался вынужденным проводить именно этот курс, и выступил с заявлением, всполошившим партийных боссов всех уровней: будто аппарат ЦК КПСС отстал от жизни и мешает прогрессу страны. Хрущёв тут же его поправил: да, у аппарата есть недостатки, но аппарат — наша главная опора. В конечном итоге победила точка зрения, что партия должна присутствовать во всех сферах жизни.
А развивалась эта история так.
Маленков, как предсовмина, в мае 1953-го отменил «конверты», то есть официально введённые ещё до войны денежные доплаты первым, вторым, третьим и прочим секретарям, заведующим отделами и так далее, от ЦК КПСС до райкома партии. При той системе партаппаратчики, в отличие от советских работников, в дополнение к основной получали ещё как минимум три зарплаты, не облагаемые налогом, плюс прочие радости жизни: спецполиклиники, спецстоловые, спецсанатории, автотранспорт и т. д. А Маленков у партаппаратчиков «конверты» отнял, зато тут же прибавил зарплату работникам советского аппарата.
Этим решением он изменил ситуацию. Советский аппарат стал для молодых карьеристов более привлекательным, чем партийный! Если прежде первый секретарь обкома получал в четыре-пять раз больше председателя облисполкома, то теперь председатель облисполкома оказался более обеспеченным. Очевидно, при длительном сохранении такой ситуации партийные органы оказались бы обескровленными, и партия просто тихо умерла бы. Осознав это, и не желая поступиться доходами, все первые секретари начали заваливать партийного лидера Н. С. Хрущёва письмами, умоляя сохранить за ними старые привилегии.
Но Хрущёв в тот момент был всего лишь одним из равных секретарей ЦК, как и предусматривало решение о коллективном руководстве. А адресовались к нему потому, что он — «свой», член старой когорты партийных бюрократов. Оставаясь верным своеобразной корпоративной этике, Хрущёв перед сентябрьским Пленумом 1953 года выплатил функционерам КПСС из кассы ЦК (поскольку он контролировал средства партии) всё, что «недоплатил» Маленков. А они вслед за этим единодушно избрали «благодетеля» своим первым секретарём.
В свою очередь, Маленков ввёл Хрущёва в правительство как своего заместителя, с поручением ему самого провального участка работы: сельского хозяйства. Возможно, он думал, сделав первого секретаря ЦК КПСС одним из своих заместителей, поставить саму партию под правительственный контроль. Но тут Георгий Максимилианович просчитался: Хрущёв выдвинул идею подъёма целинных и залежных земель и опять вышел на первый план. Хотя освоение целины было не лучшим вариантом (более затратным и менее эффективным, чем интенсификация «старых» земель), всё же доля сбора зерна на этих землях составила в итоге 27 % от общесоюзного урожая, позволив на тот момент гарантировать продовольственную безопасность страны.