Итак, заявив о неприемлемости диктаторства как явления, противоречащего ленинским нормам партийной жизни, Хрущёв немедленно, по собственной воле, совершил диктаторский поступок, а делегаты поддержали его.
Странности доклада Хрущёва (вроде заявления, что военные операции Сталин «планировал по глобусу») давно волновали умы исследователей. И не случайно: ведь этот доклад переломил эволюцию СССР, да, пожалуй, и всего мира. Один из учёных, озадаченных этим докладом — американский историк Гровер Ферр разобрал доклад Хрущёва, что называется, по косточкам. Он разделил обвинения в адрес Сталина по темам: о попранной коллегиальности в руководстве, о произволе по отношению к партии, о деятельности во время войны, о выселении народов, о репрессиях, о Берии, и т. д. В этих рамках профессор выделил 61 обличительное утверждение, и исследовал каждое на истинность. То есть он по доступным источникам проверил, соответствует или нет известным историческим данным то, что заявил Хрущёв.
На эту работу у Ферра ушло больше тридцати лет, зато результат получился убийственный. Оказалось, в своём докладе Хрущёв оклеветал Сталина во всех 61 случае. Иначе говоря, все разоблачения, прозвучавшие на ХХ съезде — несостоятельны.
Гровер Ферр в одном из интервью сказал: «Нравится это кому-то или нет, но в свете представленных в „Антисталинской подлости“ научно-исторических доказательств рассматривать историю Советского Союза через кривое зеркало „закрытого доклада“ больше уже невозможно»[72].
Так что возвращение к ленинизму, оттепель и волюнтаризм[73] начались со лжи.
Доклад Хрущёва породил кризис в международном коммунистическом движении, фактически привёл к его ликвидации в европейских странах Запада, но что интересно, одновременно началось финансирование «братских партий», а также и лояльных правительств по всему миру. Так был возобновлён леворадикальный курс Троцкого-Зиновьева; эта линия продолжилась в международных делах и позже, при Брежневе. Одновременно Хрущёв возобновил практику ликвидации религии. Сталин не стеснял обычную деятельность Церкви внутри ограды храмов, и в то же время использовал её в своей внешнеполитической игре, в частности, поощряя её участие в международном движении сторонников мира. И вдруг, без всяких для того оснований началась новая кампания по закрытию храмов. За считанные годы хрущёвского правления было разрушено больше храмов, чем за предыдущие сорок лет!
Молотов, Каганович и Маленков только теперь поняли, какую для себя роковую ошибку они допустили, не помешав убрать Берию и выдвинув в лидеры партии «добродушного Никиту». Сразу после съезда они объединились против Хрущёва. Однако сторонников у того было куда больше: против них оказался весь аппарат, заинтересованный в устранении крайностей сталинского режима и в сохранении всех привилегий. Да и родственники видных деятелей, репрессированных при Сталине, пылали жаждой мести за утраченное общественное положение.
Время от XX съезда и до июньского пленума 1957 года — это период непрерывных столкновений, конфликтов и интриг блока Молотова — Кагановича — Маленкова против Хрущёва. Наконец, деятели бывшего узкого руководства открыто выступили против «Никиты» и сначала — на президиуме ЦК, победили: Хрущёв был отправлен в отставку. Тогда вмешался маршал Г. К. Жуков. За несколько часов на военных самолетах он со всей страны доставил в Москву членов ЦК. Собравшийся пленум отстоял Хрущёва, а уйти пришлось его оппонентам.
Менее чем через полгода, продолжая политику подбора группы «под себя» и избавления от слишком сильных персон, Хрущов сместил Жукова с поста министра обороны СССР. А ещё через три месяца, 27 марта 1958-го — взял себе пост Председателя Совета Министров СССР, убрав Булганина, то есть сосредоточил в своих руках такую же необъятную власть, в какой сам же упрекал Сталина. Но Сталин-то имел цель — спасение страны от агрессии! А у Хрущёва не было цели, кроме простейшей: он хотел сохранить у власти себя самого.
«Оттепель»
В 1957 году без экономических обоснований советские верховники изменили систему управления народным хозяйством. Реформу мотивировали ленинским принципом «демократического централизма в хозяйственном строительстве», а суть её была в переходе от управления промышленностью и строительством через отраслевые министерства и ведомства к руководству через региональные совнархозы. То есть, откинув наработанный в сталинский период опыт, вернулись к ленинской практике первых лет советской власти.
Из 37 союзных и республиканских министерств остались четыре, зато возникло 104 совнархоза. Госплан теперь обсчитывал плановые показатели вплоть до каждого экономического района, научно-технические комитеты Совмина изучали передовой опыт и контролировали внедрение достижений, а для координации был образован Всесоюзный Совет народного хозяйства — ВСНХ, тоже из ленинской практики.
Хрущёв уверял, что новая система позволит эффективнее использовать местные ресурсы, подъём региональных экономик подтянет совокупную экономику и к тому же сократится чиновничий аппарат. Но от введения совнархозов больше всего выиграли региональные «элиты». Первые секретари обкомов партии и тем более ЦК союзных республик оказались на положении удельных князьков. С них был снят всякий контроль, даже со стороны КГБ. Если попросту, высшая республиканская номенклатура получила право на безнаказанность. Никакой эффективности это не дало, даже наоборот: ориентация местной бюрократии на сугубо свои, региональные интересы, превратила в ничто все радужные надежды.
Что касается центрального аппарата, вспомним опять про законы эволюции общественных структур. Каждая желает выживать даже вопреки волюнтаризму вождя. Расформированные министерства никуда не делись, а «воспроизвелись» как подразделения Госплана или научно-технических комитетов.
Трудности нарастали, поскольку эта эпопея совпала с другими экспериментами Хрущёва, вроде перехода от пятилетнего к семилетнему планированию. Создали новые контролирующие органы, тоже впустую. Тогда совнархозы укрупнили, сократив их количество, но теперь не у дел оказались тысячи партфункционеров и чиновников…
Надо, однако, отметить: советская экономическая и социальная система обрела уже такую устойчивость, что странные решения верховной власти не приводили к катастрофам. Их воздействие «гасилось» внутри системы. Вот теперь — а не при Сталине — система действительно выживала вопреки бездарному руководству!
Рывок предшествующего периода создал столь мощный задел на будущее, что даже перейдя к «обычному» режиму своего существования, начав отставать от конкурентов, страна сохраняла высокие темпы развития. Это видно в успехах науки и образования, в развёртывании широкого жилищного строительства, в модернизации армии. Наглядный пример силы — запуск в 1957 году первого искусственного спутника Земли, а в 1961-м — полёт в космос Гагарина. СССР стал сверхдержавой, определявшей равновесие сил в мире.
Непонимание высшим руководством разной сути прошедшего и нового этапов сказалось в том, что вожди продолжали бежать по знакомой дорожке. Развивали в основном отрасли ВПК, тяжёлую индустрию, а задания по развитию лёгкой и пищевой промышленности не только были минимальными, так ещё и не выполнялись. Впрочем, и в «тяжёлых» отраслях не всё было радужно: по уровню химизации, например, при всех своих успехах СССР к концу правления Хрущёва значительно отставал от передовых стран. Объём промышленной продукции в СССР достиг 65 % от уровня США, а объём химической продукции — только 33 %.
Год от года ухудшались дела в сельском хозяйстве.
В политике Хрущёва в отношении села можно выделить два этапа. Сначала (1953‒1958) произошло увеличение закупочных цен, списание долгов с колхозов, отмена налога на личные подсобные хозяйства и прочее подобное. Стали выплачивать колхозникам пенсии, предоставили колхозам право вносить изменения в свои уставы с учётом местных условий. Это было хорошо и правильно, но затем начались преобразования с «обратным знаком». В 1958-м ликвидировали МТС, а технику продали колхозам для организации РТС (ремонтно-тракторных станций). И тут оказалось, что крестьянство опять желают выжать досуха! Так, от колхозов потребовали выкупить технику МТС за один год и по высоким ценам. Это свело к нулю доходы, полученные ранее от повышения закупочных цен в 1953-м. Техника была изношена, морально устарела; своей ремонтной базы колхозы не имели.
А ведь Сталин ещё в 1952 году указывал, что продажа агротехники колхозам может привести к чему-то подобному. Что государственные кредиты будут «проедаться» на ремонт старой и приобретение новой техники, а капвложения в село пропадут зря. Так и произошло. Уже через три года (к 1963-му) 65 % колхозов стали убыточными, а ещё через год убыточных стало 73 %. И впрямь, пришлось тратить государственные деньги на погашение долгов колхозов, на ремонт техники и её текущее содержание.
Помимо этой новации, Хрущёв, съездив в 1959 году в США, решил, что СССР должен «догнать и перегнать Америку по производству мяса, молока и масла на душу населения», и что «мясную» программу надо выполнять через кормопроизводство, которое, в свою очередь, упирается в структуру посевных площадей. В итоге его новаций кормовая база не только не выросла, но и сократилась, а кукурузная эпопея не приблизила советский народ к американскому уровню потребления мяса.
Начавшееся с 1958 года свёртывание личных подсобных хозяйств тоже ничему не помогло, зато привело к сокращению производства картофеля и овощей. Зачем же, из каких таких научных соображений пошёл на это Хрущёв? Да только из тех, что Ленин где-то написал, что мелкий собственник ежечасно порождает капитализм[74].
1963 год оказался неурожайным; теперь и нехватка хлеба стала настолько ощутимой, что пришлось нормировать его продажу. Это привело к ночным очередям за хлебом, вызвало забастовки рабочих, например, в г. Новочеркасске. Этот же провал привёл к закупкам Советским Союзом за золото американского зерна.