шюрку о своём «заточении» на даче в крымском Форосе; ходили слухи, что за эту брошюру американские издатели заплатили ему полмиллиона долларов.
Вообще получение гонораров «из-за бугра» стало для новых элитарных людей делом престижным. Например, председатель КГБ Бакатин, передавший американцам технологические секреты о новейшей системе аудиоконтроля, установленной в помещениях строящегося в Москве здания посольства, затем опубликовал свои «мемуары», и похвалялся, что получил за них 100 тысяч долларов, на которые построил себе дачу. Два прокурора — Степанков и Лисов, которые вели дела арестованных путчистов, в нарушение закона о тайне следствия и презумпции невиновности опубликовали за рубежом (неужели бесплатно?) известные им показания арестованных и свидетелей. Сам Ельцин дал согласие своему лондонскому литагенту Э. Нюрнбергу сочинить мемуары, как говорили, за семизначный гонорар. Многие другие деятели демократии тоже отметились мемуарами, изданными на Западе.
Можно предположить, что крупные гонорары за столь слабые тексты были скрытой формой оплаты политических услуг, оказанных этими авторами Западу. На российском книжном рынке их опусы появились много позже и не вызвали никакого интереса.
Вот вся история перестройки.
ЧАСТЬ ШЕСТАЯ
Правительство новых догматиков
28 октября 1991 года, выступая перед депутатами Верховного Совета РСФСР, высшее должностное лицо России Б. Н. Ельцин объявил, что делает выбор в пользу радикальных экономических реформ либерального характера, и что мы начинаем вводить принципы рыночной экономики. Вряд ли он понимал, что говорит. Скорее всего, советники объяснили ему, что если произнести эти умные слова, то народ поймёт, потому что желает жить так же хорошо, как на Западе, а там рынок и либерализм.
В ноябре 1991 года вице-премьером правительства и одновременно министром экономики и финансов был назначен Е. Т. Гайдар, ещё одним вице-премьером А. Н. Шохин, а также в российскую экономическую элиту был введён А. Б. Чубайс, как председатель Государственного комитета РСФСР по государственному имуществу.
Ельцин повторения судьбы Горбачёва не желал. Новое правительство, составившееся из неведомо кого, должно было казаться ему более чем сомнительным. Поэтому для подстраховки он взял полномочия премьер-министра на себя, а на пост первого вице-премьера поставил Г. Э. Бурбулиса, который не имел никакого отношения ни к экономике, ни к управлению, а должен был стать «оком государевым» среди подозрительной компании новых министров. Конкретно руководить процессами, под приглядом Бурбулиса, надлежало Гайдару. В прессе эту молодёжь называли «младореформаторами».
Сразу после объявления состава нового правительства Е. Гайдар объявил народу:
«У нас есть практически ясность и относительно диагноза, и относительно того, что надо предпринять. Прежде всего, необходимо установить такие правила в экономике, правила игры, как говорят, которые позволят подняться на ноги. Что касается программы, то сейчас невозможно представить подробное, по дням разложенное расписание. Есть общие цели, к которым необходимо двигаться: стабилизация экономики, укрепление рубля, приватизация»[79].
Итак, едва ли не на второй день после своего появления в правительстве зам. премьера уже вполне разобрался с тем, что происходит с российской экономикой и что надо с нею делать. Сроду он ничем не руководил, а только изучал теории, но в гениальной голове царила «практическая ясность»: нужна стабилизация, укрепление рубля и приватизация. Правда, результаты у него получились прямо противоположными: экономика дестабилизировалась окончательно, а рубль вместо укрепления рухнул. О приватизации скажем позже.
Гайдар умолчал о сроках, но накануне Нового года, выступая по телевидению, о них сообщил народу сам Ельцин:
«Мы вступаем в 1992 год. Это год особый. Нам предстоит создать основы новой жизни. Говорил не раз и хочу повторить: нам будет трудно, но этот период не будет длинным. Речь идёт о 6‒8 месяцах».
Если перевести это утверждение в «дни», то получается 180–240 дней, а значит, Ельцин и Гайдар оказались вдвое-втрое наивнее Горбачёва, который, как мы помним, в своё время вцепился в невыполнимую программу Явлинского «500 дней».
2 января 1992-го было объявлено о либерализации цен, то есть о снятии всякого государственного контроля над ними. «Заботясь о народе», — стало быть, чтоб не затеял бунт раньше времени, сообщили, что цены на молочные продукты, сахар, растительное масло и детское питание могут повыситься не более, чем в 3,5 раза, на бензин и водку в 4 раза, проезд наземным и водным транспортом подорожает в 2 раза, воздушным транспортом — в 3 раза. Рост цен в такие «разы» — тоже, скажем прямо, не подарок, но в своих подсчётах (если у них были какие-то подсчёты, а не фантазии и мечты) реформаторы промахнулись изрядно: цены и тарифы, вопреки мечтам, увеличились в тысячу раз; люди потеряли все средства и сбережения.
Позже Гайдар хвастался, что сумел обрушить «денежный навес»: так он назвал сбережения граждан России, хранившиеся на счетах сберкасс. Общая сумма этих средств превышала 100 млрд рублей, что при тогдашнем паритете валют соответствовало примерно такой же сумме в долларах США. Ликвидировав личные накопления собственного народа, правительство затем признало все советские долги перед западными кредиторами. Со временем дошло и до выплаты царских долгов.
По прошествии лет, зная результаты их трудов, мы можем сказать прямо, что этот, с позволения сказать, «оперативный штаб» аналитиков и мыслителей, возглавивших вторую экономику мира, составили люди некомпетентные, легкомысленные, много говорившие о будущем процветании, но беспомощные в решении простейших текущих проблем, склонные к обману при провальных результатах их деятельности.
Их более поздние россказни, от Гайдара до Ясина, о том, что либеральные реформы они проводили ради спасения страны от голода, просто смешны. Якобы на рубеже 1991‒1992 годов запасов продовольствия в городах России оставалось на 5‒7 дней, и вот их правительство решилось пойти на «шоковую терапию». Действительно, правительство устроило народу шок. Ну, а продовольствие-то откуда взялось? За всё время их власти показатели производства в стране только падали, и взять внутри больше, чем имелось до них, было невозможно. Купили за границей?.. Купить можно было и без реформ. Или они всё же врали, что «внутри страны» ничего не было?..
Они хвалились, что после их вмешательства в экономику прилавки и витрины стали полными. Однако на любом московском рынке во все времена, от нэпа до Горбачёва можно было купить, что угодно, не было очередей, а продавцы излучали любезность. Но причиной было не изобилие, а запредельные цены! В этом и объяснение «секрета»: реформаторы добились не изобилия, а запредельных цен.
Мало кто знает: в стране существовал «Закон об индексации денежных доходов и сбережений граждан в РСФСР» № 1799‒1 от 24 октября 1991 года, по которому индексация должна была происходить ежеквартально. Но закон просто не выполняли. Такова цена похвальбы о спасении страны от голода! Если бы предусмотренную законом индексацию проводили, витрины опустели бы в момент, показав реальный результат действий младореформаторов.
Кстати, этот закон был подтверждён Конституционным судом в части индексации сбережений граждан, а отменили его позже, при принятии закона о монетизации льгот по закону от 22 августа 2004 года.
С думой о народе младореформаторам следовало сначала провести денежную реформу, чтобы обеспечить нормальные текущие выплаты, а уж потом освобождать цены. К тому же следовало провести реструктуризацию цен и зарплат, ведь в СССР трудящимся недоплачивали, изымая часть заработка на содержание общественных фондов потребления. И вознаграждение себе — действуя с думой о народе, все «верхние» бюрократы, включая депутатов, должны были впрямую увязать с положением дел в стране! Если бы их доходы росли пропорционально не росту их жадности, а росту средней по России зарплаты, то плоды реформаторской деятельности напрямую сказывались бы на их кармане, и для страны результат мог быть иным.
Некомпетентность ельцинских верховников видна и в том, что они подпали под обаяние западных схем рыночной экономики. Но их представления о рынке были весьма своеобразны. Они просто верили, что есть какой-то всесильный чистый рынок, и что он много лучше планового хозяйства, а построение рыночной экономики — это процесс, происходящий в разных странах примерно одинаково, и что надо всего лишь наложить на Россию «рыночную матрицу», а дальше всё получится само собой.
Люди, взявшиеся реформировать экономику великой страны, говорили, что законы экономики везде действуют одинаково, как и законы физики! А потому, дескать, и результаты их применения в разных местах будут одинаковыми. Ясно, что они и физики не знали. Например, вода кипит при 100 °C, но если там, где вы её нагреваете, атмосферное давление выше или ниже 1 атм., то и температура кипения будет больше или меньше 100 °C. Меняется и точка замерзания воды, и т. д.[80]
Примерно то же самое можно сказать и о всеобщности законов экономики.
Вот мнение о проведённых в России реформах лауреата Нобелевской премии профессора Колумбийского университета Джозефа Стиглица:
«…Имеется и другой взгляд на рыночную экономику, базирующийся на большем равноправии, использовании силы рынков для того, чтобы обеспечить процветание не немногим гражданам, но всему обществу. То, что Россия в переходный период не сумела этого достичь, не должно вызывать удивления. Эта цель реформаторами и не ставилась. Величайший парадокс в том, что их взгляды на экономику были настолько неестественными, настолько идеологически искажёнными, что они не сумели решить даже более узкую задачу увеличения темпов экономического роста