ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ
Подбор наследника
Общая сумма потерь, понесённых российской экономикой за годы ельцинских «реформ», не поддаётся осмыслению умом. Остановилось десятки тысяч заводов и фабрик, в том числе тысячи крупных и крупнейших. Из многих отраслей сохранились лишь производства, наносящие природе и здоровью работников явный вред (чёрная металлургия, производство алюминия, удобрений). Выпало из оборота 60 % пригодных для пахоты земель. Катастрофически сократилось производство важнейших промышленных товаров и изделий: станков с ЧПУ — в сто раз; тепловозов — в три раза; грузовых вагонов — в шесть раз; грузовых автомобилей — в четыре раза.
В Советском Союзе в год выпускалось более тысячи самолётов, в «новой» России в 2001 году их было выпущено четыре штуки.
Прекратились полёты в космос. Деградировала армия.
Почти все готовые товары, от которых зависело жизнеобеспечение страны, Россия стала ввозить из-за границы, от шурупов и гвоздей до иностранных самолётов. В 1997 году были зафиксированы случаи ввоза в Москву немецкого бензина! Более половины сельхозпродукции шло из-за рубежа: страна утратила продовольственную независимость. В 1989 году был «продовольственный дефицит», но средний гражданин потреблял в сутки 3340 ккал; в 1999-м — «изобилие», а люди потребляли 2200 ккал (при норме не менее 2500).
И всё это — результат деятельности высшей бюрократии! Верховники владели всей полнотой информации, на них работали сотни экспертов и аналитиков. Они могли принимать любые решения, если в самом деле хотели продвигать полезное и разрушать вредное. А в итоге — обвал, обнищание, потеря страной авторитета в мире. Так что же:
правительственная «элита» нарочно делала так, чтобы стране стало хуже? Или такой результат получился у них попутно?
Интересное мнение высказал О. Н. Ванеев в статье «Диктатура бюрократии»:
«Мы долго держались мнения, будто бюрократия нами только управляет, но делает это плохо, неэффективно. Фактически же она нас — всех живущих в обществе и занятых какой-либо деятельностью — присваивает и делает это по-своему хорошо, мастерски, даже виртуозно. Образ бюрократа ассоциировался у нас с некой казённой маской, под которой лениво шевелится обрюзгшее человеческое существо, ко всему равнодушное, готовое утопить в беспросветной казуистике любое живое начинание. Да, такая маска у него есть, таким он часто является нам, но, в сущности, он — ловкий, изворотливый, умелый предприниматель, энергично занятый своим бизнесом с помощью особых средств и во имя особого рода „прибыли“»[87].
Мы и в этой книге и во многих других высказывали разные тезисы. Например: «Государство синхронизирует интересы различных социальных структур». Или: «Структура, в которой группа властных людей, действуя через чиновничий аппарат по установленным правилам поведения, достигает полезных для страны целей, может быть названа государством». А также перечисляли цели государства.
Но если властная группа людей представляет не народ, а банкиров и олигархов, и полезных для страны целей не ставит, или если бюрократический аппарат (даже когда цели поставлены) их не достигает, то такую структуру можно назвать только несостоявшимся государством. Сама бюрократия, как когорта высших чиновников, в силу своего устройства имеет возможность вмешиваться в деятельность любой другой социальной структуры, она способна подавлять чужой интерес в свою пользу. Без сомнений, за хорошие деньги она легко решится на действия, ведущие к развалу собственной страны, согласится работать и в пользу иностранных интересов.
Вот мнение американского советолога П. Редвея:
«Основной спонсор Ельцина и его реформаторов — МВФ — на протяжении десятилетия хладнокровно душил Россию. МВФ толкал Ельцина на расстрел парламента и полностью поддержал этот расстрел. Сакс лично редактировал указы Ельцина. Инструкции от МВФ получали Чубайс, Черномырдин и Кириенко — ВВП СССР за время войны (Великой Отечественной. — Авт.) сократился на 24 %, а с 1991 по 1998 год — на 43,3 %, объём промышленной продукции упал на 56 %»…[88]
Бюрократии не важно, существуют ли реальные проблемы, и разрешимы ли они; без твёрдой руки над собой она придумывает проблемы сама, и сама их решает, причём непременно бюрократическими методами. Надо удвоить ВВП — и по всей стране создадут комиссии, комитеты и прочие органы по удвоению ВВП. Вырастет оно или не вырастет — неважно, главное, чтоб шёл процесс и отчёт был сдан в срок. Надо «новый мир построить» — и переименуют улицы, снесут памятники, фасады покрасят в цвета флага и придумают новые награды. Надо бороться с бедностью — возникнут комиссии по борьбе с бедностью, и будет издан указ, чтобы к такому-то числу покончить с бедностью в пределах соответствующей зоны ответственности. А если доля бедных не уменьшается, а даже растёт — просто изменят методику подсчёта.
Надо гражданское общество — будет вам гражданское общество. Какое? А какое надо, такое и будет. Вчера они держались за марксистскую догму и гноили противников марксизма в тюрьмах и психушках; сегодня вцепились в догму свободного рынка и загрызут любого, кто скажет, что нужна плановость; завтра им велят стать патриотами, и они такими станут патриотами, что небеса содрогнутся.
Вам (или «международному общественному мнению») нужно, чтобы народ воле-изъявлялся, чтобы был парламент и политические партии? Пожалуйста, вот вам парламент, вот вам партии. Например, КПСС в заключительном периоде своего существования была партией бюрократии. И нынешняя «Единая Россия» партия бюрократии, и «Справедливая Россия». Но при этом они называют себя партиями народными. А как же ещё? Объявить себя партией бюрократии, значит заведомо проиграть; вот и размазывают себя по всему обществу, имитируя народность.
Коммунистическая партия задумывалась не как партия бюрократов. Она такой стала. Великий русский учёный-энциклопедист Н. А. Морозов (1854‒1946), сам в своё время создававший партии, описал, как происходят такие пертурбации, на примере процесса образования новых политических организаций в 1870‒1880-х годах. И выдал чеканную формулу: «Чтобы провалить дело — сделайте его престижным».
Допустим, существует некая партия. Упорным трудом своих членов она добивается авторитета и признания в обществе. Принадлежать к ней становится престижным, и большое количество конъюнктурщиков начинает заполнять её ряды, и, заполнив партию более чем наполовину, требуют, чтобы она следовала уже оправдавшим себя курсом. Но наряду с этим большинством там есть члены, примкнувшие не потому, что это престижно и выгодно, а искренне разделяющие первоначальные идеалы! Они видят, что меняющаяся внешняя обстановка требует корректировки курса, начинают выступать против мнения большинства и становятся внутренней оппозицией. В результате именно их изгоняют. Окостеневшая партия остаётся со своим бюрократическим большинством, а изгнанные создают новую, добиваются её признания, состоять в ней становится престижным, и в эту новую партию опять устремляются те, кто хочет быть при авторитетном деле, а чтобы оно продолжало быть авторитетным, требуют сделать неизменной её политику. Опять появляется внутренняя оппозиция, их изгоняют, и т. д.
И. В. Сталин был в числе тех, кто состоял в коммунистической партии, когда быть в ней не было престижно, а было опасно. Он умел поворачивать курс при изменявшихся внешних условиях. А все «вожди», правившие после него, вышли из уже обюрократившейся КПСС: Хрущёв, Брежнев, Андропов, Черненко, Горбачёв, Ельцин, Путин. И они становились лидерами бюрократов, но не народа. Ни один из них не имел своих мыслей в голове, ни один не мог предложить ничего, кроме того, что почерпнул у своих начальников, но их, как и предшествующих начальников, десятилетиями подбирали в бюрократический аппарат по признаку «серости». Каждый был зависим от бюрократии, и став во главе страны, предоставлял бюрократам полную свободу действий. Отсюда и волокита, и формализм, и коррупция, и невежество.
А народ желает видеть на вершине власти человека, способного выдвигать достойные идеи, заставлять аппарат работать в интересах страны, находить годных и убирать негодных работников, ликвидировать взяточничество.
Но бюрократия подбирает вождей по совсем другим критериям!
«Последние месяцы 1998-го и начало 1999 года были временем отчаяния и тревоги в жизни обитателей Кремля, — пишет Леонид Млечин в книге „Кремль. Президенты России. Стратегия власти от Б. Н. Ельцина до В. В. Путина“. — Это было время, когда стало ясно, что президент Ельцин настолько тяжело болен, что неизвестно, сколько времени он ещё продержится… Страшная мысль: кто придёт после него? и как он себя поведёт? — не покидала ни самого Ельцина, ни его окружение. Ведь тогда сильны были позиции тех, кто говорил, что Ельцина надо судить за развал страны».
Возможно, даже сам автор этих слов (Леонид Млечин) не понял, чтó написал, а уж большинство читателей тем более не увидели в его сообщении о тихой панике в Кремле ничего странного. Одни радовались падению «совка» и считали развал СССР и советской экономики чем-то естественным. Другие просто не знали масштабов развала.
Но давайте вдумаемся. Руководитель некогда великой державы — в размышлениях: как быть дальше, и самая страшная его мысль: что сделают лично со мной за то, что я сделал со страной?.. Надо суметь найти преемника, чтобы меня не обидел.
Млечин рассуждает (за Ельцина): кого выбрать?..
«Эскизный проект преемника набросать было несложно: молодой, энергичный, располагающий к себе, желательно из военных, из тех, кто в политике недавно и ещё не успел примелькаться. Такие качества, как верность и надёжность, обязательны. Он должен сохранить верность своему крёстному отцу в политике и после того, как сменит его в Кремле