Выбор религии — самый драматичный момент в культуре Киевской Руси. Но христианство пришло на Русь закономерно. В 869 г. христианство приняла Дунайская Болгария. В X в. христианизация постепенно захватила Чехию, Венгрию, Польшу (здесь в конце концов победило не православие, а католичество). На очереди была Киевская Русь. То, что выбирали из трех религий, тоже закономерно, так как Русь окружали страны, исповедовавшие эти религии. Византия и большинство восточноевропейских стран исповедовали христианство (почти все православие); Хазария исповедовала иудаизм; Персия — ислам, который оттуда проник на Кавказ и в Волжскую Булгарию. Выбор, по существу, был предопределен, хотя, по легенде, главным оказалось содержание религии, а не ареал ее распространения. Это, вообще говоря, понятно, имея в виду цели летописцев и сложные отношения между принятым христианством и коренным язычеством Руси. В летописи нужно было подчеркнуть сущностное преимущество христианства.
Была и политическая причина: монотеистическая религия больше подходила централизованному государству, чем языческий политеизм. В культурном плане важно, что введение христианства влекло за собой приобщение к славянской письменности и византийской культуре, к более высоким нравственным ценностям. Как Западная Европа переняла культуру Древнего Рима, так и Русь много получила в культурном отношении от Византии, которая в X в. была, строго говоря, единственной подлинно цивилизованной страной во всем христианском мире. После крещения Руси она вошла в «сынóвьи» (по выражению А. Тойнби) отношения с эллинским обществом, у которого к этому времени уже был один «сын» — западное общество. Христианство «воплотилось в духовное тело языческой Руси» (И.Р. Шафаревич).
Как отмечает П.Н. Милюков, принятие христианства вызвало в русских людях огромный духовный подъем, подлинное одушевление. Но и после 988 г. процесс синтеза язычества и православия, начавшийся на 100 лет ранее, продолжался в течение нескольких столетий. В X в. в особенности, но частично и в IX в., когда появляются первые христиане на Руси, происходит синтез древнеславянской мифологической культуры, идущей от арийской общности, с христианской православной культурой, пришедшей из Византии и Болгарии. Своеобразие средневековой русской культуры и заключается в этом синтезе.
Тема религиозности русского человека остается дискуссионной в отечественной культуре. Спор возник еще в XIX в. между В.Г. Белинским, утверждавшим, что религиозность эта внешняя, и Ф.М. Достоевским, который говорил о глубокой внутренней религиозности русского человека. Несмотря на то, что XX в. с его гонениями на церковь, исполнителями которых были обычные люди, вроде бы подтверждает мнение Белинского, за Достоевского — тысячелетняя история православной церкви на Руси и то соображение, что свойством русского национального характера является максимализм, нашедший свое духовное осуществление в христианской религии. Произведение XI в. «Палея Толковая», о котором речь пойдет ниже, и многочисленные книги, написанные за 1000 лет, дышат верой в то, что «кто завершит жизненный бег и соблюдет веру, тому уготован от Бога венец праведный», т. е. максимум того, на что может рассчитывать человек.
2.4. Фольклор
Обычно художественная литература Киевской Руси представлена в антологиях под названием древнерусской, но поскольку речь идет о произведениях IX в. и более поздних, это уже, строго говоря, средневековая литература. К настоящей древности можно отнести сказки, которые представляют собой как бы осколки мифов, и песни, но уже былины, созданные, как полагают, в IX–X вв., являются произведениями Средних веков.
Художественную литературу можно подразделить на устную, или фольклор (англ, folklore, букв. — народная мудрость, народное знание), и письменную. Фольклор появился до письменности, но письменность, возникнув, не сразу проникла в толщу народной жизни, а постепенно, и все это время фольклор существовал наряду с письменной литературой. Фольклор подразделяют на три большие группы, имеющие свой жанр и стилистические особенности: 1) сказки; 2) песни; 3) былины, синтезирующие в себе словесное и музыкальное начало. Отдельно можно говорить о малых формах фольклора — пословицах, поговорках, загадках, заговорах и т. д. Поскольку сказки и песни создавались ранее былин, то соответственно можно выделить два крупных этапа в развитии фольклора. Сказки относят к детству народа и читают их самым маленьким, песни — к юности и зрелым годам. Былины же воплощают в себе историческую память народа.
Как писал А.Н. Толстой, изустная «литература была достоинством и умом народа. Она становила и укрепляла его нравственный облик, была его исторической памятью, праздничными одеждами его души и наполняла глубоким содержанием всю его размеренную жизнь, текущую по обычаям и обрядам, связанным с его трудом, природой и почитанием отцов и дедов»[38].
По мнению крупнейшего отечественного ученого А.Н. Веселовского, фольклор, народное творчество в целом представляет собой синкретическое явление, в котором воедино слиты и поэзия, и музыка, и обряд, и в какой-то мере стихия самого народного быта. В то же время в рамках конкретных видов искусства вычленяют и рассматривают отдельно словесные, музыкальные и обрядовые составляющие народного творчества. В данном параграфе речь пойдет преимущественно о словесных составляющих фольклора.
Сказки. Все помнят слова А.С. Пушкина: «Что за прелесть эти сказки! Каждая из них представляет собой поэму». Сказки, которые рассказывала Пушкину в детстве няня Арина Родионовна, считаются одной из предпосылок его творчества, и, таким образом, ниточка от сказок тянется в «золотой век» русской культуры. «Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается». Сказка противопоставляется настоящему действию, да и само содержание сказки существенно отличается от реальности. Связано это с мифологическими основами сказок, которые постепенно, по мере потери мифологией лидирующих позиций в культуре, заменялись реальными событиями, превращая сказку в рассказ.
В сказках присутствует особый ритм, узловыми моментами которого являются повторы. Обычно их бывает три — магическое число, но может быть и больше. Так, в «Репке» модифицированных повторов пять — по числу героев. В сказках выражаются глубинные свойства национального характера. В той же «Репке» общее дело осуществляется совместным действием всех, и не только людей, но и домашних, а также не совсем домашних животных — собаки Жучки и мышки.
Можно ли из сказок-выдумок, которые служат для развлечения детей, делать серьезные выводы? При нынешнем легкомысленном отношении к сказкам такой вопрос вполне резонен. Но если воспринимать сказки как дошедшие до нас остатки мифов, когда-то определявших отношение к жизни наших далеких предков, такой подход будет оправдан. А.С. Пушкин писал: «Сказка — ложь! Да в ней намек! Добрым молодцам урок» (добрым в смысле вдумчивым, внимательным, рассудительным).
К сказкам примыкают другие виды фольклора, с которыми мы знакомимся в юные годы:
— колыбельные песни;
— пестушки (песенки и стишки, которыми сопровождают первые сознательные движения ребенка, например «потягушеньки»);
— потешки (песенки и стишки к первым играм ребенка с пальцами, ручками и ножками, например «ладушки-ладушки!»);
— заклички (детские песенные обращения к солнцу, радуге, дождю, птицам, например «дождик-дождик, пуще»);
— приговорки (словесные обращения к улитке, жучкам и прочим животным, например «божья коровка, черная головка»);
— прибаутки («Дон-дон-дон! Загорелся кошкин дом»);
— небылицы («Стучит, брячит на улице, Фома едет на курице»);
— считалки («Аты-баты — шли солдаты»);
— игры;
— скороговорки;
— загадки;
— гадания.
Детские игры сопровождались стихотворными текстами, например играющие в горелки пели: «Гори-гори ясно, чтобы не погасло». От детских игр пошли крылатые слова. Так, в игре «Курилка» играющие передавали друг другу тлеющую лучину, и тот, у кого она перестает куриться, должен исполнить какое-нибудь приказание. При передаче лучины пели друг другу: «Жив, жив, Курилка». Отсюда произошло выражение «Жив еще курилка». Всем памятна скороговорка: «На дворе трава, на траве дрова». От загадок тоже получались крылатые слова. В частности, из загадки «На сене лежит, сама не ест и другим не дает» получился афоризм «собака на сене». Из загадки «В болоте плачет, а из болота не идет» — пословица «Всякий кулик свое болото хвалит». От загадки «Не море, а волнуется» тянется ниточка к «волнующейся ниве».
На некоторые загадки вроде «Зимой и летом одним цветом» мы знаем ответ с детства. Другие трудны для нас и сейчас, найти на них ответ нам даже труднее, чем нашим предкам. Например, современный человек, далекий от сельскохозяйственного производства, вряд ли догадается, что ответ на загадку: «Режут меня, вяжут меня, бьют нещадно, колесуют меня; пройду огонь и воду, и конец мой — нож и зубы» — столь привычный нам хлеб. Так же трудно сейчас догадаться, что ответ на загадку: «Меня бьют, колотят, ворочают, режут; я все терплю и всем добром плачу» — земля. В этой загадке заключено внутреннее противоречие земледелия как главного способа производства средневекового человека: источником урожая является земля, но, чтобы его получить, на землю надо воздействовать, обрабатывая ее. Некоторые загадки напрямую связаны с мифологией. Например, ответ на загадку «Что без горя живет?» — «бел-горюч камень» («всем камням отец»).
Песни сопровождают человека на всех этапах жизни. В младенчестве — это колыбельные, в юности — хороводные, любовные, свадебные песни, в зрелой жизни — трудовые, шуточные и плясовые, семейные. Известны балладные, исторические, бунтарские, разбойничьи и тюремные песни, причитания о рекрутах и солдатах, похоронные причитания. Разновидностью песен являются частушки, свадебные величания и причитания. Будучи неразрывно связаны с жизнью народа, песни отражали все, что его волновало, все исторические события и перемены, непосредственно затрагивающие его.