твующей прибавки о Риге и Готланде здесь уже не имеется. Нет этой взаимности и в отношении сборов за взвешивание товаров — речь идет только о Смоленске; а по поводу взыскания долга подробно говорится о тиуне, о детском, об обязанности смольнян платить, если они немцам помешают расправиться с русским должником. Лишь в заключении после подробного описания всего этого процесса прибавлена небольшая фраза: «Тая правда оузяти роусиноу оу Ризе и на Гочкомь березе», но не указывается, к кому и в каком порядке русский кредитор должен там обращаться.
Из этого можно вывести предположение, что на первом плане стояла торговля немцев в русских областях, тогда как торговая деятельность русских даже в ливонских городах и на Готланде имела меньше значения. По вопросу же о поездках смольнян и других западно-русских купцов за пределы Риги нам известно, что Рига впоследствии, по крайней мере к концу XIV ст., ставила этому всяческие препятствия. Она не желала пропускать ни русских в Балтийское море, ни приезжавших из вендских или вестфальских городов немцев вверх по Двине в русские области. Вообще если в договорах Смоленска с немцами 1229 и 1250 гг. упоминается наряду с Ригой о готском береге, то ни в мире, заключенном в 1338 г. литовским князем Гедимином, которому тогда принадлежали Полоцк и Витебск, с Ригой и магистром Ливонского ордена, ни в соглашении с орденом и Ригой смоленского князя Ивана Александровича 1340 г. нет уже речи ни о Любеке, ни о Готланде — русские отправляются только в Ригу{204}.
Что касается другого упомянутого выше вопроса, о свободной торговле иностранцев, то хотя ему посвящены две статьи (одна о свободе продажи товаров, другая о свободе закупки), но ясности относительно объема предоставленных им прав все же не получается. «Аже латинескии придеть к городоу, свободно иемоу продавати, а противоу того не молвити никомуже» (ст. 25), «латинескомоу и есть волно оу Смольнеске который товар хочьть купити, без пакости» (ст. 30). Подобные же общие фразы «волное торгованье», «волно ехати торговати, купити и продати» мы находим неоднократно и впоследствии{205}.
Спорным является в особенности вопрос о том, предоставлено ли торговать гостю с гостем. На основании жалоб Риги витебскому князю Михаилу Константиновичу в конце XIII ст. можно предполагать, что эта торговля дозволена. В этом заявлении Риги содержится протест против неправильностей в области взимания весового сбора, установленного договором 1229 г. «Аже ты, княже, лишнее емлешь»), и против насилий над немецкими купцами, у которых «товар отял силою и неправдою», которых «вязали и мучили», и против того, что князь, как и его брат, купили у немцев товары, но не заплатили за них. Вместе с тем рижане протестуют против того, что князь, по совету людей, которых следовало бы наказать, а не слушать, лишил их возможности торговать с другими гостями, и когда один рижанин по имени Фредерик хотел продать соль другому гостю, то его заковали, а товар его князь велел разграбить. «Еси неправду деял, заявляют рижане, както ныне новую правду ставишь, както есме не чювали от отчов ни от дедов ни от прадедов наших. Аже велишь кликати сквозе торг: гость с гостем не торгуй. Княжо, у том еси неправду деял. Княжо, аже еси тако у своем сердчи, тоть то еси неправою думою думал. Будут тобе, княжо, лишие людье тую думу пододали, тоть не у честь тобе дали тую думу; то есть тобе, княжо, достойно, аже бы тыи люди казнил, как то бышь инии людие бояли ся, кто лихую думу пододаваеть». Затем рассказывается вся история с Фредриком, который «шол с темь человеком» якобы, к князю, на самом же деле «порты с него снем за шию оковал и рукы и ногы и мучил его так, както буди Богу жяль». Князь же «детьские свое послав на его подворие и велел товар его розграбити». «И ныне мы ся тебе молим, — заключают рижане, — абы ты тыи товар отдал княжо. И сам ведаешь ажо неправдою еси свое крестное челование забыл»{206}.
К концу XIV ст. и полочане в свою очередь жалуются на то, что в Риге их лишают возможности торговать с «заморскими» немцами. Рига это отрицает: и эти немцы участвовали в заключении договоров и пользуются предоставленными в них свободами. Это обстоятельство находилось в связи с только что рассмотренным вопросом о праве поездки купцов в другие местности. Рижане требовали предоставления им возможности ехать из Полоцка дальше в Витебск и Смоленск. Полоцк готов был допустить это с условием, что Рига в свою очередь даст им возможность ездить на Готланд и Любек, на что Рига не соглашалась{207}.
Очевидно, Полоцк и Рига старались создать себе штапельное право, при котором все привозимые к ним товары должны были продаваться в стенах города, а не вывозиться дальше, и притом должны были сбываться местным купцам, но отнюдь не иностранным или иногородним. Запрещение торговли с другими гостями являлось, таким образом, выражением того же штапельного права.
Однако в мире, заключенном вслед за этим между литовским князем Витовтом и Ригою в 1399 г. в Полоцке{208}, именно этот спорный вопрос о штапельном праве был оставлен открытым, ибо стороны, очевидно, не могли прийти ни к какому соглашению. Он был поднят снова при заключении договора между Полоцком и Ригой в 1406 г. Этому договору предшествовало нарушение в 1403 г. мира Витовтом, который, как это он сделал и за несколько лет до того, потребовал от рижских купцов, чтобы они покинули Полоцк в течение 4 недель, в противном случае они будут силой изгнаны из города или заключены в оковы. Но и выехать он им не дал свободно, а задерживал до тех пор, пока магистр Ливонского ордена не возместил убытков, нанесенных в 1403 г. полочанам. При отъезде купцов им была, впрочем, дана возможность оставить нескольких человек в Полоцке для охраны своих товаров{209}.
Из переговоров, которые велись при заключении упомянутого договора 1406 г., и из предложений, делаемых обеими сторонами, мы можем усмотреть, насколько существенно расходились их пожелания и взгляды. Договор, созданный на основании решения Витовта, является лишь временным компромиссом, после которого следовал ряд соглашений; окончательно же выяснены были спорные вопросы лишь грамотой литовского князя Александра 1498 г., которой Полоцку было предоставлено штапельное право и определены условия торговли рижан и других гостей в Полоцке{210}.[15]
В привилегии князя Александра рижанам и иным гостям запрещено под угрозой конфискации товаров ездить в Витебск или Смоленск; они могут отправляться туда лишь для взыскания долгов, но не для торговли{211}. Эти поездки вызывались тем, что купцы из Витебска и Смоленска продолжали посещать Ригу. За пределы Риги ни они, ни полочане, конечно, не ездили. Полоцк стал конечным пунктом немецкой торговли и центром товарообмена в северо-западном крае.
Но Полоцк этим не ограничивается — торговля гостя с гостем вообще должна быть прекращена, и не только за пределами Полоцка, в других местностях, куда немцы могли бы отправляться, но и в стенах самого Полоцка. И здесь товары должны идти через руки местных жителей, иначе мог бы получиться обход постановления, согласно которому нельзя ехать мимо Полоцка, минуя его жителей. Гости приезжали бы сюда, формально выполняя это требование, но в действительности нарушая его. Они торговали бы между собой в самом городе, так что в результате все-таки устраняли бы горожан.
Как мы видели, и Витебск, и Рига уже рано стали запрещать торговлю гостя с гостем, что вызывало каждый раз возмущение противной стороны. Их примеру следовал и Полоцк. В своих предложениях 1405 г. Полоцк заявляет: «А торговати немецькому купцю с гостем Литовьское земли добровольно, а с новьгородци немецькому купьцю торговати, а промежи има ходити нашему полочанину: занеже нас новьгородци не пустят у немечький двор торговати без своего новьгородца; а с Москвичи торговати вашим немьцем; также нашему полчанину межи ими ходити, торговати: занеже на нас москвичи тамьгу емлют»{212}. С литовцами немцы, следовательно, могут торговать непосредственно, с новгородцами же и москвичами только через посредство полочан. Последние, по объяснению Никитского, являлись своего рода маклерами, без которых ни одна сделка гостя с гостем заключена быть не могла — «между ними», по образному выражению памятника, «ходил полочанин»{213}. Маклеров на Руси в те времена не было в противоположность Западу, где повсюду существовали маклерские корпорации и где, как например, в Брюгге, обязательно было пользование их помощью.
Запрещая рижанам непосредственную торговлю с новгородцами и с москвичами, Полоцк ссылается на то, что новгородцы не дают им торговать на немецком дворе без посредства местных жителей, а москвичи с них, полочан, взимают тамгу. Выходит, таким образом, как будто против торговли рижан с новгородцами и москвичами Полоцк, в сущности, ничего не имеет и готов был бы допустить ее, если бы тому не препятствовали действия противной стороны. Едва ли, однако, мы имеем основание принимать эти объяснения за чистую монету и даже предполагать, как утверждает А. С. Мулюкин, что Полоцк запрещает непосредственную торговлю немцев с москвичами в качестве репрессалии против Москвы, которая взимала тамгу с жителей Полоцка{214}. Скорее, это просто отговорка. Не говоря уже о том, что тамга вообще уплачивалась всеми иногородними