Для этого он сватается к племяннице последнего византийского императора Константина XI Софье Палеолог. В 1472 году, т. е. через 19 лет после падения К-поля, Софья Палеолог вступает в брак с Иваном III. Но этот брак только по видимости является воссоединением с Византией, только по форме. Да, с Софьей Палеолог на Русь приезжает двуглавый орел, который с этого времени становится геральдическим символом Руси, и многие обычаи византийского двора. Князь все больше отделяется от своих бояр, он уже не первый среди равных, он принципиально иной. Что внушали всегда греки, митрополиты и патриархи, русским, что вы русские князья не равняйтесь с к-польским императором, таких как вы князей много, а царь один во всей вселенной. Как писал патриарх Антоний еще великому князю Василию Дмитриевичу в самом начале 15 века: невозможно христианам иметь церковь и не иметь царя, ибо царство и церковь находятся в тесном союзе и невозможно отделить их друг от друга. Конечно, канонически это абсолютная чепуха. Но к тому времени так уверены в этом греки. К-поль тогда еще не пал, и смысл письма заключается в том, что вы не обращайте внимание, что К-поль слаб, что остался всего один город, окруженный турками. Все равно в нем царь всего православного мира. Он ваш глава и он в соединении с патриархом управляет всей православной церковью.
Но теперь уже нет царя православного, и К-польский патриарх не может никак управлять церковью с московским князем. Да и князь, только князь, да и патриарх в плену у турок. Что делать? Иван III решает, что он должен стать новым повелителем всех православных. Поэтому-то брак с Софьей Палеолог. Но Софья Палеолог, её вывезли в Италию, всю жизнь провела и училась в Риме, она культурная итальянская принцесса. Говорят, не очень красивая, толстенькая, но зато с каким прошлым! Очень образованная культурная женщина с огромными амбициями. Её сватает Римский Папа. Они в этом заинтересованы, потому что считают, что вместе с Софьей приедет уния на Русь. Ничего подобного не получается. Софья не так глупа. Она предпочитает быть византийской императрицей в Москве, а не одной из многих католических королев. В этом смысле, когда она приезжает на Русь, политика меняется.
Но все равно связи с Западом очень крепки. Именно в это время возводятся соборы Кремля, приглашается Аристотель Фиорованти, строятся стены Коломны, современные стены Кремля. Все это строят итальянские архитекторы. Замок Ферраро и наш Кремль похожи друг на друга как две капли воды. Монгольские навершия появись позже. Но если вы их уберете, то увидите что это итальянские крепостные башни того, 16 века.
Вся эта итальянская культура приходит на Русь, но она высокая и очень поверхностная, только при царском дворе, только в близком кругу. А народ и церковь страшно пугаются, потому что приходит непонятная западная латинская традиция, а своя не может. Очень характерная история, что Успенский собор, который пытался своими силами построить Иван III. Пригласил псковских мастеров, из тогда еще независимого Пскова. Но он рухнул, потому что не умели уже строить крупные сооружения. И тогда уже пригласили итальянцев. С Ивана III и врачи уже все итальянские и немецкие у русских князей. Сам Иван еще не решается объявить себя царем, но он втайне, и эта тайна потом служила очень плохую службу этому мальчику, втайне своего внука Дмитрия Ивановича, сына Ивана, венчает полным византийским чином на царство. Обычно считают, что Иван Грозный первый русский царь, но первый это Дмитрий Иванович. Бедный мальчик, когда умер дед, Василий Иванович, сын от Софьи Палеолог, заключает Дмитрия в тюрьму и в 1509 году умерщвляет. Поэтому сам Василий III из-за этого никогда сам не венчался царской короной. Именно потому, что при нем был живой царь, и это знали на Руси.
Одновременно происходит, при политическом разделении, умаление роли митрополита и церкви как таковой. Церковь все больше становится, если угодно, одной из функций, пусть важной, великокняжеской власти. Иван III уже не слушает, когда митрополит делает ему замечания. Но еще не трогает, не решается. Его сын, великий князь Василий, запросто может смещать митрополита и назначать на его место того, кого считает нужным. Фактически царство съедает церковь. Когда митрополит московский воспротивился тому, чтобы Василий III развелся со своей живой и здоровой женой Соломонией Сабуровой в девичестве и вступил в новый брак с литовской княжной Еленой Глинской, приехавшей на Русь, которая была в 2 раза его младше, якобы потому что Соломония была бездетна, а злые языки говорили, что бездетен Василий, тогда по приказу Василия митрополита свели с кафедры, заковали в кандалы и отправили на Кубенское озеро, в Вологодскую губернию. На место принципиального митрополита Варлаама поставили безвольного, даже склонного, как говорили, к половым извращениям, митрополита Даниила, который ни слова не сказал. Все восточные патриархи написали, что тебе нельзя разводиться с живой женой и вступать в новый брак, ты погубишь царство. Но пренебрегая волей всех восточных патриархов и всей церкви, желая соединиться с молодой женщиной, которую страстно полюбил, Василий III совершает вот такое. Он убивает законного царя, своего единокровного брата Дмитрия, не одного его, боярам, которые с ним спорят, уже запросто вырезают языки, не убивают еще, низводит митрополита и ставит своего ставленника, который ничего не может возразить. От Елены Глинской рождается Иван Грозный, но опять же злые языки говорят, что совсем не от Василия Третьего, а от молодого литовского боярина Телятьего-Оболенского, который вместе с Еленой приехал на Русь и уже тогда будучи её возлюбленным. Никто этого сейчас проверить не может, но в любом случае, этого ребенка, от кого бы он не был рожден, его называют даже в официальных русских летописях ублюдком. Вы знаете грубое слово, которым обозначают на Руси публичную женщину. Ублюдок производное от этого слова, рожденный от такой женщины. Речь идет о том, что этот брак незаконный, это прелюбодеяние, законная жена Соломония и соответственно ребенок рождён в блуде, ребенок осквернен от самого своего рождения. Вы знаете, что Иван IV Васильевич эту печать нес на себе, так или иначе.
Церковь все больше попадает под влияние государства. Но это только одна сторона. Вторая сторона внутрицерковная, не менее важная. Дело в том, что когда порвалась связь с культурным христианским миром, то прерывается связь и с мистической традицией Востока, проводником которой на Русь был преподобный Сергий Радонежский, Кирилл Белозерский. Это движение исихазма. Таким продолжателем традиции Сергия Радонежский является Нил Майков Сорский. Он жил в 15 веке, 1433–1508 гг., учился на Афоне, практиковал эту мистическую традицию, даже написал небольшую книжку из цитат отцов, где доказывает, что надо заниматься этим умным деланием, духовной молитвой, это самое главное дело и для монаха и для мирянина. Это, пожалуй, последнее такое движение на Руси. У него есть последователи, и Нил Сорский и его последователи обосновываются уже не в центре Руси, не рядом с Москвой, как Сергий Радонежский, там всё меняется, они на далекой окраине в заволжских лесах, в районе Кирилло-Белозерского монастыря на реке Соре — поэтому он Сорский. Там они строят свои скиты, живут по два по три, питаются от изделий своих рук, не принимая никаких даров от мирян, кроме крайних обстоятельств, но наоборот, уча мирян, принимая к себе всех, кормя, если есть чем в голодные годы. Подвижническое аскетическое житье, похожее на Сергия Радонежского. Эта традиция преподобного Сергия продолжается теперь в Заволжских скитах. Это последняя струйка еще с Афона, Нил Сорский успел поучиться на Афоне и успел приехать на Русь, пока окончательное разделение не произошло Русской и Греческой Церкви. Его известным учеником, который прямо как преподобный Сергий, из знатного боярского рода князей Патрикеевых (от слова патриций, русский род возможно с греческими корнями) Вассиан, князь-инок, пошел учиться к Нилу Сорскому и стал со всей горячностью, силой и культурой аристократа проповедовать его монашеское делание.
В это время в Москве происходит иное. Начинается эпоха ересей, которых до этого Русь не знала. Русь знала много других гадостей: подкупы, симония, попытки поставить епископом ставленника князя, но народных еретических движений не знала. Первое народное еретическое движение, которое возникает на севере, в новгородской земле, распространяется по Руси (тогда Новгород еще независим), это ересь стригольников. Стригольники, типичное еретическое движение общеевропейского контекста 13–15 веков, возмущены церковным мздоимством, продажей церковных должностей, что священники заботятся о своих доходах, а не об окормлении своих пасомых мирянах, что священство перестает быть самим собой. Люди возмущаются этим всегда, но еретичность в том, что они говорят: коль такая церковь, то мы в нее ни ногой. И причащаться не будем, и детей крестить не будем. Потому что не у кого причащаться, и не у кого креститься. Как раз церковь обычно говорит: да священник или епископ может быть недостойным, но тогда Таинство преподает Сам Иисус Христос. Нам не надо копаться, хороший священник или плохой, пьяница или развратник, да, это очень плохо, мы можем не прислушиваться к его словам, как к словам духовника, но таинство совершает Сам Господь. Здесь как раз еретичность в том, что они связали поведение духовенство с самим пребыванием в Церкви. Но то, что поведение духовенства на Руси было в основном безобразным, об этом ересь стригольников свидетельствует с безусловностью. Тогда возникает явление, которое до сих пор у нас очень распространено. Нельзя просто так прийти к священнику, надо знать к какому, надо знать старца, надо знать настоящего духоносного мужа, к нему можно прийти. А к кому попало нельзя. Этот поиск истинного христианства и старчества, который в болезненной форме, учитывая всю полноту церкви, существует на Руси до сих пор, этот поиск возникает именно в эту эпоху. Потому что церковь становится государственной, она питается из государственного ко