Некоторые (в том числе и Баумгартен, 1939) допускают даже, что сам император Феофил, рекомендовавший послов Людовику, не знал, что это за народ. И можно же такое придумать, что император Феофил, заключавший с народом «Рос» дружественный договор, не знал, с кем он заключает договор! Баумгартен говорит: «Il parait aussi que les Russes étaient encore inconnus aux Byzantins» — «Кажется также, что руссы еще не были знакомы с византийцами» (фр.) (р. 9). На деле совершенно очевидно, что послы употребили имя «Рос», как общеизвестное, дававшее им возможность убедить Людовика пойти им навстречу, ибо что он мог возразить против естественного желания людей вернуться домой, на родину?!
В дальнейших наших рассуждениях перед нами такие возможности: 1) послы были действительно славяне — «Русь», 2) послы были шведами, желавшими обмануть Людовика, употребив имя «Рос» как хитрое прикрытие, 3) послы были шведами по национальности, но являлись уполномоченными Руси в переговорах с Византией.
Если послы были действительно от племени «Рос», т. е. славянами, можем ли допустить, что Людовик, производивший специальное расследование и уж, конечно, опиравшийся на людей знающих, мог ли он признать славян за германцев? Явная нелепость: ведь послы-славяне, прежде всего, не говорили по-скандинавски.
Если же послы были шведами, хотевшими обмануть Людовика, то могли ли они быть такими идиотами, чтобы прикрываться самым одиозным именем? Уж если они хотели обмануть Людовика, то они должны были назваться племенем, ничего общего со скандинавскими не имеющим. Но если это так, то это значит, что «Рос» ни в коем случае не скандинавы. Наконец, если послы действительно были обманщиками, то в этом обмане должен был быть замешан и сам император Феофил, снабдивший их рекомендательным письмом, — опять явная нелепость.
Кстати, добавим, что в дискуссии о послах 839 года нашлись и такие умники, которые предполагали, что и послы не были послы, а купцы, прикрывавшиеся именем послов и желавшие воспользоваться дипломатическими привилегиями, — мысль, заставляющая признать, что и в Царьграде, и в Ингельгейме оба императора и все их служащие были круглыми дураками, что в древности не было ни верительных грамот, ни печатей (о которых мы находим упоминание в самых первых договорах Руси с Византией!).
Это предположение говорит не только о низком уровне умственных способностей у лиц, его высказывавших, но и о том, что такое предположение имело скорее смысл запутать вопрос, создавши своего рода дымовую завесу, когда спорят не об основном, а совершенно второстепенном, а основной вопрос остается нерешенным.
Остается единственно возможное, и вместе с тем правильное, объяснение случившегося: послы по национальности были шведы, но представляли собой в переговорах с Византией народ «Рос», т. е. Киевскую Русь, поэтому они и говорили о себе, что они послы от народа «Рос». И в дальнейшем мы не раз встречаем скандинавов в переговорах с Византией (Карла, Ингельда и др.), говорящих: «Мы — от рода русского».
Совершенно естественно, что скандинавы, ездившие повсюду и знавшие пути и языки, ездили в Царьград послами Руси, которая была соседкой Византии и с которой торговля поддерживалась из тьмы веков.
Представлять же Скандинавию в переговорах с Византией они не могли уже потому, что огромное расстояние, отделявшее Византию от Скандинавии, трудность пути, несовершенство тогдашних способов передвижения и т. д. почти совершенно изолировали эти страны друг от друга. Мы вообще не знаем ни одного договора между этими странами за все время их существования (исключая, конечно, современную эпоху).
Далее (что особенно интересно для уяснения психологии норманистов), многие усиленно подчеркивают влияние скандинавов на Киевскую Русь, они настаивают, что чуть ли не все послы руссов в переговорах 907, 912 и 945 годов были скандинавы, но когда речь заходит о переговорах 839 года, то они решительно устраняют славян и считают, что они на этот раз представляли самих себя и даже назывались Русью! Подумали ли норманисты, что для заключения дружественного договора между Скандинавией и Византией должны были быть какие-то реальные (материальные, экономические, политические и т. д.) предпосылки?
На самом деле все события: 839, 860, 867, 907, 912 и 945 годов были единой, действительной и вместе с тем логической цепью, показывающей, что Киевская Русь по крайней мере на протяжении столетия пользовалась то дипломатической, то военной помощью скандинавов. Можно сказать с уверенностью, что в этой цепи были и иные звенья, но история не сохранила нам их следов, но кое-что, вероятно, еще будет найдено.
Одно из таких посольств Руси (конечно, не первое) в 839 году не могло вернуться в Киев из-за перехваченного врагами Руси пути через Днепр и пыталось вернуться домой круговым путем, очевидно по Дунаю.
В Ингельгейме послы, будучи представлены, как «россы», конечно, разговаривали между собой на родном языке, т. е. по-шведски, чем и возбудили подозрение, что они лазутчики. Как следствие, Людовик задержал их для дальнейшего выяснения дела. Очевидно, выяснение установило, что послы действительно от «народа Рос», и их отпустили, иначе Пруденций упомянул бы о поимке лазутчиков-норманнов.
Все просто и понятно, и прежде всего то, что народ «Рос» ни в коем случае не был скандинавским.
Норманисты, далее, злонамеренно умолчали, что в 867 году, после карательной экспедиции руссов на Царьград, Василий Македонец, воцарившийся на месте убитого им Михаила III, посылал послов с дарами в Русь «для возобновления бывших договоров».
За нарушение договора Михаилом III Византия была жестоко наказана еще в 860 году (по другим данным, в 865 году). Какой же это был договор?
Да, очевидно, именно тот (или близкий к нему), который заключил с Русью в 839 году его отец Феофил!
Таким образом, послы Руси в 839 году, что ездили в Царьград для заключения дружбы с Византией, не висят где-то в воздухе, а являются органическим звеном событий, связывавших Русь с Византией еще издавна, задолго до появления Рюрика на сцене на севере.
Таким образом, Русь (и именно под этим именем!) была отлично и издавна известна в Византии, если еще в 839 году с ней заключали официально договор двух держав. Поскольку, однако, отношения Руси с Византией протекали мирно, нормально, они не нашли должного отражения в истории, которая излагает главным образом катаклизмы в жизни наций. Это не значит, однако, что Руси в Византии не знали. Уже Фотий, называя их «варварами», дает довольно точный очерк того, что представляли собой руссы того времени.
Что народ «Рос» был славянами, а не скандинавами, видно также из того, что их вождя, согласно Вертинской летописи, они называли «хаканом». Мы знаем положительно, что почетный титул «хакана» или «кагана» употреблялся на Руси даже до конца XII века (см., напр., «Слово о полку Игореве», «Слово о благодати» митрополита Илариона). Это был отголосок хазарского влияния. Когда-то Русь была в подчинении у Хазарского каганата (именно Киевская Русь), этот почетный титул для князя дошел в своем употреблении почти до XIII века. Естественно, что в 839 году хазарское влияние было гораздо сильнее.
Спросим, однако, норманистов: звался ли когда-нибудь в Скандинавии вождь «хаканом»? Конечно, нет!
Карамзин, будучи норманистом, усмотрел в слове «chacanus» просто имя скандинавского князя Hacon’а, но на это имеется ряд существенных возражений: 1) филологическое: в слове «хакан» или «каган» (в его иной огласовке) имеются два «а»; в слове «Гакон» мы имеем «а» и «о», 2) историческое: Карамзин не доказал ничем, что в 839 году в Скандинавии княжил какой-нибудь Гакон и что он посылал в Византию мирное посольство, 3) грамматическое: выражение — «quos rex illorum Chaccanus vocabulo» показывает своей конструкцией, что речь идет не о личном имени, а о титуле, 4) логическое: при существовании между Людовиком и норманнами плохих отношений называть своего норманского короля Гакона было по меньшей мере неосторожно, а то и просто глупо.
Что «хакон» не был Гаконом, настолько ясно, что даже такой норманист, как Томсен, решительно отрицает такое понимание.
Некоторых может смутить то, что имеется перестановка слогов в словах «хакон», «хаган», «каган», что, мол, эти слова разные. Подобное явление встречается часто, в особенности если слова произносятся разными народами (у каждого свои законы фонетики).
Например, множество народов говорит «мар-мор», русские говорят «мра-мор», по-латыни «for-mosus», по-румынски «фру-мозус» и т. д. Даже в пределах одного народа говорят по-разному: одни «баркас», другие «карбас», в летописи посол Руси в одном месте называется Рулав, в другом месте он же — Лорав, и т. д.
Высказывались также сомнения, что император Феофил употребил в письме слово «хакан», что греки, мол, должны были употребить иное слово, и т. д.
Все эти рассуждения совершенно беспочвенны, ибо жизнь показывает, что в практике большинства народов ради вежливости и почтения принято употреблять титулы в их оригинальной фонетике, а не переводить на свой язык.
У китайцев был «богдо-хан», у татар «хан», у хазар «каган», у римлян «цезарь», у греков «базилевс», у итальянцев недавно «дуче», у немцев «фюрер» и т. д.
Совершенно естественно, что послы руссов титуловали своего вождя наиболее почетным (для них) именем «хакана»; так же естественно, что император Феофил употребил в официальном письме, содержание которого, конечно, было известно послам руссов, то же выражение. В этом случае он мог быть уверен, что никак не обидит послов, с переводом же этого титула на греческий или латинский могли случиться и неприятности.
Интересно, что в 871 году Людовик II послал ответное письмо греческому императору Василию, протестовавшему против употребления франкскими королями титула император (или, по-гречески, «базилевс»), которым те наделяли сами себя.
Людовик II в свою очередь протестовал против монополии этого титула византийскими императорами и упрекал последних в отказе их называть этим именем и других королей, и что они применяют, например, титул «chaganus» в отношении королей аваров, хазаров или норманнов («praebatum Avarum, Gazarorum aut Northmannorum» (Pertz, Monumenta Germ. Hict., III, р. 523).