Не венгры, поучает Вернадский, назывались «Саварти», а их победители — варяги! Но откуда, спросим мы, скандинавы стали носить имя, приписываемое им только в «труде» Вернадского? На это он ответа дать не может, потому что у него их целых три, и он не знает, которому отдать предпочтение.
А) «Саварти» = «Svitjord», т. е. шведы. Замечательное сходство!
В) «Svartr» — «черный», но, согласно китайской традиции, черный цвет означал «север», кроме того, по-армянски «Sevordik» = «черные сыны». Итак, варяги стали называться другими народами «svartr» потому, что так их называли бы китайцы! Опять-таки другие народы для употребления понятия «черный» взяли не свое слово, а скандинавское.
С) «Sverth» = меч (по-старонорвежски). Значит, другие народы стали называть шведов (заметьте, что Вернадский всё время настаивает на шведах) «мечами», но не по-старошведски, а по-старонорвежски!
Бедная история! Успехи фрейдизма совершенно стирают грань между ней и психопатологией. Вернадский считает нужным объяснить и вторую часть выражения «Савартоиоасфалои»: что же значит «Асфали»?
Во времена Плиния, говорит он, «в области верхнего Донца и Оскола жил народ, известный, как “Spoli”». Господин Вернадский, автор этих строк требует от Вас указать место в творениях Плиния, где он говорит о «верхнем Донце и Осколе»! Он утверждает, что это ложь. Наконец, Плиний жил в I веке нашей эры, а события произошли, по Вернадскому, в середине VIII века, значит, «Споли» 700 лет оставались на месте.
А раз так, продолжает Вернадский, то «мы можем надежно предположить, что имя Асфали не что иное, как вариант от имени “Спали”». А так как в предыдущих главах Вернадский «доказал», что между «Спали» и «Асами» (т. е. антами) тесная связь, то, значит, объединенная сила шведов (именно шведов) и антов (древних восточных славян) разбила венгров.
Бедный Мюнхгаузен! «Наука» так далеко ушла вперед, что ему уже не угнаться. Он не мог бы догадаться, к какой национальности относится лицо, носящее имя «Вернадский»? Современная наука отвечает немедленно — француз. Корень слова «верн»», а кто не знает, что Жюль Верн — француз? Что же касается «адский», то это указание на местожительство. Если вы, читатель, не верите этому, обратитесь к Плинию, там об этом сказано так же ясно, как о верховьях Оскола.
Продолжим, однако, Одиссею варягов, следуя Вернадскому. Около 739 года они достигли берегов Азовского моря, а между 750 и 760 годами они уже наводнили Закавказье. Мы избавляем читателя от некоторых дальнейших разъяснений Вернадского, ибо сам он говорит о них (стр. 280), что «всё это не более, как цепь конъектур», т. е., попросту говоря, фантазий. Это не мешает ему, однако, на стр. 281 заявить, что «на основании всего, что было сказано, мы можем отважиться сделать предварительное заключение, что норманны, которые проникли в область Азова в середине VIII века и слились с местными “асами” и “русами”, приобрели значительную силу к концу столетия».
Думает ли Вернадский, когда пишет? Вряд ли. Если норманны, проникнув в середине VIII века, слились с местными племенами, то как они могли приобресть значительную силу к концу столетия, ведь их уже не было! Они растворились в местном населении — это утверждает сам Вернадский. Наконец, если шведы «около 739 г. достигли берегов Азовского моря», то сколько лет было этим шведам к концу столетия? Несомненно, средний возраст воинов был 20–25 лет самое малое, значит, к концу столетия всё это были люди от 80–85 лет и старше. Вряд ли стоит доказывать, что к этому времени большинство их умерло, а оставшиеся дряхлые старики, конечно, «значительной силы» иметь не могли.
Итак, мы видим, что Вернадский, проведя своих норманнов (вернее, шведов) через столетия экспансии, довел их до берегов Азовского моря и тут к концу VIII века растворил их среди «асов» и «русов». Читатель этой главы Вернадского вправе спросить: «А когда же будет о “Русском каганате”?» Ведь до сих пор не было ни слова о руссах («Жомини, да Жомини, а об водке ни полслова»).
Вернадский к концу главы спохватывается (в самом деле, где же о Русском каганате?) и начинает приводить арабские источники о руссах. К сожалению, эти источники, хоть и говорят о руссах, но ни разу нигде не говорят, что эти руссы жили у Азовского моря.
Зато византийские источники (например, Багрянородный), описывая весьма подробно не только все народы Причерноморья, но и их историю, ни слова не говорят ни о «шведах», ни о «варягах», ни о «норманнах», ни вообще о каком-нибудь северном народе, осевшем на берегах Азовского моря.
Вернадский выходит из этого затруднения блестящим образом: он считает, что вождь аланов, о котором упоминает Багрянородный, и есть каган руссов! Имя Алании, мол, употреблено как географический, а не этнографический термин; кроме того, «русы», равно как и «асы», были, во всяком случае, «аланами» или «алано-славами». Совершенно очевидно, что Алания и называлась так потому, что там жили аланы, во всяком случае, как только аланы удалились из этой страны, имя Алании немедленно исчезло, как географическое название.
Вообще же предоставим разъяснение словесной эквилибристики со словами: «анты», «русы», «аланы», «алано-славы» и т. д. научной совести господина Вернадского. Скажем только, что во всей главе, посвященной Русскому каганату, мы не нашли даже намека на существование здесь, т. е. в районе Азовского моря, в середине VIII века, «шведско-русской» державы.
Перейдем теперь к некоторым небезынтересным выводам профессора Вернадского. Хотя они совершенно совпадают с нашими, мы опираться на данные Вернадского не можем, ибо его метод и выводы совершенно дискредитированы в наших глазах. Зато его утверждения должны иметь вес у его товарищей норманистов.
Вернадский утверждает, что все rodsen, ruotsi, Roslagen и другие варианты филологов для объяснения слова «Русь» удовлетворить историка не могут. Во-вторых, «вряд ли можно отрицать, что имя Русь существовало в Южной Руси самое малое с IV столетия». Этими двумя заявлениями норманист Вернадский вбивает осиновый кол в гроб норманизма. Уж если «своя своих не познаша», то дальше идти некуда.
Норманизм Вернадского, однако, какой-то ублюдочный. Согласно ему, шведы в VIII столетии прорываются к Азовскому морю, образуют под чужим именем державу, заимствуя имя «Русь», и исчезают со страниц истории вместе со своей державой.
Уму непостижимо, как это люди могут так хвататься, как утопающий, за норманизм. Совершенно очевидно, что руссы — не скандинавы, не германцы (и уж, конечно, не шведы), и существовали еще в IV веке на берегах Черного моря, кроме того, ни в скандинавских сагах, ни в русских летописях, ни у восточных авторов, ни у византийцев, словом, нигде нет определенных указаний о пришельцах-германцах в районе Тьмуторокани.
Однако сила предубеждения такова, что если германцев нет, то их изобретают, доказывая этим, что современная историческая наука еще не освободилась из цепких рук гадалок-сплетниц, готовых нести какую угодно околесицу о вашем прошлом (и будущем), лишь бы им за это платили.
IV. Любопытно, как Вернадский объясняет имена Кыя, Щека и Хорива.
A) Кый = турецкое слово, означающее «берег реки» (bank of a river). Хазары, мол, достигнув Киева, обратили внимание на крутые холмы через реку: «Steep hills (kiy) across the Dniepr»), — отсюда название Киев.
Против такого объяснения имеется куча возражений: 1) по Вернадскому, получается, что «кий» по-турецки означает «берег реки» и «крутые холмы», спрашивается: что же из двух? Ведь «берег реки» и «крутые холмы» — не одно и то же; 2) при нашем весьма скромном знании тюркских языков, мы все же не можем вспомнить ни одного тюркского слова со значением, придаваемым Вернадским[113]; 3) уверен ли Вернадский, что хазары говорили по-турецки; 4) Вернадскому, а он, говорят, киевлянин, должно быть прекрасно известно, что берег, на котором стоит Киев, ничем не отличается от иных частей того же высокого правого берега, и поэтому нет никаких оснований для его выделения: он занимает положение, совершенно аналогичное Вышгороду, и т. д.; 5) самое главное, да будет известно Вернадскому, хазары называли Киев «Самватас», а вовсе не «Киев»; 6) Киев — издревле славянский город и носит, естественно, славянское, а не тюркское имя; 7) слово «кий» (древнерусское «кый») — слово, означающее длинную, ровную жердь, оно сохранилось в русском языке до сих пор в специальном, узком значении — «бильярдный кий», в украинском же языке широко бытует до сих пор, означая вообще жердь; 8) древний русский летописец объясняет, почему Киев прозван так, и указывает, что основателем его был славянин по имени Кий, 9) археологические данные говорят, что три городища в центре древнего Киева существовали еще задолго до хазар; отсюда ясно, что когда хазары познакомились с Киевом, то он уже имел свое славянское имя, называли же они этот город совсем другим именем («высокая крепость»).
Из изложенного ясно, что русский профессор Вернадский оказался таким хорошим филологом, что не узнал своего же слова, а увидел в нем тюркское!
B) Щека, брата Кия, Вернадский принимает в неверном варианте летописей как «Щока», а между тем большинство списков дает начертание «Щек»; наконец, если профессор Вернадский киевлянин, ему должно быть известно, что в Киеве существует гора Щекавица и на ней Щекавицкое кладбище, значит, был «Щек», а не «Щок».
Однако в своих фантазиях Вернадский идет дальше: он принимает, что хотя в летописи было «Щок», на самом деле основателем города был «Чок».
Этого «Чока» Вернадский считает болгарским боярином царя Омортага, но и тут осечка: 1) Чок существовал в начале IX века, а о Киеве имеются упоминания на несколько веков раньше; 2) в истории решительно ничего нет о войне, которая завела болгар на север по крайней мере до Киева; 3) основание на месте Киева болгарином Чоком нового города в земле полян, когда, согласно археологическим данным, там уже были три очень древних городища, совершенно невероятно; 4) наконец, если Вернадский принимает легенду о трех братьях, то как же один брат оказывается болгарином, а двое других — «полянами»?