[80] Если не ошибаемся, это был крайний северо-западный пункт собственно рязанских поселений. Здесь они сталкивались с городами вятичей, построение которых шло навстречу рязанским, т. е. от верховьев Оки.
В одно время с своим главным направлением рязанская колонизация, исходя от того же пункта, пошла еще вверх по Проне и составила другую линию укреплений, обращенную на юг. Как там представлялась потребность огородить княжество со стороны суздальцев, так здесь необходимо было воздвигнуть ряд крепостей в защиту от половцев, которые со второй половины XI в. из своих степей сильно напирали на юго-восточные украйны. Левый берег Прони, так же как правый Оки, возвышенный и холмистый, довольно хорошо соответствовал своему назначению. К сожалению, источники сохранили нам слишком мало имен, которые можно было бы разместить в этом направлении. В эпоху дотатарскую мы знаем здесь только один город Пронск. О пронских князьях летопись упоминает еще под 1131 г., как о городе о нем в первый раз говорится под 1146 г. Он стоял там же, где и теперь: на крутом берегу Прони, окруженный глубокими лощинами и оврагами. Из двукратной осады города в 1186 и 1207 гг. можно заключить, что положение его было довольно крепкое и неприступное, что он имел трое ворот, но что главное неудобство для жителей состояло в недостатке воды, рыть колодцы, вероятно, было затруднительно по высоте площади; и неприятели обыкновенно перехватывали сообщение с рекой, а граждане должны были сдаваться от жажды. По другую сторону реки расстилалось низменное, открытое пространство, которое носило многозначительное название половецкого поля. Далее нам известно еще одно поселение на берегах Прони ближе к ее устью, верстах в 30 от Рязани, по имени Добрый Сот. Летопись не называет его городом и все убеждает в том, что это было простое село.[81] Против него лежала переправа на пути из Пронска в Рязань. Нет сомнения, что, кроме Пронска, были и другие города по левому берегу Прони; на это указывают, с одной стороны, следующее выражение летописи по поводу известных событий в 1207 г; «… а сам (Всеволод) поиде к Рязаню (от Пронска) посадникы посажав свое по всем городом их» — с другой, значительное количество городищ, рассеянных по тому же берегу.
Пространство земли, заключенное между Проней и той частью Оки, которую мы проследили, составляло неизменное, основное ядро княжества, около которого рязанские пределы в разные времена то сжимались, то расширялись. Оно имело подобие треугольника, которого вершина опиралась на город Рязань, а бока расходились по Оке и Проне. За третью сторону треугольника приблизительно можно принять линию, проведенную от истоков Прони к устью Осетра, т. е. к городу Ростиславлю. Река Осетр, если не на всем протяжении, то по крайней мере в среднем и нижнем течении своем составляла здесь естественную границу Рязанской области. На пограничное значение реки Осетра указывает поход Святослава Ольговича, который спасался от преследования Давыдовичей в 1146 г. Этот поход имеет такое же географическое значение для земли вятичей, какое позднейшие походы Всеволода для Рязанской. Особенно замечательно самое направление пути Святослава. Из Козельска он пошел в Дедославль, т. е. к верховьям Уны, а отсюда двинулся на север, перешел реку Осетр и направился к Колтеску, который, по всей вероятности, лежал на правом берегу Оки против устья речки Лопасни. Нет сомнения, что путь от Дедославля в Колтеск проходил близ западных границ Рязанского княжества. Впрочем, в половине XIII в. едва ли эти границы уже определились. Нижнее течение Осетра закреплено было за Рязанью основателем Ростиславля и Зарайска. С началом последнего города связано интересное сказание «О приходе чудотворного Николина образа Зарайского, иже бе из Корсуня града в пределы Резанские ко князю Федору Юрьевичу Резанскому во второе лето по Калкском побоище»[82]. Первое основание Зарайска можно отнести к концу XII в., т. е. к тому времени, когда возникли споры рязанских князей с черниговскими за границы. Хотя построением Ростиславля заключилось движение рязанской колонизации вверх по Оке, потому что оно сталкивалось с городами вятичей, которые были довольно часты в этом месте, как показывает поход Святослава (Колтеск, Неринск, Тешилов и Лобынск); тем не менее мы рано замечаем попытки рязанцев занять пограничные Черниговские волости. В 1176 г. Олег Святославич Лопастенский отнял у них назад Свирелеск; а в 1194 г. Святослав Всеволодович собирает черниговских и северских князей, чтобы идти с ними на рязанских, вероятно, вследствие подобных же попыток. Таким образом, центральная область Рязанского княжества, тщательно огороженная с севера и юга, только на западе представляла не ясную и мало-защищенную границу. Конечно, с этой стороны ему не грозила такая опасность, как с двух других и не было надобности ее огораживать. Восточный угол треугольника, опиравшийся на город Рязань, уже несколько выдавался за естественные пределы, являлась потребность огородить столицу княжества от нечаянного нападения с той стороны. Действительно, в окрестностях древней Рязани вниз по Оке можно встретить теперь до 10 мест, носящих название городов и городищ, но от древней эпохи нам известно только два имени: Белгород и Ижеславец. Первый три раза упоминается в летописях под 1155 г. по поводу убиения в нем тысяцкого Андрея Глебова; в 1209 г. в нем умер Олег Владимирович и положен в церкви Св. Спаса; в том же году он был сожжен Всеволодом. Судя по смыслу последнего известия, Белгород находился недалеко от Рязани вниз по Оке. Ижеславец приводится в числе рязанских городов, разоренных Батыем; он, надобно полагать, лежал к северо-востоку от столицы близ устья реки Пры.[83]
Около описанного нами треугольника рязанские владения в разные времена то сжимались, то расширялись. Но тщетно было бы старание назначить им точные пределы; они никогда не были строго определены со всех сторон, особенно в ту эпоху, на которой мы остановились. Причины заключались в малонаселенности края, который местами представлял совершенную дичь и глушь; притом Рязань лежала на русской украйне, которая незаметно переходила в бесконечные степи. Впрочем, попытаемся на основании немногих данных приблизительно очертить пределы княжества во второй половине XII и в начале XIII вв.
Пространство, заключенное между Окой, Клязьмой и Москвой, имело болотистую почву и почти сплошь было покрыто лесами. Славянская колонизация пока еще не проникала в эти печальные дебри. По крайней мере, мы не знаем здесь ни одного города, за исключением прибрежьев Оки. На полянах посреди лесов попадались хижины бедной Мещеры, кое-где хижины эти собирались в группы и составляли селения, особенно по течению притоков Оки. Так, поход Кузьмы Родивоновича с суздальцами в 1210 г. указывает на присутствие значительного населения на берегах Пры, потому что воевода возвратился назад с большим полоном. Северная граница, отделявшая Рязанскую Мещеру от Суздальской, начиналась от реки Москвы несколько выше Коломны; ее можно провести именно от устья реки Нерской, если предположить, что послы рязанского князя в 1176 г. встретили Михаила Юрьевича Суздальского на границе своей земли. Далее она шла приблизительно мимо верховьев Цны, Пры и Гуся и терялась в землях собственно муромских.
Сведения наши о географии Муромского княжества так бедны, что мы должны довольствоваться почти одними предположениями. Границы его на севере простирались по крайней мере до Клязьмы, а на юге до устьев Гуся, с одной стороны, и Мокши — с другой. Признаки жизни и деятельности в этом углу древней России заметны только на берегах Оки. Мы решительно не встретили здесь ни одного города за исключением Мурома; можем, впрочем, предполагать, что были и другие: ветвь муромских Ярославичей уже в XII в. приняла значительные размеры; не могла же вся она сосредоточиться только в одном Муроме, а древние князья наши не имели обыкновения жить в неукрепленных селениях, тем более по соседству с воинственными дикарями. Самый город Муром расположен на одном из высоких холмов левого берега Оки, с юго-востока к нему прилегали леса, а с северо-запада поле. (В 1096 г. на поле перед городом сразились дружины Олега Святославича и Изяслава Владимировича, часть воинов Изяславовых после поражения искала спасения в лесу). Имея довольно деятельные торговые сношения с камскими болгарами, Муром очень рано сделался одним из зажиточных городов древней России. В стратегическом отношении он до начала XII в. служил крайним укрепленным пунктом северо-восточной Руси и нередко должен был выдерживать нападения со стороны мордвы и камских болгар, но в 1221 г. великий князь владимирский Юрий II заложил на устье Оки Нижний Новгород, и Муром отчасти утратил свое прежнее значение. Со времени Долгорукого Муромское княжество все более и более отдалялось от Рязани и увлекалось под Суздальское влияние, так что в начале XIII в. оно сохраняло одну тень самостоятельности, и только безусловной покорностью соседу муромские князья приобрели себе право на спокойное владение своими волостями. Связь Мурома с Рязанью, впрочем, долго не прекращалась, потому что, кроме родства княжеских ветвей, ее поддерживали церковные отношения; сначала оба княжества в делах иерархии подчинены были черниговскому епископу, а с конца XII века составили вместе особую епископию. Но самой живой непрерывной связью, разумеется, служила им кормилица Ока, если мы не можем указать на города, которые существовали по ее берегам между Муромом и Ижеславлем, по крайней мере, селения рыбаков не были там редки. В 1228 г. в апреле месяце умер схимником Давыд Юрьевич, несколько месяцев спустя после кончины одного из своих сыновей. Отцовскую волость наследовал другой сын Юрий. Неизвестно, вследствие каких причин сестра его, бывшая замужем за Святославом, сыном Всеволода III, в том же году удалилась в Муром к братьям и постриглась здесь в монастырь.