Преемник Ивана III начал господствовать в Рязанской области так же, как его отец, владея уделом Федора Васильевича, он именовал себя между прочими титулами и князем рязанским. Агриппина по-прежнему была верной исполнительницей приказаний, получаемых из Москвы. Но такой порядок вещей не мог держаться долгое время. Василий ждал только повода для того, чтобы дело могло иметь вид справедливости, и обстоятельства не замедлили помочь ему в этом случае.
Нет никакого сомнения, что в Рязани, при княжеском дворе, как и в других великих уделах, в продолжение XV века шла глухая борьба между приверженцами московского влияния и его противниками. Последних мы не будем называть патриотами, потому что их стремления и симпатии определялись более всего личными интересами; чистых патриотов между рязанскими боярами, вероятно, было немного. Во второе десятилетие XVI в. борьба партий оживилась. Между тем как великая княгиня Агриппина, окруженная многочисленными сторонниками Москвы, беспрекословно подчинялась Василию, партия собственно рязанская собралась вокруг молодого князя. Когда Иван Иванович достиг юношеского возраста, он мог возбудить на некоторое время надежды рязанской партии, потому что характером своим не походил на кротких, уступчивых предшественников. Прежде всего надобно было устранить опеку Агриппины, которая все еще не хотела расстаться с властью и связывала руки своему двадцатилетнему сыну. Советники молодого князя, напоминая ему о прежних временах славы и независимости, указывали на Крым и Литву, при помощи которых еще возможна была борьба с Москвой. Иван, действительно, призвал татар и силой отнял власть у своей матери. Нам неизвестны подробности перемены, на которую встречаем только намек у Герберштейна. Может быть, не без связи с этим событием произошло и нападение крымского царевича Богатыря на рязанскую украйну в 1516 г. Не знаем, как оправдался Иван Иванович перед великим князем московским, видим только, что наружным образом он изъявляет покорность Василию, старясь скрыть свои дальнейшие замыслы, и еще несколько лет беспрепятственно удерживает за собой великое княжение рязанское. Но он был слишком молод и неопытен в политических интригах; советники его не были дальновиднее своего князя, если воображали перехитрить старых думцев московских. Во главе приверженцев молодого князя стояли следующие фамилии рязанских бояр: Кобяковы, Сунбуловы, Коробьины, Глебовы, Олтуфьевы и Калемины. Кобяковы, судя по названию, принадлежали к потомству половецких ханов и уже с незапамятных времен находились на службе рязанских князей. Из этой фамилии в описываемую эпоху выступают на сцену четыре имени: братья Михаил и Григорий и родственник их Клементий с сыном Гридей; первый, т. е. Михаил, в 1518 г. был пожалован ростиславским наместничеством. Наибольшую преданность Ивану Ивановичу в последние времена княжества, наряду с Кобяковыми, показала многочисленная семья Сунбуловых. Предок их, как уже известно, был боярин Семен Федорович, по прозванию Кобыла Вислый, который выехал из Литвы сначала в Москву к Василию Дмитриевичу, а от него перешел на службу к Олегу Ивановичу Рязанскому. Сын его Семен из Рязани отъехал к Василию Темному, а внук Яков возвратился на Рязань к Федору Ольговичу, и Здесь этот род утвердился окончательно. Дети Якова: Иван Тутыга, Сидор, Юрий и Полуект были верными слугами Ивана Федоровича. Старший сын Ивана Тутыги Федор, по прозванию Сунбул, сделался родоначальником фамилии Сунбуловых. По некоторым признакам видно, что боярин Федор Иванович Сунбул играл главную роль при дворе Ивана Ивановича и был его доверенным советником[180]. Может быть, Иван Иванович до тех пор именно и держался на своем столе пока был жив старик Сунбул. Последний умер, как надобно полагать, около 1520 г., потому что в этом году доверенностью рязанского князя пользовался уже другой боярин, а из Сунбуловых при последнем перевороте упоминаются только сыновья Федора Ивановича, Федор и Дмитрий. Коробьины принадлежали к тем боярским фамилиям, которые вели свой род от татарских мурз и которых особенно было много на Рязани. К великому князю рязанскому Федору Ольговичу выехал из Большой Орды татарин Кичибей, названный в крещении Василием, он вступил в число рязанских бояр. У него были сыновья Иван, по прозванью Карабья, и Селиван; от первого пошли Коробьины, от второго — Селивановы. В начале XVI в. фамилия Коробьиных на некоторое время разъединилась в лице сыновей Ивана Карабьи: старший брат Иван Иванович перешел на службу Василия Московского[181], а второй брат Семен Иванович оставался еще при дворе Ивана Рязанского и сумел приобрести доверенность молодого князя, но только для того, чтобы изменить ему при первом удобном случае. Источники умалчивают об участии остальных боярских родов в последних событиях Рязанского княжества; нет сомнения, что большая часть их или принадлежала к приверженцам московского владычества, или была равнодушна к замыслам своего князя. Сюда надобно отнести фамилии: Вердеревских, Селивановых, Измайловых, Кореевых, Сидоровых, Казначеевых, Замятниных и других.
Василию донесли из Рязани московские доброхоты, что рязанский князь ведет тайные переговоры с Магмет-Гиреем, и даже хочет жениться на его дочери. Василий послал звать его в Москву. Иван был в затруднительном положении и не знал, на что решиться: с одной стороны, в Москве грозила ему неволя; с другой — время открытой борьбы еще не наступило, и помощь была далека. Между тем как он колебался таким образом, московский князь употребил обыкновенное в то время средство для достижения своей цели: он подкупил Семена Коробьина, самого доверенного из советников Ивановых[182]. Коробьин уговорил своего князя исполнить желание Василия, вероятно, внушая ему ту мысль, что доказательствами своей покорности он может выиграть время и пока устранить от себя грозившую опасность.
Чего надобно было ожидать, то и случилось. Едва Иван Иванович прибыл в Москву, как его посадили под стражу; Агриппину заключили в монастырь, а на рязанские города были разосланы московские наместники. Главный пост, т. е. Переяславль Рязанский, был поручен знаменитому Ивану Васильевичу Хабару, который до того времени держал наместничество в Перевитске и, следовательно, был уже хорошо знаком с Рязанским краем и его населением. Этот решительный переворот в судьбе Рязанской области произошел около 1520 г.[183]
Последние события вполне раскрывают перед нами несостоятельность великих русских уделов в то время и их непреодолимую силу тяготения к Москве. Даже союз с такими сильными соседями, как польский король и крымский хан, не мог уравновесить борьбы Ивана Рязанского с Василием Московским. Стесненному в своих пределах и охваченному со всех сторон московскими владениями, Рязанскому княжеству оставался только один исход, окончательное подчинение Москве; набеги крымцев могли только разорять, а не отнимать русские области, отделенные от Крыма обширными степями, а великий князь литовский уже давно был отрезан от средней Оки целым рядом мелких княжеств, подчиненных Москве.
1521 год особенно памятен в истории крымских набегов. В июле месяце Магмет-Гирей приближался к Москве. В городе, за отсутствием великого князя господствовали страшный беспорядок и суматоха. Этой-то суматохой воспользовался рязанский князь. Может быть, заключение его не было строгое или стража была подкуплена, только он вошел в сношение с молодыми рязанскими боярами, которые, вероятно, вместе с ним были задержаны в Москве. Из них известны нам Дмитрий Сунбулов и Гридя Кобяков.
В ночь с воскресенья на понедельник Иван Иванович ускользнул из Москвы, и окольными путями начал пробираться к Переяславлю, надеясь опять завладеть своим княжеством с помощью Магмета. Но прежде, нежели начать переговоры с ханом, он хотел приготовить движение в свою пользу со стороны самого населения и войти в сношения с приверженной ему партией рязанских бояр и детей боярских. Для этой цели при выезде из Москвы он отрядил из своей свиты Дмитрия Сунбулова с каким-то Наской, вероятно, боярским сыном, вручив им грамоты к своим сторонникам на Рязани.
Известно, что энергичные меры, принятые воеводой Хабаром Симским, спасли город Переяславль от татар и помешали доброжелателям беглого князя подать ему помощь. Когда хан прошел мимо Рязани по дороге к Коломне, Хабар собрал бояр и детей боярских к владыке Сергию и заставил их целовать крест на том, чтобы верно служить великому князю и биться с татарами без измены. Когда Магмет повернул от Москвы назад и распространилась весть, что князь Иван убежал из неволи, Хабар в другой раз начал собирать служилых людей к владыке и велел им поклясться в том, что если вместе с ханом придет под город рязанский князь, то биться против них из города, не называть себя государем князя Ивана, и, будет можно, поймать беглеца.
Татары несколько дней простояли под стенами Переяславля Рязанского и ушли домой, испуганные действием крепостной артиллерии[184]. Между тем Сунбулов и Наска были схвачены московскими воеводами и отправлены в Москву, где по распоряжению Василия допрашивал их с пытками князь Юрий Хохолков с товарищами. Сунбулов указал на тех людей, к которым он был послан с грамотами; сами же грамоты, по словам Сунбулова, были отняты у него татарами, которые нагнали посланных верстах в 10 или 15 от Москвы на Боровской дороге; последним удалось, однако, бежать от татар в Коломну, где они и были открыты. Позвали к ответу Кобяковых Михаила (Мишура) и Клементин, Федора Сунбулова, Глебовых Назария и Ивана Бебеха, Ивана и Андрея Олтуфьевых, но все они заперлись и стояли на том, что не имели никаких сношений ни с Дмитрием Сунбуловым, ни с самим князем Иваном. В то же время князь Борис Горбатый прислал из Коломны в Москву Григория и Тихона Калеминых, которые также были обвинены в сношениях с беглецом. На вопросы князя Юрия и товарищей Калемины отвечали таким образом: «Сидели мы в городе Рязани в осаде, а за реку (Оку) отпустили людей и скот, и мы, господин, поехали было пособраться, как тут князь Борис велел нас поймать и послал в Москву, а об рязанском князе ничего не знаем и нма от