На следующее утро после успешной вылазки госпитальеров в Сент-Эльмо и других крепостях услышали привычные уже раскаты турецких орудийных залпов. Однако снаряды за крепостные стены не залетали, а корабельные орудия были направлены отнюдь не в сторону фортов. Это был торжествующий гром салюта. Вскоре за орудийным дымом и утренним туманом показались пятнадцать красавиц-галер. Флаги на реях показывали, что это эскадра прославленного корсара Драгута. По договоренности с турецким султаном Сулейманом, он торопился на помощь к Мустафа-паше и адмиралу Пиали.
Такой шаг был вполне объясним и логичен. Хотя масштабы боевых сил противников были абсолютно несопоставимы, разумеется, с огромным перевесом в пользу турок, те вынуждены были признать, что осада затягивается. А кто как не умные опытные командиры могут реализовать подавляющее преимущество в живой силе. И эта «неотложка» появилась в лице знаменитого пирата, который принял на себя руководство турецкими войсками. Началась дуэль выдержки и умов двух великих стратегов – Ла Валета и Драгута. Как порученец самого султана, он не стал терять времени даром и потребовал полный отчет о ходе штурма. Каково реальное положение дел неожиданно проиллюстрировало сообщение о гибели двухсот турецких солдат. Произошло это в результате молниеносной атаки двух мальтийской кавалерийских отрядов из Мдины и Биргу на лагерь противника у деревни Дингли. Подобная стычка с печальным для турок концом, как доложили Драгуту, была не первой. Он глубоко задумался, затем приступил к изучению диспозиции. Возможно, осада Сент-Эльмо, первым вставшим на пути армады, действительно не самое верное решение. Разумнее было бы сначала взять менее защищенные Мдину и остров Гозо…
Но сделанного не вернешь, все силы уже нацелены на форт. Его нужно полностью изолировать, распорядился Драгут, чтобы никаких подкреплений из Сент-Анджело, а тем более с Сицилии. Он расположил свой командный пункт прямо в траншее на холме Скиберрас. Находившуюся там батарею дополнили пятьюдесятью орудиями. Еще одну батарею разместили на мысе Тинье, чтобы обстреливать форт с севера. Следующей площадкой для мощных пушек стал мыс Виселиц, выходящий к Большой гавани. Такое мрачное название он получил из-за того, что на нем госпитальеры вешали пиратов и преступников. Отсюда легко простреливалось водное пространство, по которому лодки под покровом темноты пробирались из Сент-Анджело в Сент-Эльмо. Один из островных мысов, на котором новый военачальник приказал установить дополнительную артиллерию, с тех пор так и называют Драгут-пойнт. Развернули батареи и на другой стороне полуострова, где в наши дни находится форт Рикасолли. Таким образом, под контроль была взята вся Большая гавань. И начался невиданной силы массированный артобстрел непокорного форта…
Стволы орудий раскалились от беспрестанного, методичного огня. Солдаты глохли от грома канонады. Драгут же спокойно прохаживался по позициям, уверенный в эффективности избранной тактики. Стало ясно, что укрепления форта не смогут выдержать такой огневой мощи. Каждый новый залп крошил стеновые блоки, превращая их в пыль. Рискуя погибнуть, осажденные заделывали бреши, опасаясь даже поднять голову, чего только и поджидали турецкие стрелки. Редко кто из историков, изучавших Великую осаду, не приводил свидетельства ее участника, испанца Бальби да Корреджио. Он назвал Сент-Эльмо в дни штурма вулканом, окутанным клубами огня и дыма. Появился у осажденных еще один враг – жестокая летняя жара. Защитники крепости старались тут же хоронить всех погибших внутри форта. Но что было делать с трупами, упавшими со стен во рвы? Они разлагались, разнося вокруг удушающий смрад. Но этот же беспощадный «противник» был и у турок. К тому же в стане осаждающих началась дизентерия. Сработал замысел Ла Валета отравить прибрежные колодцы…
Но горстка изнуренных защитников форта все-таки дрогнула. В Биргу, где находился главный штаб госпитальеров, сумел незаметно переправиться на лодке шевалье Мидрана. Он доложил генеральному капитулу, что силы гарнизона на исходе и дальнейшее сопротивление невозможно. В храбрости и отваге этого рыцаря никто не сомневался, и большинство руководителей ордена готовы были смириться с потерей важного оборонительного бастиона.
Снова не согласился только великий магистр Жан Паризо де Ла Валет. Его мнение и оказалось решающим. Ни один мускул не дрогнул на мужественном лице шевалье Мидрана, услышавшего приказ защищать форт до последнего. Но когда он вернулся в Сент-Эльмо, среди рыцарей началось брожение. Рыцарская честь и авторитет великого магистра не позволяли им отказаться от выполнения приказа. Понимая, что они обречены на верную смерть, большинство рыцарей подписали письмо к Ла Валету: «…если вы хотите нашей гибели, мы готовы подняться на стены форта, вступить в бой с османами и с честью умереть в бою…»
Вряд ли Ла Валета мог кто-либо упрекнуть в черствости и безразличии к судьбам своих братьев. Но на карту было поставлено существование всего ордена, и верх взяли мудрость и самообладание главнокомандующего. Дождавшись ночи, он направляет в Сент-Эльмо опытных в ратных делах, авторитетных рыцарей, чтобы детально установить подлинную картину. Их решение можно назвать истинно рыцарским. Одиннадцать членов комиссии высказались за то, что крепость можно удерживать. Доказать это они решили лично встав во главе обороны, а гарнизон заменить свежими силами из Биргу. Нужно отдать должное и человечности великого магистра – в записке, которую он направил защитникам форта, каждому желающему позволялось покинуть Сент-Эльмо. Летописи утверждают, что таким поступком не унизил себя ни один рыцарь…
Как бы там ни было, но в начале лета турецкое войско наглухо заблокировало отчаянных защитников форта. Ни к ним, ни от них прорваться не было никакой возможности. Однако и самим туркам сделать это не удавалось, несмотря на методичное разрушение стен шквальным огнем артиллерии. Любой штурм янычар разбивался о каменную рыцарскую стойкость. Это приводило турок в бешенство, доводило до отчаяния и военачальников, и рядовых воинов. Непостижимое упорство защитников Сент-Эльмо произвело впечатление даже на видавшего виды Драгута. Форт практически разрушен, но не сдается, да еще и огрызается. Кавалерийский десант госпитальеров сумел уничтожить вражескую батарею на мысе Виселиц. Это снова открыло путь для переброски подкреплений на лодках.
Но редкая помощь из Биргу или Сент-Анджело, хоть и досаждала, но мало беспокоила Мустафа-пашу и других турецких военачальников. Больше всего они опасались прибытия крупных сил с Сицилии. Чтобы не пропустить корабли поддежки, если таковые появятся, Драгут потребовал, чтобы в Мальтийском проливе находились не менее сотни судов. А лодки с вооруженными солдатами должны патрулировать Большую гавань, и окончательно пресечь посылаемые по ночам подкрепления. Он также дал команду снова установить орудия на мысе Виселиц. Единственной связующей, но, увы, непрочной, нитью между главнокомандующим великим магистром и осажденными бойцами форта оставались мальтийские пловцы.
Турки же, решив, что уже ничто не способно спасти осажденных, в ночь на 10 июня пошли на решительный штурм. Однако и он не стал последним. Хоть как-то стараясь помочь своим братьям, рыцари вели артиллерийский огонь по агрессорам со стен Сент-Анджело. В меру сил отстреливались и сами осажденные. Историк Бальби напишет потом, что вспышки орудийных и ружейных залпов были такими яркими, что стало светло как днем. Можно было даже видеть все, что происходит в гавани, включая Сент-Анджело. Османы проводили атаку за атакой, но пройти не смогли. В ту ночь они недосчитались полутора тысяч солдат. Защитники предали земле шестьдесят героев. Казалось, что турецкую боевую машину заклинило, и она никогда не остановится. Штурм продолжался почти беспрерывно трое суток. Стало окончательно ясно, что только смерть может заставить иоаннитов покинуть почти разрушенные стены форта.
Но неожиданно бесстрастно наблюдавшая за событиями фортуна улыбнулась им. 18 июня Драгут и Мустафапаша разрабатывали план очередного штурма, когда рядом шлепнулось каменное ядро, пущенное из Сент-Анджело. Отлетевший осколок снаряда угодил главному «архитектору» атак прямо в правый глаз. Драгут рухнул на землю, кровь хлестала из глаз, из ушей, из носа. Мустафа-паша равнодушно посмотрел на агонизирующую фигуру, что мгновение назад была бесстрашным корсаром и военачальником, и приказал накрыть тело плащом…
Ла Валет узнал о гибели своего давнего врага от турецкого дезертира. А сами турки, казалось, впали в прострацию, армия практически оказалась деморализована. Погибшего полководца с воинскими почестями перевезли в Триполи, где он еще недавно был губернатором. Похоронили его в маленькой мечети, что находится у входа в порт. Неподалеку символически стоит триумфальная арка. Правда, сохранилась она еще с римских времен и посвящена победам Марка Аврелия. Личность же Драгута и его место в средиземноморских эпопеях Средневековья, конечно, больше всего интересуют арабских историков. Но оценки, как это часто бывает в современных суждениях о делах давно минувших дней, диаметрально противоположные. Например, когда институт Джихад, изучающий национально-освободительную борьбу ливийского народа, провел симпозиум «Драгут – страницы священной войны (джихад) в Средиземноморье», дискуссия на нем разгорелась нешуточная. Ливийский историк и писатель Али Мисурати отстаивал точку зрения, что память о Драгуте как о герое арабской борьбы против европейской экспансии и колонизации должна быть увековечена. Его же оппонент – председатель Общеарабского народного конгресса Омар эль-Хамди называл знаменитого корсара чужеземцем и османским наемником. Дескать, он не объединял арабов в великой борьбе, а, напротив, сеял между ними рознь и вражду. И главной его целью было – повсеместное турецкое господство.
Оставим эту волнующую арабских ученых тему им самим для дальнейших дискуссий. Во всяком случае, небольшой мусульманский храм в Триполи теперь широко известен как мечеть Драгута, ее отреставрировали и поддерживают в хорошем состоянии. А мы вернемся к прерванному рассказу о Великой мальтийской осаде.