История Рюриковичей — страница 109 из 133

Казалось бы, теперь за будущее царствования можно не волноваться. Борис продолжал проводить ту же политику, что и при царе Фёдоре, он даже пытался облегчить жизнь простого народа, уменьшить налоговое бремя. Но условия для него сложились неблагоприятно.

В 1601 г. страну потряс страшный неурожай. Всё лето шли дожди, а потом ударили ранние морозы. То же самое повторилось и на следующий год. В России начался голод. Три года продолжался этот кошмар. Цены на хлеб выросли более чем в сто раз. Люди ели собак и кошек, глодали кору деревьев. Появились даже случаи людоедства. Начались массовые эпидемии, смерть тысячами косила людей. В одной только Москве за эти годы на трёх кладбищах похоронили 127 тысяч человек. Трупы не успевали убирать. А богачи между тем прятали в своих амбарах зерно. Царь пытался установить предел цен на хлеб, даже начал раздавать царские запасы, но всё тщетно. Шайки голодных бродили по стране. То тут, то там вспыхивали народные волнения, мятежи и бунты. Самым крупным из них было восстание в центральных уездах государства под предводительством атамана Хлопка Косолапа (1603–1604). В нём в основном участвовали холопы и казаки. С большим трудом правительственным войскам удалось подавить мятеж. Но пламя народного гнева было уже не остановить.

Во всех бедах народ стал винить самого царя. В глазах людей Борис был узурпатором трона. Ведь он не принадлежал к царскому роду, получил власть неправым путём. Неурожаи и мор воспринимались как Божье наказание за принятие «беззаконного царя», уничтожившего старую династию. Теперь мало кто сомневался, что Годунов повинен в гибели царевича Дмитрия. А некоторые обвиняли его и в убийстве Фёдора Иоанновича.

Но если этот царь беззаконен, то где-то должен быть и настоящий, истинный, «природный» потомок царского рода. Люди верили в «доброго» царя, готового прийти на смену Годунову. Народ ждал его. И он появился.

В 1602 г. в Речи Посполитой молодой человек, физически крепкий и внешне немного напоминавший погибшего царевича, объявил себя чудесно спасшимся Дмитрием. Согласно проведённому позже сыску, этим молодым человеком был Юрий Богданович Отрепьев, сын небогатого галичского дворянина.

По семейной легенде, род Отрепьевых произошёл из Польши. Своим родоначальником они считали одного из рыцарей, приехавшего на службу к Дмитрию Донскому и сражавшегося в рядах русских полков на Куликовом поле. В юности Юрий находился на службе у Фёдора Никитича Романова, но после его опалы постригся в монахи с именем Григория. Некоторое время он жил в московском Чудовом монастыре и служил патриарху Иову. Вероятно, люди из романовского окружения и внушили Отрепьеву мысль, что он является на самом деле сыном Ивана Грозного – царевичем Дмитрием.

Вдохновлённый этой идеей, Григорий бежал в Польшу. Там он предстал перед видным магнатом князем Адамом Вишнёвéцким и открыл ему свою тайну. Главным покровителем Отрепьева в Речи Посполитой стал воевода города Сандомира Юрий Мнишек. Григорий договорился с ним о женитьбе на его дочери Марине, пообещав ей в случае занятия престола Новгородскую землю. Поляки поддержали самозванца, ведь Отрепьев щедро раздавал обещания. Так, он обязался передать Речи Посполитой Смоленскую и Северскую земли, с потерей которых польское правительство так и не могло смириться. Кроме того, самозванец заручился поддержкой католической церкви. Тайно приняв католичество, Отрепьев после восшествия на престол должен был начать «окатоличивание» русских земель.

Политическая поддержка Речи Посполитой сыграла большую роль в истории Лжедмитрия I. Но и русский народ был готов пойти за самозванцем. Это вскоре показали последующие события.

В конце 1604 г. с небольшим отрядом своих сторонников, поляков и казаков, самозванец вступил в пределы Московского государства. Он выбрал не короткий путь – через Смоленск, а длинный – через Чернигов и Северские земли. Там находилось немало казаков и холопов, недовольных политикой Годунова. И тут произошло «чудо». Русские города стали один за другим переходить на сторону Отрепьева. Его воинство росло с каждым днём. Повсюду радостно встречали «законного царя Дмитрия».

Годунов тоже собрал верные силы и под руководством боярина князя Фёдора Ивановича Мстиславского двинул их навстречу врагу. У села Добрыничи в январе 1605 г. войско авантюриста было разгромлено. Но это поражение не погасило разгоравшийся пожар Смуты. Царь Борис не на шутку встревожился, власть быстро ускользала из его рук. В этой тревожной обстановке 13 апреля 1605 г. Годунов внезапно скончался от апоплексического удара. Ходили слухи, что, не выдержав напряжения, царь принял яд.

Наследником Бориса стал его молодой сын Фёдор, начавший править под руководством матери – Марии, дочери Малюты Скуратова. Однако царствование Фёдора оказалось быстротечным. В столице началось брожение.

Между тем под городом Кромы царские войска перешли на сторону самозванца. Теперь путь на Москву был открыт. Лжедмитрий направил в столицу двух дворян – Г. Пушкина и Н. Плещеева (оба – родственники известных русских поэтов). Они собрали на Красной площади народ и объявили о милостях нового царя. Привели Василия Шуйского, который вёл расследование гибели царевича Дмитрия. Перепуганный боярин заявил, что царевич и вправду спасся. Москвичи взбунтовались. Толпа ворвалась в Кремль. Фёдора Годунова и его мать арестовали, а затем убили. Вот как об этом рассказывается в «Новом летописце»: «Князь Василий Васильевич Голицын да князь Василий Мосальский, взяв с собой Михалку Молчанова и Андрея Шерефетдинова да трёх человек стрельцов, пошли на старый Борисов двор, где сидели под стражей царица и царевич, и вошли в дом. Они сидели там, как овцы, ожидая смерти. Стрельцы-убийцы развели их по разным комнатам. Царицу задушили тут же. С царевичем же долго не могли справиться, поскольку он был молод и силён и Бог дал ему мужество. Убийцы пришли в ужас, поскольку он один противостоял четырём. С трудом удалось им его скрутить и удавить. Князь Василий сказал собравшимся людям, что царица и царевич со страху сами отравились, жива только царевна».

Сестру Фёдора Ксению отвели на двор к князю Мосальскому, потом её забрал к себе самозванец. Позже Ксению постригли в монастырь с именем Ольги.

20 июня 1605 г. «царевич Дмитрий Иоаннович» торжественно вступил в столицу, а через месяц венчался на царство. Церемония происходила в двух главных соборах страны: Успенском, где венчались на царство все московские цари, и в Архангельском, где «Дмитрий» плакал у гробов «предков». Из далёкого монастыря привезли мать Дмитрия Марию (в монашестве Марфу) Нагую. В подмосковном селе произошла её трогательная встреча с Отрепьевым, во время которой бывшая царица признала в самозванце «сына».

Лжедмитрий I. Гравюра XVII в.


Новому царю удалось склонить на свою сторону большинство Боярской думы, во главе которой встал хитрый авантюрист Богдан Яковлевич Бельский, выдвинувшийся ещё при Иване Грозном. Вместо сторонника Годуновых патриарха Иова Лжедмитрий сделал патриархом своего ставленника грека Игнатия.

Однако, несмотря на энергичный характер, Лжедмитрий не оправдал ни надежд Польши, ни чаяний собственного народа. Он как бы оказался между двух огней: взяв обязательства перед поляками, должен был выполнить их, но понимал, что это вызовет недовольство в России. Поэтому не торопился ни отдавать Речи Посполитой русские территории, ни вводить в стране католичество, хотя сам открыто пренебрегал православными обычаями. Вместо же обещанных земель самозванец предложил полякам денежный выкуп.

Став московским государем, Лжедмитрий подтвердил принятые до него законы. Он даже увеличил срок сыска беглых крестьян. Для пополнения казны нужны были новые налоги… Однако решить насущные проблемы «царь Дмитрий Иванович» не успел.

Внешне Лжедмитрий не походил на предыдущих московских царей. «Летописная книга» Катырева-Ростовского даёт ему такую характеристику: «Ростом мал, грудь имел широкую, мышцы толстые, лицо простое, не царского вида, кожу имел смуглую. Остроумен, образован, дерзок, многоречив, хорошо умел скакать на лошади. На врагов смело ополчался, храбр и силён, очень любил воинский чин». В нём не было степенства и важности. По дворцу он ходил так быстро, что бояре не поспевали за ним. Послеобеденный отдых заменял прогулками по городу. Вознамерился даже сам принимать челобитчиков. Всё это не укладывалось в традиционные представления о царе. Нарочитая простота Отрепьева отталкивала от него бояр. Странным он выглядел и в глазах простого люда.

Особенно возмутила свадьба Лжедмитрия с приехавшей в Москву Мариной Мнишек. Появившиеся в столице поляки вели себя нагло и бесцеремонно. В народе пошли толки о том, что царь отвернулся от православных обычаев, потворствует «латинянам». Авраамий Палицын, келарь Троице-Сергиева монастыря, с гневом вспоминал: «Охрану дворца поручил он немцам и литовцам. Полякам раздал все древние царские сокровища. Еретическое лютерское племя стало носить воду в серебряных сосудах, в бане мыться в золотых и серебряных тазах. Разрешил всем еретикам и жидам заходить в святые Божии церкви, даже в храм Успения Богородицы (в Успенский собор), и там класть локти и прислоняться к ракам великих чудотворцев Петра и Ионы. Гордясь в своём безумии, повелел расстрига писать себя в титулах наяснейшим и непобедимым цесарем, полагая, что царский титул для него мал».

Зыбкой ситуацией решили воспользоваться несколько бояр во главе с князем Василием Ивановичем Шуйским. Они организовали заговор против Лжедмитрия. В период свадебных торжеств обстановка в Москве накалилась, и ранним утром 17 мая 1606 г. заговорщики проникли в Кремль. Отрепьева и Марину застигли врасплох. «Разом во всех церквах ударили в набат. Тогда из всех углов побежали толпами сотни и тысячи человек, кто с дубинками, кто с ружьями, кто с обнажёнными саблями, с копьями или с тем, что попало им под руку. Все они бежали к Кремлю. Сильно перепуганный Дмитрий швырнул в комнату свой палаш, стал рвать на себе волосы и, ничего не сказав, ушёл от немцев в свою спальню. Те бросились в соседнюю комнату и заперлись, но царя уже не было. Он ушёл из своей спальни потайным ходом, пробежал мимо царицыных покоев в каменный зал, где со страху выпрыгнул в окно с высоты 15 сажень на пригорок и спасся бы, если бы не вывихнул ногу» (Конрад Буссов). Тут его