Расступитесь-ка, дамы, в стороны, прочь!
Перестаньте болтать и кичиться собою!
Двери настежь – сейчас войдет Она
И всех вас затмит своей красотою.
«Хвала его даме». Альманах Тоттела, 1557
1
События, о которых пойдет речь, произошли ровно год и один день назад, в последний день конца золотой эры. Никто из них не подозревал ни о том, что эта эра была золотой, ни о том, что финал ее близок, – они продолжали воспринимать свою жизнь в обычной манере обеспеченных людей: комфортабельное существование, друзья с достатком, гарантированный сытный стол – то есть как процесс постепенного и порой незаметного роста. Пережив кризис молодости и зрелости, они считали, что у них достаточно мудрости, чтобы встретить приближающуюся старость; они пережили войны, адюльтеры, компромиссы и реформы и думали, что повидали в своей жизни почти все, что могли, – им уже нечего было требовать от нее.
Однако существовало на свете нечто, о чем они даже не подозревали, и им предстояло с этим столкнуться.
Золотая эра дарила радость каждого прожитого дня. И Рики, как никто другой из членов их Клуба, знал и ценил это. Со временем это осознали и остальные.
2
– Мы точно пойдем?
– Что? Ты же всегда любила приемы, Стелла.
– А этот вызывает во мне какое-то странное предчувствие.
– Ты не хочешь познакомиться с этой актрисой?
– Никогда особо не горела желанием встречаться с девятнадцатилетними красавицами.
– Эдвард, похоже, всерьез ею увлечен.
– О, Эдвард, – Стелла причесывалась у зеркала и улыбнулась отражению Рики. – Думаю, нам стоит пойти только затем, чтобы посмотреть, как отреагирует Льюис Бенедикт на находку Эдварда. – Затем ее улыбка изменилась. – По крайней мере, это напоминает приглашение на заседание Клуба Фантазеров.
– Это не заседание, а званый ужин, – тщетно попытался объяснить Рики.
– Я всегда считала, что вам следует допускать женщин на эти ваши знаменитые вечера.
– Я знаю, – сказал Рики.
– Вот поэтому я и собираюсь пойти.
– Но это не Клуб Фантазеров. Это просто вечеринка.
– Хорошо, тогда скажи мне, пожалуйста, кого Джон пригласил на нее – помимо тебя и этой его маленькой актрисы?
– Да всех, пожалуй, – честно ответил Рики. – А о каком предчувствии ты говорила?
Стелла вскинула голову, коснулась губ помадой, взглянула на себя в зеркало и сказала:
– Не по себе мне что-то…
3
Сидя рядом с Рики в машине, Стелла, такая необычно притихшая с момента выхода из дома, проговорила:
– Что ж, если там и вправду будут все, то можно надеяться увидеть кого-нибудь новенького.
Рики вдруг показалось, что она поддразнивает его, и он почувствовал укол ревности.
– Невероятно, правда? – голос Стеллы, высокий, певучий и искренний, звучал так, словно то, что она собиралась сказать, не было поверхностным и малосодержательным.
– Ты о чем?
– О том, что один из вас устраивает званый ужин. Из всех известных нам людей приемы устраиваем только мы с тобой, и то всего два раза в год. Джон Джеффри, уму непостижимо! Удивительно, как это Милли Шин разрешила ему.
– Волшебная сила искусства, – предположил Рики.
– Для Милли не существует иной волшебной силы, кроме Джона Джеффри, – отозвалась Стелла и засмеялась, представив себе экономку их друга, в каждом жесте которой светилась любовь к нему. Стелла, которая в некоторых практических аспектах была мудрее любого мужчины ее возраста, порой сама себя приятно возбуждала мыслью о том, что доктор Джеффри допустил такую глупость; а еще она была убеждена, что Милли и ее хозяин спят в одной кровати.
Обдумывая свой ответ, Рики не заметил проницательной ремарки жены. «Волшебная сила искусства», казавшаяся отдаленной и чуждой здесь, в Милбурне, на самом деле полностью захватила воображение Джеффри: он, чей энтузиазм не заходил дальше подсечки форели, за последние три недели страстно увлекся молодой гостьей Эдварда Вандерлея. Сам же Эдвард таинственно помалкивал о девушке. Она была приезжей, очень молодой, так называемой «звездой», а подобные личности всегда пополняли коллекцию Эдварда: не исключено, что он сам уговорил ее подыграть выдуманной биографии. Традиционно процедура заключалась в том, что новоявленная личность надиктовывала на магнитофон Эдварда автобиографию столько недель, сколько длился их взаимный интерес. Затем, с большой ловкостью и умением, он переносил эти мемуары на страницы книги. Дальше исследование продолжалось уже через переписки или по телефону – с теми, кто что-то знал или слышал о предмете поиска: генеалогическое расследование было частью метода Эдварда. Магнитофонные записи производились в его доме в любой подходящий момент; полки на стенах его кабинета были уставлены кассетами с записями, разумеется, порой скандального и непристойного содержания. Сам Рики не питал особого интереса к пристрастиям и интимной жизни актеров, и остальные его друзья, как он считал, – тоже. Однако когда в пьесе «Все видели солнце», в которой была занята Анн-Вероника Мор, в течение месяца произошло перераспределение ролей, – Джон Джеффри задался целью пригласить ее в гости. Еще большей загадкой было то, что его интриги и намеки увенчались успехом: девушка дала согласие прийти на званый ужин в ее честь.
– Боже мой, – проронила Стелла, увидев, сколько машин выстроилось у тротуара перед домом Джеффри.
– Джон закатил бал, – сказал Рики. – Хочет продемонстрировать свои достижения.
Они поставили машину кварталом дальше и прогулялись по холодку до парадной двери. Голоса и музыка доносились из дома.
– Ничего себе! – удивился Рики. – Он даже кабинеты свои задействовал.
Так оно и было. Молодой человек, прижатый толпой к дверям, посторонился и пропустил их в дом. Рики узнал в нем последнего обитателя дома Евы Галли. Он принял слова благодарности Рики с равнодушной ухмылкой и затем улыбнулся Стелле.
– Миссис Готорн, не так ли? Я встречал вас в городе, но мы ни разу не были представлены друг другу. – Прежде чем Рики вспомнил его имя, он протянул Стелле руку и произнес: – Фредди Робинсон, из дома напротив.
– Рада познакомиться, мистер Робинсон.
– Знатная вечеринка!
– О, надеюсь, – отозвалась Стелла, тусклейшая из ее улыбок тронула уголки губ.
– Раздеться можете здесь, в кабинете врача, напитки наверху. Буду счастлив принести вам что-нибудь выпить, а ваш муж пока позаботится о пальто.
Стелла окинула взглядом его блейзер, клетчатые брюки, мягкий вельветовый галстук-бабочку и нелепо напряженное лицо.
– Уверена, в этом нет необходимости, мистер Робинсон.
Вместе с Рики они улизнули в кабинет, в котором повсюду были развешаны пальто.
– О боже, – вздохнула Стелла. – Чем, интересно, этот молодой человек зарабатывает себе на жизнь?
– Я думаю, продажей страховых полисов.
– Мне следовало бы догадаться. Отведи меня наверх, Рики.
Держа прохладную руку жены, Рики вывел ее из кабинета к лестнице. Здесь, на первом этаже, располагался «первый уровень»: портативный проигрыватель на столе с грохотом извергал диско, вокруг бесновалась молодежь.
– Джон, видать, помешался, – пробормотал Рики.
– Или получил солнечный удар, – подхватила Стелла.
– Хей, мистер Готорн! – крикнул мальчишка, дозревающий подросток, сын одного из его клиентов.
– Здравствуй, Питер. Здесь шумновато для нас. Пойду поищу, где тут слушают Гленна Миллера.
Чистые голубые глаза Питера бесстрастно смотрели на него. Неужели он казался настолько чужим для молодежи?
– Послушайте, а что вы скажете о Корнелле? Я вот думаю попробовать поступить туда. Салют, миссис Готорн!
– Это неплохой колледж. Надеюсь, тебе повезет, – сказал Рики. Стелла легонько ткнула его в спину.
– Запросто. Я уверен, что поступлю. У меня почти высший балл по аттестату. Папа наверху. Слыхали?
– Нет, – Стелла снова ткнула его в спину. – О чем?
– Нас всех пригласили, потому что мы почти ровесники с Анн-Вероникой Мор, да только они ее сразу же утащили наверх, как только пришел мистер Вандерлей. Мы даже не поговорили с ней, – Питер показал рукой на толчею танцующих в маленькой комнате пар. – Хотя Джим Харди успел поцеловать ей ручку. Он в своем репертуаре, всех обскачет.
Рики увидел сына Элеонор Харди, исполняющего ритуальные телодвижения в танце с темноволосой девушкой – Пенни Дрэгер, дочерью аптекаря, его клиента. Она дернулась назад, крутанулась на месте, подняла ногу и затем опустила ее прямо на промежность Харди.
– Какой многообещающий юноша, – промурлыкала Стелла. – Питер, будь добр, сделай нам одолжение.
– О, конечно, – парень вздохнул. – Слушаю.
– Расчисти нам с мужем путь наверх.
– О’кей. Но знаете что? Нас пригласили только встретить ее, а потом мы должны идти по домам. Миссис Шин сказала, что нам нельзя даже подниматься наверх. Они, наверно, боятся, что мы ее потащим танцевать и все такое, но они даже не пускают ее сюда. Миссис Шин сказала, что в десять она вышвырнет нас всех отсюда. Кроме него, пожалуй, – он кивнул в сторону Фредди Робинсона, положившего руку на плечи хихикающей школьнице.
– Жутко нечестно, – сказала Стелла. – А теперь будь паинькой, проведи старичков наверх.
– Конечно, сейчас. – Он провел их через битком набитую комнату к лестнице с таким видом, будто вывел на прогулку пациентов местной психбольницы. Когда они благополучно добрались до ступенек и Стелла начала царственный подъем, Питер потянулся вперед и шепнул Рики в ухо:
– Разрешите вас попросить, мистер Готорн? – Рики кивнул. – Передайте ей от меня привет, ладно? Она настоящая красотка!
Рики громко рассмеялся, и Стелла вопросительно обернулась к нему.
– Ничего, ничего, дорогая, – сказал он, и они пошли наверх, к более тихим помещениям.
Наверху, в коридоре, стоял Джон Джеффри и потирал руки. Спокойная фортепьянная музыка плыла из гостиных.
– Стелла! Рики! Как чудесно, не правда ли? – энергичным жестом он указал в сторону комнат. В них было такое же столпотворение, как и внизу, но наполняли их мужчины и женщины среднего возраста – родители подростков, соседи и знакомые Джеффри. Рики заметил двух-трех процветающих фермеров из провинции; Ролло Дрэгера, аптекаря; Луиса Прайса, посредника по продаже продуктов потребления, подкинувшего ему когда-то пару неплохих идей; Харлана Ботца, своего дантиста, уже, похоже, подвыпившего; нескольких мужчин, не знакомых ему, скорее всего из университета, – у Милли Шин там преподавал племянник; Кларка Маллигэна, владельца городского кинотеатра; Уолтера Барнса и Эдварда Винути из банка, оба в белоснежных манишках; Неда Роулза, издателя местной газеты. Элеонор Харди обеими руками держала перед грудью высокий бокал, склонив лицо с высоко поднятыми бровями к Льюису Бенедикту. Сирс стоял, прислонившись к книжному шкафу, и казался здесь лишним. Затем толпа вдруг разделилась, и Рики понял отчего. Ирменгард Дрэгер, жена аптекаря, в этот момент трещала ему на ухо, и до Рики наконец дошло, о чем.
– Я ушла к Скидмору, что ж, он был у меня три года, пока я не встретила Ролло, как вы думаете, заслуживаю я чего-то более достойного, чем этот паршивый городишко, или нет? Откровенно говоря, если бы не Пенни, я бы давно собрала вещички и сию же минуту уехала бы отсюда. – Ее речь звучала как музыкальный фон, правда, не слишком лиричный, и Ирменгард умудрилась втиснуть в эту мелодию десять последних лет своей жизни.
– Не понимаю, почему я прежде никогда не устраивал вечеров, – сказал Джон с сияющим лицом. – Сегодня я чувствую себя так молодо, как ни разу за это десятилетие.
– Как мило, Джон. – Стелла потянулась к нему, чтобы поцеловать в щеку. – А что по этому поводу говорит Милли?
– Немного. – Он смутился. – Она не могла взять в толк, чем так важна эта вечеринка и зачем вообще надо было приглашать на нее мисс Мор.
В этот момент показалась и сама Милли: она держала поднос канапе перед банкирами Барнсом и Винути, и, судя по соответствующему выражению круглого лица, сама идея этого мероприятия была ей противна с самого начала.
– А зачем ты пригласил ее?
– Извини, Джон, я пойду перекушу, – сказала Стелла. – Рики, не беспокойся о напитке для меня, я стяну себе у кого-нибудь, кто не пьет. – Она пошла по коридору к Неду Роулзу. Лу Прайс, похожий на мафиози в своем двубортном костюме в полоску, взял ее за руку и клюнул в щеку. – Она восхитительная девчонка, – сказал Джон Джеффри, и оба проследили, как Стелла отмела Лу Прайса одной фразой и двинулась дальше, к Неду Роулзу. – Я бы хотел, чтобы таких был миллион. – Роулз в этот момент поворачивался к Стелле, и его лицо осветилось радостью. Пиджак из рубчатого вельвета, волосы песчаного цвета, серьезное лицо – Нед Роулз напоминал своим видом скорее студента факультета журналистики, чем издателя. Он тоже поцеловал Стеллу, но в губы, и взял обе ее руки в свои. – Зачем я это сделал? – Джон вздернул голову, и четыре глубоких морщины обозначились на его шее. – Точно не могу сказать, не знаю. Она так очаровала Эдварда, что мне захотелось с ней познакомиться.
– Вот как? Очаровала?
– Именно так. Погоди немного. Увидишь. И потом, знаешь, я встречаюсь только со своими пациентами, да с Милли, да с Клубом Фантазеров. Я решил, что пора немного кутнуть. Повеселиться, пока не помер.
Это было слишком легкомысленное для Джона заявление, и Рики внимательно посмотрел на друга, отведя вгляд от жены, которая все еще держалась за руки с Недом Роулзом.
– А ты знаешь, через что мне пришлось пройти? Одна из самых знаменитых актрис Америки здесь, в моем доме, сейчас!
– Эдвард с ней?
– Он сказал, что присоединится к нам через пару минут. Он, наверно, помогает ей снять пальто или что-то в этом роде, – обычно пустое лицо Джеффри победно сияло.
– Я не думаю, что она одна из самых знаменитых актрис Америки, Джон, – Стелла пошла дальше, а Нед Роулз что-то страстно доказывал Эду Винути.
– Ну, так будет. Эдвард тоже так считает, а он в таких вещах знает толк. Рики! – Джеффри сжал его локоть. – Ты видел, там внизу молодежь танцует? Фантастика, правда? Дети отрываются в моем доме! Я думаю, они с удовольствием познакомятся с ней. Знаешь, это большая, это великая честь. Она пробудет в городе лишь пару дней. Эдвард уже почти закончил записи, и ей пора возвращаться в Нью-Йорк, в свою труппу. А сейчас она здесь, в моем доме! Господи, Рики!
У Рики было ощущение, что Джону необходим ледяной компресс.
– А ты знаешь, что она появилась буквально ниоткуда? Что она была самой многообещающей студенткой в своей драматической студии и что на следующей неделе она получит главную роль во «Все видели солнце»?
– Нет, Джон.
– У меня только что появилась замечательная идея. Я ждал, когда она придет. Я стоял здесь, слушал диско, доносящееся снизу, и обрывки записей Джорджа Шеринга, доносящиеся отсюда, и подумал: там, внизу – грубая, животная жизнь, дети, беснующиеся под этот бит, а на этом этаже – интеллектуальная жизнь, доктора и адвокаты, люди среднего достатка, наверху царят изящество, талант, красота – душа! Понимаешь? Это как эволюция. Она – самое неземное существо, какое ты когда-либо видел. И ей всего лишь восемнадцать!
Никогда в жизни Рики не слышал, чтобы Джон Джеффри выражал свои чувства в такой странной, причудливой манере. С беспокойством он подумал, что у друга, наверное, повышенное давление. Они оба услышали, как закрылась дверь наверху, на следующей площадке, и затем – густой голос Эдварда, говорящего что-то с озорной шутливой интонацией.
– А Стелла мне говорила, ей девятнадцать, – сказал Рики.
– Ш-ш-ш…
Красивая невысокая девушка спускалась к ним по лестнице. Простое зеленое платье, облако волос. Через секунду Рики заметил, что цвет платья был подобран к цвету ее глаз. Двигаясь с почти ритмической точностью, она одарила их едва уловимой – и все же восхитительной – улыбкой и прошла мимо, на ходу легонько похлопав кончиками пальцев по груди доктора Джеффри. Рики глядел ей вслед, взволнованный и удивленный. Он не встречал никого подобного с тех пор, как видел Луизу Брукс в «Ящике Пандоры».
Затем он взглянул на Эдварда Вандерлея и сразу понял, что Джон Джеффри был прав. Он весь сиял. Было очевидно, что девушка вскружила ему голову, и также очевидно, что ему с трудом удастся дождаться, пока она перездоровается с его друзьями. Все трое направились в гостиную.
– Рики, ты отлично выглядишь, – сказал Эдвард, кладя руку ему на плечи. Эдвард был на полфута выше, и, когда он начал подталкивать его в гостиную, Рики ощутил запах его дорогого одеколона. – Просто здорово. Но когда же ты прекратишь носить эти бабочки? Эра Артура Шлезингера канула в прошлое.
– Эта эра началась сразу после моей, – ответил Рики.
– Да нет, слушай, мужчина ведь не старше, чем он себя чувствует. Я и галстуки перестал носить. А через десять лет восемьдесят процентов американцев будут надевать галстуки только на свадьбы и похороны. А Барнс и Винути будут одеваться вот так на работу в банк, – он оглядел комнату. – Черт, куда она ушла? – Рики, в котором новые бабочки будили желание надевать их чуть ли не в постель, взглянул на ничем не обремененную шею Эдварда, обшаривавшего глазами гостиную, заметил, что морщин на ней больше, чем на шее у Джона Джеффри, и решил все же не изменять своим привычкам. – Я общался с этой девушкой три недели, и, поверь мне, она самое необыкновенное существо на свете. И если мы успеем закончить материал, то это будет моя самая выдающаяся книга. У нее была ужасная жизнь, ужасная. Услышишь такое – и зарыдаешь: я слушал ее и плакал. Знаешь, она долго проторчала в этой дыре на Бродвее, на вторых ролях, совсем понапрасну. Она станет великой трагической актрисой… Когда чуть подрастет. – Раскрасневшийся Эдвард загоготал над произнесенной им же нелепостью. Как и Джон, он тоже был окрылен.
– Вы двое словно заболели ею, – сказал Рики.
Джон хихикнул, а Эдвард сказал:
– Да скоро весь мир заболеет ею, Рики. У нее настоящий дар!
– О! – сказал Рики, припомнив кое-что. – Книга твоего племянника, похоже, пользуется большим успехом. Поздравляю.
– Да, приятно сознавать, что я не единственный талантливый ублюдок в семье. Это должно помочь ему пережить смерть брата. Странная история, очень странная – они, кажется, были оба помолвлены с одной женщиной… Однако давайте не будем сегодня думать о мрачных вещах. Будем веселиться!
Джон Джеффри радостно кивнул.
4
– Видел твоего сына внизу, Уолт, – сказал Рики Уолту Барнсу, старшему из двух банкиров. – Он рассказал мне о своем решении. Надеюсь, у него получится.
– Да, Пит все же остановился на Корнелле. Я всегда надеялся, что он хотя бы попытается поступить в Йель, я ведь учился там. И я все еще надеюсь на это, – грузный мужчина с лицом упрямца, похожим на лицо сына, Барнс не был расположен принимать поздравления Рики. – А он и слышать не хочет об этом. Говорит, Корнелл достаточно хорош для него. «Достаточно хорош»! Его поколение еще более консервативно, чем мое. Корнелл – это несолидно. Говорят, они там до сих пор дерутся за еду. Лет десять назад я боялся, что мой Пит вырастет в радикала с бородой и бомбой в руках, теперь же я боюсь, что он будет довольствоваться меньшим, чем может получить.
Рики сделал неуловимое движение, воспринятое как сочувствие.
– А как поживают твои дети? Они оба до сих пор на Западном побережье?
– Да. Роберт преподает английский в средней школе. Муж Джейн стал вице-президентом.
– По какой части?
– По безопасности.
– Ну и хорошо. – Оба отпили из своих бокалов, воздерживаясь от комментариев, поскольку вице-президенство по безопасности означало работу в страховой компании. – Собираются приехать на Рождество?
– Не думаю. Они оба ведут довольно активную жизнь.
В действительности ни один из них не писал Рики и Стелле на протяжении вот уже семи месяцев. Они росли счастливыми детьми, потом – замкнутыми подростками, а теперь, когда обоим стукнуло под сорок, стали неудовлетворенными жизнью взрослыми, однако во многом так и остались подростками. Несколько писем Роберта были плохо завуалированными просьбами о деньгах; письма Джейн казались счастливыми, но Рики читал между строчек отчаяние. («Я начинаю нравиться самой себе» – утверждение, которое, по мнению Рики, нужно понимать с точностью до наоборот. Его жизнерадостность заставила Рики поморщиться.) Дети Рики, когда-то частички его души, казались теперь недосягаемыми планетами. Их письма вызывали боль; видеть же их было бы еще больнее.
– Нет, – произнес он. – Я думаю, в этот раз они не смогут приехать.
– Джейн такая симпатичная девушка, – заметил Уолтер Барнс.
– Вся в мать.
Рики машинально начал оглядываться в поисках Стеллы и увидел Милли Шин, которая представляла Стеллу высокому сутулому и толстогубому мужчине. Университетскому племяннику.
Барнс спросил:
– Вы видели актрису Эдварда?
– Она где-то здесь. Я видел, как она спускалась.
– Джон Джеффри, похоже, необычайно взбудоражен.
– Она из тех красавиц, в присутствии которых не расслабишься. – Рики рассмеялся. – Эдвард тоже никак не успокоится.
– Пит читал в журнале, что ей всего лишь семнадцать лет.
– В таком случае она социально опасна.
Когда Рики, оставив Барнса, подошел к жене и Милли Шин, он поймал взгляд маленькой актрисы. Она танцевала с Фредди Робинсоном под пластинку Каунт Бэси и двигалась с грацией точного, нежного механизма, зеленые глаза искрились; обнимавший ее Робинсон выглядел одурманенным от счастья. Да, отметил Рики, ее глаза искрились, вот только удовольствием или насмешкой? Девушка повернула голову, и через всю комнату к нему словно устремился поток ее чувств: Рики увидел в ней ту, кем мечтала стать его дочь Джейн, теперь располневшая и неудовлетворенная. Наблюдая, как актриса танцует с поглупевшим Фредди Робинсоном, он понял, что у нее никогда не возникнет причины произнести убийственную фразу: «Я начинаю нравиться самой себе»; она была словно маленькое гордое знамя самообладания.
– Здравствуйте, Милли, – сказал он. – У вас сегодня полно работы.
– Ох, когда я стану слишком стара, чтобы работать, я лягу и помру. Вы что-нибудь поели?
– Нет пока. А это, наверное, ваш племянник?
– О, простите. Вас еще не представили. – Она коснулась руки высокого мужчины за ее спиной. – Это самый мозговитый из нашей семьи, Гарольд Симс. Он профессор в колледже и как раз только что очень мило побеседовал с вашей женой. Гарольд, это Фредерик Готорн, один из ближайших друзей доктора. – Симс улыбнулся Рики с высоты своего роста. – Мистер Готорн – полноправный член Клуба Фантазеров, – завершила его представление Милли.
– Я слыхал о вашем Клубе, – у Гарольда Симса оказался очень низкий голос. – Звучит интересно.
– Боюсь, все, кроме интересного.
– Я говорю с антропологической точки зрения. Я занимаюсь изучением темпорально обусловленного взаимодействия в группах мужчин. Ритуальная составляющая всегда очень сильна. А это правда, что все… члены Клуба Фантазеров надевают смокинги на свои заседания?
– Боюсь, что так, – Рики взглянул на Стеллу, ища поддержки, но она, занятая своими мыслями, лишь невозмутимо смотрела на них двоих.
– А все же почему?
У Рики было такое чувство, что профессор уже готов достать блокнот из кармана.
– Сто лет назад это показалось нам неплохой идеей. Милли, зачем Джон пригласил сюда полгорода, если он позволяет Фредди Робинсону монополизировать мисс Мор?
Прежде чем Милли успела ответить, Симс спросил:
– А вы знакомы с работой Лайонела Тайгера?
– Боюсь, что я крайне невежествен, – ответил Рики.
– Мне было бы очень интересно понаблюдать за ходом одного из ваших собраний. Полагаю, это будет нетрудно устроить?
Стелла наконец рассмеялась и взглянула на мужа с выражением, означавшим «боже упаси!».
– Я полагаю, не совсем, – сказал Рики. – Но мне, возможно, удастся провести вас на следующее заседание в «Киванисе».
Симс отступил, и Рики заметил, что профессор тоже усомнился в его умении тонко шутить.
– Мы всего лишь пятеро старых простаков, которые любят собраться вместе, посудачить… – быстро проговорил он. – В антропологическом отношении мы – пустая порода. И никому не интересны.
– Ты мне интересен, – сказала Стелла. – Почему бы тебе не пригласить мистера Симса и свою жену на следующее заседание?
– Да! – Симс начал проявлять опасный энтузиазм. – Я, для начала, хотел бы кое-что записать, а потом, используя видеоэлемент…
– Видите того мужчину, вон там? – Рики кивнул в направлении Сирса Джеймса, который сегодня как никогда напоминал грозовое облако в человеческом обличье. Было очень похоже на то, что Фредди Робинсон, которого наконец изолировали от мисс Мор, пытался продать ему страховку. – Крупный такой? Так вот, он перережет мне глотку, если я сделаю что-нибудь подобное.
Милли выглядела возмущенной; Стелла подняла подбородок и проговорила:
– Было очень приятно познакомиться с вами, мистер Симс, – и пошла прочь.
Гарольд Симс сказал:
– С антропологической точки зрения это очень любопытное заявление. – Он теперь разглядывал Рики с еще большим профессиональным интересом. – Клуб Фантазеров, очевидно, очень дорог вам.
– Несомненно, – ответил Рики.
– Допустимо ли предположить, что человек, на которого вы только что указали, является главной фигурой в группе – как это было у Хончо?
– Вы очень проницательны, – сказал Рики. – А теперь, если вы позволите, мне нужно кое с кем перекинуться парой слов.
Повернувшись и отойдя на несколько шагов, он услышал, как Симс спросил Милли:
– А эти двое правда муж и жена?
5
Рики устроился в уголке и решил наблюдать за ходом событий. Отсюда он хорошо видел всю вечеринку: он был бы счастлив стоять здесь и просто смотреть – до тех пор, пока не настанет время возвращаться домой. Пластинка кончилась, Джон Джеффри возник у переносного проигрывателя и поставил другую. Льюис Бенедикт, проследовавший мимо него, казался веселым, и, когда из динамиков поплыла музыка, Рики понял почему. Зазвучала песня Ареты Франклин, певицы, которую Рики слышал только по радио. Где же Джон Джеффри откопал эту запись и какими немыслимыми путями? Наверняка купил специально для сегодняшнего вечера. Эту мысль стоило как следует обдумать, однако размышления Рики прервало поочередное вторжение сразу нескольких человек в его уголок.
Первым его нашел Кларк Маллигэн, владелец «Риальто» – единственного в Милбурне кинотеатра. Его туфли были непривычно чисты, брюки отпарены, живот удачно спрятан под застегнутым пиджаком: Кларк привел себя в порядок перед визитом. По-видимому, он знал, что приглашен сюда из-за своей причастности к шоу-бизнесу. Рики подумал, что Кларк впервые в гостях у Джона. Он рад был видеть его – впрочем, как всегда. Маллигэн единственный в городе разделял его любовь к старым фильмам. Голливудские сплетни наскучили Рики, но фильмы золотых дней Голливуда он любил.
– Кого она тебе напоминает? – спросил он Маллигэна.
Маллигэн украдкой взглянул на девушку через комнату. Та скромно стояла у противоположной стены, слушая Винути.
– Мэри Майлс Минтер?
– По-моему, она похожа на Луизу Брукс. Хотя у той, кажется, глаза были не зеленые.
– Кто ее знает… Тем не менее она, кажется, чертовски хорошая актриса. Возникла буквально из ниоткуда. Никто о ней ничего не знает.
– Эдвард знает.
– А, он готовит очередную книгу, не так ли?
– Этап интервью уже завершен. Эдварду всегда было трудно прощаться со своими респондентами, а нынче-то и подавно. Боюсь, что он влюбился в нее, – и, конечно, Эдвард ревновал Эда Винути и попытался встрять в разговор банкира с маленькой актрисой.
– Я бы тоже в такую влюбился, – сказал Маллигэн. – Как только их мордашки появляются на экране, я тут же во всех них влюбляюсь. А вы видели Марту Келлер? – его глаза округлились.
– Нет еще, но, судя по тем фотографиям, что мне встречались, она очень похожа на Констанс Толмедж наших дней.
– Шутите? А разве не на Полетт Годдар?
Потом их разговор мирно перешел на Чаплина, «Месье Верду», Норму Ширер и Джона Форда, Юджина Пэлетта и Гарри Кэри-младшего, «Дилижанс» и «Тонкого человека», Веронику Лэйк и Алана Лэдда, Джона Гилберта и Рекса Белла, Джин Харлоу, Чарли Фаррелла, Джанет Гейнор, «Носферату» и Мэй Уэст – на актеров и фильмы, любимых Рики в молодости и по-прежнему любимых теперь, и живая память о них притупила неприятное воспоминание о тех словах, что сказал молодой человек о нем и его жене.
– Это был случайно не Кларк Маллигэн? – второй его нашла Сонни Винути, жена Эдварда. – Он ужасно выглядит.
Сама Сонни за последние несколько лет из стройной, привлекательной женщины с милой улыбкой превратилась в костлявую даму с постоянно встревоженным и каким-то оцепенелым выражением глаз. Жертва супружеской жизни. Три месяца назад она пришла к Рики в офис и заявила, что хочет получить развод: «Я, правда, еще окончательно не решила, но подумываю об этом. Я должна наконец выяснить, кто я такая. – Да, у нее был другой, но она не упомянула об этом. – Вот что я вам скажу. Он хорош собой и интеллигентный, и он такой сложный, утонченный, как никто в этом городе». Речь, без сомнений, шла о Льюисе. Женщины подобного типа всегда напоминали Рики Готорну его дочь, и он очень мягко рассказал Сонни, что ее ждет, подробно описал каждый этап процедуры развода и объяснил все вдумчиво и лаконично, несмотря на то что знал: больше она к нему не обратится.
– Она красива, не правда ли?
– О, вполне.
– Мне удалось с ней чуток поговорить.
– Правда?
– Ей со мной было неинтересно. Ее интересуют только мужчины. Ей бы понравились вы.
В этот момент актриса разговаривала со Стеллой в десяти футах от них, что ставило под сомнение правоту утверждения Сонни Винути. Рики, не разбирая слов, наблюдал за диалогом; Сонни же объясняла ему, почему он должен понравиться актрисе. Та же стояла напротив Стеллы и слушала ее, затем отвечала, обе женщины были милы, сдержанны, увлечены. Затем мисс Мор сказала что-то такое, что привело Стеллу в полное замешательство: она моргнула, раскрыла рот, захлопнула его и прикоснулась рукой к своей прическе – будь она мужчиной, она наверняка бы поскребла голову. После чего Анн-Вероника Мор удалилась в сопровождении Эдварда Вандерлея.
– Ты посмотри, – продолжала Сонни Винути. – Может, она и выглядит ангелочком, однако такие женщины любят превращать мужчин в ничто.
– «Ящик Пандоры», – сказал Рики, вспомнив свое первое впечатление от актрисы.
– Что? А, да, я знаю, это старый фильм. Когда я была у вас последний раз, вы дважды упомянули Кэтрин Хэпберн и Спенсера Трэйси.
– А как сейчас твои дела, Сонни?
– Пытаюсь начать сначала. Господь свидетель, я пытаюсь! Разве можно добиться развода в Милбурне? Но я все еще надеюсь выяснить, кто я.
Рики подумал о дочери, и его сердце дрогнуло.
Следующим к нему в уголок пришел Сирс Джеймс.
– Долгожданное уединение. – Он поставил фужер на столик и тяжело привалился к книжному стеллажу.
– Не обольщайся.
– Отвратительный молодой человек только что пытался продать мне страховку. Он живет напротив.
– Я знаю его.
Поскольку они пришли к полному согласию относительно Фредди Робинсона, им больше нечего было сказать друг другу. В конце концов Сирс прервал молчание:
– Льюису, возможно, понадобится помощь, чтоб добраться до дома. Он малость перебрал.
– Ничего страшного, это ж не собрание нашего Клуба.
– Хм-м… Надеюсь, он подцепит какую-нибудь девчонку, которая отвезет его домой.
Рики взглянул на него – может, он имеет в виду кого-то персонально? – но Сирс просто любезно поглядывал на гостей и откровенно скучал.
– Ты разговаривал с почетной гостьей?
– Я даже не видел ее.
– Увидеть ее непросто. Кажется, она вон там… – он качнул рукой с бокалом в направлении места, где последний раз видел актрису: Эдвард разговаривал с Джоном – скорее всего, о ней, но Анн-Вероники Мор в комнате уже не было. – Ты последи за Эдвардом. Он отыщет ее.
– А там, у стойки бара, – сын Уолтера Барнса?
Хотя был уже одиннадцатый час, Питер Барнс и его девушка надежно обосновались за стойкой, и официант, отпустивший Милли передохнуть, смешивал им напитки. У экономки доктора Джеффри не хватило духу разогнать подростков по домам, и самые смелые из них втянулись в ряды гостей наверху. Мелодия фортепьяно, сменившая Арету Франклин, резко оборвалась, и Рики увидел, как Джим Харди манипулирует несколькими альбомами с пластинками, пытаясь выяснить, какой из них не самый древний.
– Ого, – сказал он Сирсу. – У нас новый диск-жокей.
– Вот-вот, – вздохнул Сирс. – Я устал и ухожу домой. Шумная музыка будит во мне желание огреть кого-нибудь. – Он тяжело зашагал к выходу, но Милли Шин остановила его и что-то взволнованно начала рассказывать. Рики решил, что ее тревожит нашествие подростков. Сирс пожал плечами – это было не в его компетенции.
Рики тоже захотелось домой, но Стелла начала танцевать с Недом Роулзом, и вслед за ней несколько женщин заманили своих мужей поближе к проигрывателю. Подростки танцевали энергично, порой почти элегантно; взрослые рядом с ними выглядели нелепыми имитаторами. Рики застонал: похоже, вечер затянется далеко за полночь. Все заговорили громче, бармен смешивал по полдесятка коктейлей одновременно, пронося перевернутую вверх дном бутылку над выстроившимися в ряд бокалами со льдом. Сирс дошел до дверей и исчез за ними.
Кристина Барнс, высокая блондинка с алчным лицом, возникла перед Рики.
– Поскольку командование возглавил мой сын, не потанцуешь ли со мной, Рики?
Рики улыбнулся:
– Боюсь, мне придется отказать тебе, Кристина. Я не танцевал уже сорок лет.
– Видать, ты хорош в чем-то другом, если умудрился удерживать Стеллу все эти годы.
Похоже, она переборщила с напитками.
– Верно, – сказал он. – А знаешь в чем? Я никогда не теряю чувство юмора.
– Рики, ты великолепен. Как бы я хотела как-нибудь на днях позвать тебя потереть мне спинку и заодно выяснить, из чего ты сделан.
– Из старых огрызков карандашей и сводов законов.
Она неуклюже поцеловала его, ударив край челюсти.
– Сонни Винути заходила к тебе пару месяцев назад? Я бы хотела переговорить с тобой об этом.
– Тогда приходи ко мне в офис, – сказал Рики, зная, что она не придет.
– Прошу прощения, Кристина, – прервал их Эдвард Вандерлей, подойдя со стороны Рики.
– Я оставляю вас, секретничайте. – Кристина удалилась в поисках партнера для танца.
– Ты не видел ее? Не знаешь, где она? – Широкое лицо Эдварда выглядело по-мальчишески расстроенным.
– Мисс Мор? Понятия не имею. Ты ее потерял?
– Проклятье! Она просто испарилась.
– Может, она в туалете.
– Уже двадцать пять минут? – Эдвард потер лоб.
– Не переживай за нее так, Эдвард.
– Я не переживаю. Я просто хочу найти ее. – Он приподнялся на цыпочках и, все еще потирая лоб кулаком, начал оглядывать комнату поверх голов танцующих. – Как ты думаешь, может, она вышла с одним из этих жутких мальчишек?
– Не могу сказать.
Эдвард хлопнул его по плечу и быстро пошел в глубь комнаты.
Кристина Барнс и Нед Роулз возникли там, где только что стоял Эдвард, и Рики обошел их, решив отыскать Стеллу. Через мгновение он увидел ее с Питером Барнсом – она явно отказывалась от предложения поучиться танцу живота. Увидев мужа, она облегченно вздохнула и оставила мальчишку.
Музыка гремела с такой силой, что им пришлось говорить друг другу в уши.
– Это самый продвинутый юноша из всех, кого я знаю.
– Что он тебе говорил?
– Он сказал, что я похожа на Энни Бэнкрофт.
Музыка резко прекратилась, и ответ Рики услышали все:
– Надо запретить пускать в кино тех, кому не исполнилось тридцать.
Все, за исключением Эдварда Вандерлея, который насмешливо наблюдал за ощетинившимся Питером Барнсом, повернулись и посмотрели на Рики и Стеллу. Затем неунывающий Фредди Робинсон взял за руку подружку Джима Харди, следующая пластинка опустилась на проигрыватель, и все снова вернулись к вечеринке. Эдвард говорил мягко и настойчиво, но обиженный голос Питера Барнса все же успел долететь до Рики, на мгновение опередив новую песню:
– Господи, да может, она наверх ушла.
– Может, поедем? – спросил он Стеллу. – Сирс недавно ушел.
– О, давай еще немного побудем тут. Мы уже тысячу лет никуда не выбирались. Мне так весело, Рики. – Но, взглянув на его расстроенное лицо, попросила: – Потанцуй со мной. Разочек.
– Я не танцую, – ответил он, не слыша своего голоса из-за грохота музыки. – Наслаждайся. Но через полчаса мы уйдем, хорошо?
Она подмигнула ему, повернулась и тут же стала жертвой мафиози Лу Прайса.
Эдвард, не видя ничего перед собой, пронесся мимо.
Рики бродил вокруг танцующих, отказавшись от предложения бармена выпить. Он поговорил с Милли Шин, устало сидевшей на диване.
– Думать не думала, во что это выльется, – сказала Милли. – Мне часами придется отмывать все.
– Заставь Джона помогать.
– Он всегда помогает, – ее простое круглое лицо просияло. – В этом он великолепен.
Рики пошел бродить дальше и в конце концов очутился на верхнем этаже. Здесь царила тишина. Может, актриса где-то тут, с одним из юношей? Он улыбнулся и тихо спустился вниз.
Смотровые доктора пустовали. Горел свет, пол усыпали растоптанные окурки сигарет, полупустые стаканы стояли на всех возможных поверхностях. Пахло потом, пивом и табаком. Маленький портативный проигрыватель крутился в центре комнаты, игла щелкала по пустым желобкам. Рики поднял звукосниматель, опустил его на подставку и выключил проигрыватель. У Милли завтра будет много работы. Он взглянул на часы. Двенадцать тридцать. Сверху, сквозь потолок, слышались пульсации баса и отдаленная мелодия.
Рики сел в одно из кресел приемной, прикурил сигарету, затянулся и расслабился.
Несколько минут спустя он, слегка задремав, очнулся от звука шагов. Он выпрямился в кресле, услышав, как кто-то внизу открыл дверь.
– Кто здесь? – позвал он, не желая спугнуть уединившуюся парочку.
– Кто это? Рики, ты? – Джон Джеффри подошел ко входу в приемную. – Что ты здесь делаешь? Ты не видел Эдварда?
– Я спустился сюда, здесь тихо. Эдвард носился повсюду и искал мисс Мор. Может, он поднялся наверх.
– Я очень беспокоюсь за него, – сказал Джон. – Он выглядел таким… взвинченным. Анн-Вероника танцует с Недом Роулзом. Неужели он не видел?
– Она недавно исчезла. Потому-то он и расстроился.
– Бедняга Эдвард. Ему не стоит так волноваться за нее. Она – золото. Ты бы видел ее. Она необыкновенно мила. А сейчас она еще краше, чем в начале вечера.
– Ну что ж. – Рики оттолкнулся руками от жесткого кресла и встал. – Помочь тебе найти Эдварда?
– Нет-нет-нет! Отдыхай. Я сам его найду – поищу в спальнях. Хотя, что он может там делать…
– Искать ее, я полагаю.
Джон развернулся, проворчав, что беспокойство не покидает его, и вышел. Рики неспешно последовал за ним.
Гарольд Симс танцевал со Стеллой, крепко прижав ее к себе, и что-то безостановочно говорил ей в ухо. Музыка была такой оглушающей, что Рики хотелось кричать. Никто, кроме Сирса, не ушел, и подвыпившая молодежь отплясывала вовсю – волосы развевались, руки мелькали. Маленькая актриса скакала с издателем, Льюис беседовал с Кристиной Барнс. Их абсолютно не заботило присутствие Милли Шин, дремавшей тут же, на диване, в нескольких дюймах от них. Рики страстно мечтал очутиться сейчас в своей кровати. От шума разболелась голова. Его старые друзья, за исключением Сирса, совсем, казалось, потеряли рассудок. Льюис держал руку на колене Кристины, его глаза пьяно косили. Неужели он на самом деле пытался соблазнить жену своего банкира? На глазах у ее мужа и сына?
Наверху упало что-то тяжелое, но услышал это только Рики. Он вышел на площадку и увидел Джона Джеффри, стоящего наверху лестницы.
– Рики…
– Что случилось, Джон?
– Эдвард… Это Эдвард…
– Он что-то уронил?
– Поднимись сюда.
Рики пошел наверх, понемногу раздражаясь с каждой ступенькой. Джон Джеффри выглядел потрясенным.
– Он что-нибудь опрокинул на себя? Поранился?
Джеффри стоял с раскрытым ртом. Наконец звуки снизу стали глуше.
– Это я опрокинул кресло. Я не знаю, что делать…
Рики дошел до площадки и взглянул на опустошенное лицо Джеффри.
– Где он?
– Во второй спальне…
Поскольку Джеффри не двигался, Рики один миновал холл и приблизился ко второй двери. Затем оглянулся; Джеффри кивнул, сглотнул и подошел к нему.
– Здесь.
У Рики пересохло во рту. Мечтая оказаться сейчас где-нибудь в другом месте и делать что-нибудь другое, он взялся за дверную ручку и повернул ее. Дверь отворилась.
Спальня была холодная и почти пустая. Два пальто, Эдварда и актрисы, лежали поперек незастеленных матрасов. Но Рики видел только Эдварда Вандерлея. Эдвард лежал на полу, обе руки прижаты к груди, ноги поджаты и согнуты в коленях. Лицо его было ужасно.
Рики отступил на шаг и чуть не упал, наткнувшись на кресло, которое перевернул до него Джон Джеффри. Без сомнения, Эдвард был мертв – Рики не знал, как он понял, но это было так, – тем не менее он спросил:
– Ты пощупал пульс?
– У него нет пульса. Он скончался.
Джон дрожал на пороге комнаты. Музыка и голоса доносились с лестницы.
Рики заставил себя опуститься на колени возле Эдварда. Он дотронулся до одной его руки, вцепившейся в зеленую рубашку; попытался нащупать пульс. И ничего не почувствовал, но ведь он не был врачом.
– Как ты думаешь, что с ним стряслось? – Он все еще был не в силах смотреть на перекошенное лицо Эдварда.
Джон сделал шаг в комнату.
– Сердечный приступ? Как ты думаешь, что это было?
– Не знаю… Да, вероятно. Перевозбуждение. Но…
Рики поднял глаза на Джеффри и снял свою руку с еще теплого запястья Эдварда.
– Что – но?
– Не знаю. Не могу сказать. Но, Рики, посмотри на его лицо.
Рики посмотрел: сведенные судорогой мышцы, рот распахнут, словно в крике, пустые глаза – лицо человека, которого жестоко пытали, заживо сдирая кожу.
– Рики, – промолвил Джон. – Это прозвучит как не вполне медицинская формулировка, но… но впечатление такое, что его до смерти напугали.
Рики кивнул и поднялся. Именно так Эдвард и выглядел.
– Мы не должны никого сюда пускать. Я спущусь и вызову скорую.
6
На этом и закончилась вечеринка у Джеффри: Рики Готорн вызвал по телефону «скорую», выключил проигрыватель и, сообщив, что с Эдвардом Вандерлеем «случилось несчастье» и помочь ему никто не в силах, отправил тридцать человек гостей по домам. Он никому не разрешил подниматься наверх. Он искал Анн-Веронику Мор, но та уже ушла.
Полчаса спустя, когда тело Эдварда было на пути в больницу или морг, Рики вез Стеллу домой.
– Ты не обратила внимание, когда ушла актриса? – спросил он.
– Она немного потанцевала с Недом Роулзом, а в следующую минуту была уже на пороге. Я подумала, что она собралась в уборную. Рики, это ужасно.
– Да. Ужасно.
– Бедный Эдвард! Я все еще не могу поверить.
– И я. – Глаза Рики наполнились слезами, и несколько секунд он вел машину вслепую. Чтобы только не молчать, чтобы только не вспоминать лицо Эдварда, он спросил: – Что она такого сказала тебе, что так тебя изумило?
– Что? Когда? Я едва обмолвилась с ней парой слов.
– В разгар вечеринки. Я видел, как вы беседовали, и мне показалось, что она тебя чем-то сильно удивила.
– О! – Стелла повысила голос. – Она спросила, замужем ли я. Я ответила, да, я миссис Готорн. И тогда она сказала: «О, я видела вашего мужа. Похоже, он будет достойным противником».
– Тебе, наверное, послышалось.
– Нет.
– Но это бессмыслица.
– Она так сказала.
А через неделю, когда Рики позвонил в театр, в котором работала девушка, чтобы попытаться вернуть ей пальто, ему сообщили, что она вернулась в Нью Йорк, – на следующий день после вечеринки неожиданно бросила пьесу и уехала из города. Никто не знал, где ее искать. Она просто исчезла, и слава богу: она была слишком молода, слишком нова здесь и оставила слишком мало воспоминаний о себе, чтобы стать легендой. В тот вечер, который тогда казался последним заседанием Клуба Фантазеров, Рики, в порыве вдохновения, повернулся к печальному Джону Джеффри и спросил:
– Каким был твой самый дурной поступок?
И Джон спас их, откликнувшись:
– Этого я вам не скажу, но поведаю о худшем в моей жизни происшествии. – И рассказал историю о призраках.