– Не уходите, – попросил он. – Хоть ещё немножко…
– Да я быстро вернусь, – заверила та. – Не волнуйся.
– Валентина Николаевна… я понять не могу… так больно… почему?…
– О, Господи… он же тебя побил, да так, что мать родная не… прости, я не подумала… в общем, сильно побил. Или ты не помнишь?
– Да помню я… не в этом дело… вчера так сильно не болело…
– Это, наверное, потому, что ты уже к тому времени и ощущать-то толком ничего не мог, – объяснила Валентина. – А сейчас поспал немножко, вот и…
– Одни кошмары снились, – признался Пятый. – Мне кажется, я от них… устал ещё больше… а теперь ещё и болит…
– Где хоть болит-то?
– Везде, – ответил он. – И голова… и спина… чёрт знает что…
– Успокойся, – попросила Валентина. – Дело поправимое. Вот только…
– Что?
– Как ты снимки ещё одни сумеешь выдержать?… Ладно, я сейчас. Подождёшь?
– Хорошо. Вы вернётесь?…
– Сию секунду. Лина позвать?
– Не надо, зачем… он и так расстроенный, а тут ещё… незачем ему слушать, как я ною… как же больно…
– Я сейчас, – Валентина вышла. Пятый тяжело вздохнул, попробовал было повернуться поудобнее и тут же пожалел об этом – тело отозвалось на движение новой болью. Валентина не обманула, вернулась и впрямь быстро, принесла анальгин. Боль немного поутихла, но ненадолго. Вскоре пришлось перебираться на каталку и ехать (это просто смешно – “ехать”) в рентген кабинет. Одно обрадовало – снимки ничего плохого не показали. Ближе к вечеру в больницу приехал Гаяровский, проведать и посмотреть как дела. В палате никого из посетителей не было. Валентина повезла Лина домой, Ленка поехала на работу…
– Оклемался? – первым делом спросил Гаяровский. Пятый кивнул. – Я так и знал. По-моему, кромсать тебя по новой на этот раз не придётся.
– Я это ещё вчера понял, – ответил Пятый. – Вадим Алексеевич, что дальше?…
– А ничего, – просто ответил тот. – Лежи, отдыхай. И все дела.
– А есть можно?…
– Пока нельзя – тромб боимся сорвать. Капельницы, и только капельницы. Терпи.
– Не привыкать… вы завтра дежурите?
– А то, куда ж я денусь, – вымучено вздохнул Гаяровский. – В отпуск бы… устал я, дружок… веришь, нет, а устал.
– Верю, – примирительно ответил Пятый. – Все устают… только каждый по-разному… я тоже устал…
– Ты скажешь – устал… Понимаешь, это же накапливается, как вода. Вроде по капельке, по капельке… и глядишь – полное ведро. Согласен?
– Естественно… Скажите, мне ещё долго в реанимации лежать? Тут так плохо…
– Пару дней потерпи. Ты всё-таки ещё не в том состоянии, чтобы идти в простую палату. Понял? Потерпишь?
– Хорошо… я хотел попросить вас об одной мелочи… то есть, мне кажется, что это – мелочь, но…
– Говори, я постараюсь помочь. Если смогу, конечно.
– Там одна девчонка… Наташа… она как-то просила, чтобы я ей помог с курсовой… вы не узнаете, как у неё дела?…
– Практикантка? – поинтересовался Гаяровский.
– Да, – просто ответил Пятый.
– В хирургии?
– Совершенно верно, – подтвердил Пятый.
– Спрошу, чего мне стоит-то… Ты иногда скажешь… девчонка… слушай, а сколько тебе сейчас лет? – вдруг спросил Гаяровский.
– Тридцать восемь, – ответил Пятый неохотно. – Не люблю про это говорить…
– Да кто же любит, – вздохнул Вадим Алексеевич. – Никто. Тогда понятно, почему “девчонка”. Сколько ей?
– То ли девятнадцать, то ли восемнадцать… я не спрашивал…
– Молодо выглядишь, дружок. Тебя бы ещё откормить да подлечить… красивый ты парень, девки бы пачками вешались…
– А потом пачками бы падали. Едва увидев вблизи глаза, – с лёгким сарказмом ответил Пятый. – Бросьте, Вадим Алексеевич. Я помогаю ребятам только потому, что считаю это приемлемым… и важным для себя. Отвечать добром на добро. Как со мной, так и я…
– Ты бы лучше с Ленкой был поласковее, – посоветовал Гаяровский. – Хорошая она, правда… Редко сейчас такие встречаются.
– Тут вопрос решен уже давно, – вздохнул Пятый. – Юра – и всё. Не скрою, с моей подачи.
– Но зачем?
– Зачем ломать ей судьбу? – вопросом на вопрос ответил Пятый. Устало вздохнул, покачал головой, отвёл взгляд. – Я уже… близко… слишком близко подошёл к тому, что здесь называется словом “понимание”. Слишком, чтобы брать кого-то с собой…
– Совсем один? – спросил Гаяровский. – А рыжий?
– Ни в коем случае. Это – не его область, только моя. Только. Я решу эту проблему, обещаю. Решу скоро… не так скоро, как надо, но…
– Может, не стоит? – осторожно спросил Гаяровский. – Не торопился бы ты…
– Я слишком долго ждал, – ответил Пятый. – Слишком долго, чтобы ждать ещё. Я – уже и не я вовсе, а кто-то совершенно другой. Оболочка, змеиная шкурка…
– Сколько лет вы… тут находитесь? – по наитию спросил Гаяровский.
– Почти семнадцать, – подумав, сказал Пятый. – Не очень-то и долго… а что такое время?… Всё относительно, и время тоже… пока всё относительно – всё хорошо…
– А если нет?
– Тогда-то и начинаются проблемы… с атомными станциями и прочей ерундой…
– Я пока в той области никаких проблем не видел.
– Так это пока, – успокоил его Пятый. – Потом посмотрим…
– Хорошо… что хоть сказал, – вздохнул Гаяровский. – Ты это вообще-то серьёзно? О том, что возможны какие-то проблемы?
– Более чем, – ответил Пятый. – Я вообще шутить не умею. Вы меня, вероятно, с кем-то перепутали.
Гаяровский улыбнулся.
– Да, Лина тут явно нет, – заметил он. – Скучно без него, правда?
– Я бы так не сказал. От постоянного и неистощимого чувства юмора устаёшь. Хотя… Без него и впрямь тоскливо, – Пятый вздохнул, осторожно лёг поудобнее.
– Соскучился? – спросил Гаяровский.
– По Лину – да. По его хохмам – нет. Увольте, благодарю покорно…
– Они завтра приедут, – сообщил Гаяровский. – Думаю, что тебя к тому времени можно будет перевести в общую палату. Не против?
– Только за. Ненавижу реанимацию, – признался Пятый. – Вообще ненавижу болеть. И когда кто-то болеет рядом со мной – тоже терпеть не могу.
– Почему? – удивился Гаяровский.
– Я устал волноваться, – объяснил Пятый. – Я не могу спать, не могу есть, не могу жить, когда кому-то рядом плохо. Волнуюсь. Вы не подумайте, я не такой эгоист, каким могу казаться, просто…
– Слишком сильно переживаешь, – Гаяровский кивнул каким-то своим мыслям. – Я такое видел, причём не раз. Кстати, излишняя эмоциональная реакция в подобных ситуациях – признак невроза. Ты в курсе?
Пятый кивнул.
– Я знаю, – ответил он. – Но я не могу иначе. Просто не могу. Я так устроен. И ничего с этим не поделаешь.
– Лечится нужно, – наставительно сказал Гаяровский.
– От чего? – Пятый удивлённо приподнял брови. – От любви? От привязанности? От самого себя? Я не сумею… хотя это, конечно, скорее наказание, чем благо – уметь столь сильно любить…
– Потом расскажешь, – Гаяровский покосился на дверь в палату, в которой уже некоторое время маячила медсестра, ждущая, когда же врач, наконец, освободится. – Я пойду. Попозже я ещё загляну к тебе, проведаю. Ладно?
– Ладно. Вадим Алексеевич, вас затруднит позвонить Валентине Николаевне и попросить её сказать Лину, что всё в порядке?
– Да нет, в принципе… Вот только зачем?
– Лин такой же, как я. А я бы очень хотел, чтобы этой ночью он спал, а не метался из угла в угол. И ещё… попросите сказать Лину, что когда я шёл через Эстен, мне было гораздо тяжелее, чем сейчас. Это должно его успокоить.
– Эстен? – с недоумением спросил Гаяровский. – А что такое Эстен?
– Это такие горы, – объяснил Пятый. – Как-то в молодости я попал там в небольшую заварушку… сейчас всё это кажется смешным, милым и далёким… но тогда… передадите?
– Передам, – кивнул Гаяровский. – Не так это сложно. Я пошёл. Не скучай, лады?
– Я пока посплю, – ответил Пятый. – А то я устал… эти снимки меня доконали.
– Больше не потребуются, – Гаяровский махнул рукой и вышел из палаты.
Пятый некоторое время смотрел на дверь, затем и вправду, по честному, попытался уснуть… хотя, признаться, это довольно долго ему не удавалось. Покой… Это бывает только в сказках. В реальной жизни ему всегда что-то мешает. Так бывает всегда, исключений нет. Может, это и правильно. Ведь по сути дела статика может перерасти в энтропию. “Ладно, – подумал Пятый. – Не буду я на ночь задаваться этим вопросом. Спать тоже когда-то надо”.
Проснувшись утром, он почувствовал себя гораздо лучше. Отдохнул, выспался, отлежался. Дежурный врач во время утреннего обхода сказал:
– Можно в общую. Один снимочек, для очистки совести…
– Слава Богу, – ответил Пятый. – Когда?
– Как только, так сразу… Через пару часов.
– Вот и хорошо. А вставать?
– Попозже, Вадима Алексеевича дождёмся. Для гарантии. Ладушки?
– Как скажите, – ответил Пятый. – Курить хочется – сил нет…
– Потерпишь, – ответил врач.
Гаяровский прибыл через полтора часа и подтвердил то, что говорил утром дежурный врач – перевод в общую палату. Примерно через полчаса Пятый, слегка пошатываясь от долгого лежания, отправился с выпрошенной у Гаяровского сигаретой на лестницу. Какая благодать! И покормили, и покурить дали, и позвонить разрешили из ординаторской, двушку клянчить не пришлось. Правда студентам Гаяровский сделал втык на тему того, что не следует терзать зазря человека. Так что есть вероятность, что пару-тройку ночей получится выспаться. Хорошо!… Пятый провёл рукой по глазам, тряхнул головой, глубоко вздохнул. Что ещё нужно сделать? Лину звонил, с Валентиной парой слов перекинулся, с Леной поговорил о том, о сём… что забыл, скажите на милость? Не оставляло чувство, что что-то не сделано, что-то прошло мимо. “Ладно, потом, – подумал он, – само вспомнится”.
День прошёл незаметно, спокойно. Под вечер в больницу нагрянула вся честная компания, с неутомимым Лином во главе; была привезена куча продуктов, кое-какая одежда, даже деньги. Пятый старательно отказывался от всего, скорее по привычке – он превосходно знал, что это бесполезно. Да и Валентина н