– Оставьте ночник. Вечером и ночью он пригодиться. А то Лин в темноте ни фига не видит. И поставьте ему потом капельницу, как и хотели…
– Ладно, уговорили, так и сделаем. Пойдёмте, они уже заканчивают… Вы останетесь на ночь? Днём-то народу тут будет, хоть отбавляй…
– Конечно. Будем по очереди посматривать.
– Ну, хорошо. Вот бы кому рассказать, а? Только ведь скажут, что это – очередные байки. Не приучен наш народ верить в стремительные возвращения с того света и во всё такое прочее. Один Лин чего стоит! Он, кстати, когда в комнату прорывался, меня по скуле так здорово двинул – словами не передать…
День прошел без каких бы то ни было происшествий. В комнату изредка заглядывали врачи, проверяли, как дела. Ни Пятый, ни Лин за весь день ни разу не проснулись. Ближе к вечеру Лину поставили капельницу, но даже это его не разбудило.
…Ночью проснулся Пятый. При слабом, тусклом свете ночника он почти не мог видеть, ему по началу почудилось, что в комнате очень темно. Он немного удивился и решил пойти поискать кого-нибудь, спросить, как же он очутился в этой странной тёмной комнате. Попробовав приподняться, Пятый с ужасом обнаружил, что руки и ноги его не слушаются. Тут он испугался по-настоящему и принялся звать Лина…
От шепота, который казался самому Пятому криком, Лин сразу очнулся. Он обнаружил, что лежит на полу, на одеяле, и попробовал вспомнить, как он тут оказался. Самым ярким эпизодом был тот, в котором он, Лин, хотел набить морду кретину врачу. Далее следовал провал, вызванный неизвестно чем. Лин понял, что Пятый зовёт его, поднялся на ноги и подошел к кровати. Он почувствовал, что в его руке, на уровне локтя, что-то колется. Это оказалась игла капельницы. Лин вытащил её и бросил на пол, а затем тихонько, осторожно, сел на кровать рядом с Пятым.
– Ну что ты, милый… здесь я, здесь… успокойся, – попросил он, взяв того за руку.
Лицо Пятого было мокрым от слёз, он судорожно хватал воздух открытым ртом и временами вздрагивал.
– Испугался? – участливо спросил Лин шепотом. – Ну не надо… Я же тебя одного не брошу. Всё, уже всё… Никто тебя не тронет…
– Лин… темно… – с усилием прошептал Пятый.
– Потому, что ночь. И надо спать. Давай-ка поудобней устраивайся… Вот и молодец, хорошо… И не бойся, я же рядом… Я тебя не брошу… Ну что ты себе опять выдумал? Отдыхай, милый, всё хорошо… Вот так…
Лин прилёг на кровать, положил свою руку Пятому под голову и тихонько прижал к себе. Тот уже постепенно успокаивался, стал дышать ровнее и глубже, одним словом – засыпал. Только тут Лин ощутил, до какой же крайности измучен и он сам. Не пошло и минуты, как Лин тоже спал глубоким сном, но даже во сне он выпускал руку Пятого из своей. Такую картину и застала пришедшая через час посмотреть, как дела, Валентина. Она подошла к Лину и тихонько потрясла его за плечо.
– Рыжий, – позвала она шепотом, – что ты здесь делаешь? Проснись, Лин!
– Что?… Ой, это вы?… А я уж подумал…
– Лин, перебирайся к себе, пожалуйста, – попросила Валентина, – ты сам еле живой…
Лин отрицательно покачал головой. В свете ночника Валентине вдруг показалось, что глаза у него воспалённые, покрасневшие, с нездоровым лихорадочным блеском. Она положила ему ладонь на лоб.
– Рыжий, да у тебя же температура, – насторожилась она, – ты-то сам об этом знаешь?
– Да, я заметил… Это нервы, потом продёт… – Лин на секунду утомленно прикрыл глаза. – Ему просто стало страшно одному…
– Слушай, уж коли ты не спишь, дать тебе съесть что-нибудь?
– Не надо. Вот только если попить… Я вставать боюсь, вдруг он проснётся?
Валентина налила в чашку остывшего чаю и отдала её Лину. Тот с жадностью приник к ней и, не отрываясь, залпом выпил.
– Спасибо, – пошептал он, возвращая чашку.
– Может, всё-таки поешь? – предложила Валентина.
– Нет… Меня немного подташнивает, я лучше… так…
– Это, наверное, от температуры, – Валентина снова потрогала ему лоб, – зачем ты встал, спрашивается? У тебя же как минимум тридцать восемь, если не больше.
– Валентина Николаевна, не могу я спать, когда ему плохо, понимаете… а вдруг он… что-то случиться, а меня рядом не окажется… А так… и мне спокойнее и ему не страшно…
– Ну, ладно, – сдалась Валентина, – побудь пока с ним. И поосторожней, хорошо? Смотри, близко к краю не ложись, не ровен час, свалишься. Тебя укрыть?
– Не надо… Мне и так жарко. Балахон бы снять…
– Спи, ненормальный, – Валентина тяжело вздохнула, – ничего с себя не снимай, а то ещё хуже будет. Спокойной ночи.
Валентина вышла и тихо прикрыла за собой дверь.
Пятый проснулся около семи часов утра. Он почувствовал, что лежать как-то странно удобно. Рядом с ним тихо вздохнул во сне Лин. На его руке и покоилась голова Пятого. Свет немного резал глаза, поэтому Пятый решил попробовать заснуть снова, но поспать ему не дали. В комнату, стараясь не шуметь, вошла Валентина и одна из медсестёр.
– Попробуем разбудить, – прошептала медсестра, показывая на Лина, – а то как бы нам от врача не влетело.
– Боюсь, это бесполезно. Давайте его просто перенесём на место. Температуру надо померить, ночью повышенная была…
Рука Лина исчезла. Голова у Пятого снова начала болеть, причём гораздо сильнее, чем ночью. Он застонал.
– Пятый, прекрати, – строго сказала Валентина, – Лин – не подушка, ему тоже отдых нужен. А с тобой будет особый разговор. Тебя велено начать кормить, понял? От головной боли сейчас что ни будь придумаем, врач на это дал добро.
– А… Лин?… – Пятый с трудом подбирал слова, речь его звучала невнятно.
– Что – Лин? – не поняла Валентина.
– Поесть… Лину… не мне… Я… не хочу, а он… голодный…
У Валентины на глаза навернулись слёзы. Кем нужно быть, чтобы будучи полумёртвым от истощения и ран, просить отдать еду другу? Или сумасшедшим, или… Она отвернулась, но всё же нашла в себе силы твердо произнести:
– Не дури, совсем свихнулся. Откуда ты взял, что есть нечего, а? Ты же не в тиме. Тут еды на роту солдат хватит. Когда он проснётся, мы его непременно покормим. Обещаю. Не болтай много, не надо.
– Хорошо… – Пятый смотрел на неё не отрываясь и Валентине внезапно стало стыдно за свои прошлые мысли. “Как я могла думать, что он умрёт? Что я вообще знаю о жизни? Вот Лин, которого все здесь считали полудурком, оказался во сто крат умнее меня, и не только меня… Может, стоит поменьше думать и побольше верить?”. Пока Пятый ел, пока ему обрабатывали пролежни, пока вновь понаехавшие врачи делились впечатлениями, её не оставляли подобные мысли. Но потом для них не осталось места – проснулся Лин. Он сразу же решил отправиться сидеть с Пятым и принципиально не желал никого даже слушать на тему отдыха. Тут-то Валентине и пришлось вмешаться.
– Лин, – подчеркнуто вежливо произнесла она, – тебе напомнить, что было ночью? Или вспомнишь сам?
– Я всё помню. Но я уже в полном порядке, можете не сомневаться.
– Конечно, сомневаться не приходиться, – Валентина пожала плечами, – и этой ночью был совсем не ты, и двое суток не спал – тоже не ты, и вообще, ты – только что с курорта… Не смей вставать, придурь рыжая!
– Меня последнее время даже в зал не водили! Я столько спал, что теперь хоть неделю…
– А вот мы сейчас спросим. И проверим, как ты спал. А ну-ка, позовите сюда любого надсмотрщика из смены, – попросила Валентина, – мне кажется, здесь кто-то много врёт!
Через три минуты пришел Коля. Он обалдело уставился на Пятого, потом перевёл взгляд на Лина.
– Чем могу? – спросил он.
– Будь любезен, расскажи нам, что делал Лин последние три недели. А то он тут странные вещи говорит, слушать прямо удивительно… – ехидно сказала Валентина.
– Что делал? Этот-то придурок? – удивился Коля. – Да себя загонял чуть не до смерти, вот что делал. Он же мне пол тима угробил, не давал им спать, они и мёрли, как мухи. Идиот, ты зачем ночью по тиму расхаживал? Все четыре часа так и ходит, так и ходит… Будто шило воткнули кое-куда! Мы уж его к себе на ночь стали брать, в каптёрку. Спи, говорим. Не спит, собака! Юра, дурак, ему и чаю нальёт и хлеба, да ещё с маслом, даст… Нет, куда там! – Коля сардонически усмехнулся. – Ни разу не сожрал ничего. В угол забьётся и сидит, молчит. Только слёзы капают. Так и держали при себе всё время, боялись, вдруг что-нибудь над собой сотворит…
– Слыхал, Лин? Так что брось ломать комедию, отнесись к делу серьёзно. – Валентина осуждающе покачала головой. – Чем ты ему поможешь, если и дальше будешь над собой измываться? Тем, что рядом ляжешь?
– Валентина Николаевна, это ещё не всё, – вмешался Коля, – что он в зале-то творил – не передать! Он же меня начал отпускать – ну, отдохнуть там… и всё такое. Я-то думал, он их тихой сапой кладёт, пока меня нету, и сам тоже ложиться. Один раз решил посмотреть. Чё там было! Он их гонял, да почище, чем я! Я прям ошалел, они так и бегали, как угорелые. И этот стоит, блядь, руководитель выискался, понимаешь…
– Лин, а зачем? – удивилась Валентина. Лин промолчал, лишь на лице его проступило виноватое выражение, он опустил глаза. Он, видимо, и сам не знал зачем – просто он почувствовал, что сердце его тогда ожесточилось от отчаяния, и теперь ему было страшно стыдно за содеянное. Он не нашел в себе сил соврать, ответить же правдиво было делом нереальным – ответа не существовало в природе.
– Психовал так, что ли? – не особенно дружелюбно спросил подошедший врач. – Чем тебе эти несчастные-то помешали?…
– Да оставьте вы его в покое, – вступилась за рыжего Валентина, которая и сама уже была не рада, что начала этот разговор, – хватит, ей Богу. Ладно, Лин. Отдыхай пока, если он будет звать тебя, я скажу. Обещаю. И не надо геройствовать, для кого всё это? Сам посуди. Он ведь от этого быстрее не поправиться, верно?
– Верно, – вздохнул Лин, – хорошо, я лягу… Но вечером хоть можно будет с ним посидеть?
– Можно конечно, – пообещала Валентина, – отдохнёшь – и сиди, сколько влезет.