– Какие манеры! – Лин усмехнулся. – Пятый, ты теперь не забудь добавить “миледи” или “мисс”.
– Идите вы, сэр, знаете куда? – вежливо начал Пятый.
– Рыжий, перестань. – попросила Лена. – Он просто вежливый.
– Я тоже, – заметил Лин, – иногда. Но не сегодня. У меня сегодня такое настроение, что я могу запросто довести вот этого до состояния нестояния, я ему напомню про то, как кто-то сунул свою шаловливую ручку в распределительный щит, в котором было триста восемьдесят…
– А я тебе могу напомнить про то, как кто-то дрался АКМом, как кайлом. Лин, дорогой мой, из автомата стреляют, им не размахивают! Или ты забыл?…
– После автомата со мной было всё в порядке, а вот с тобой после щита… ты меня извини. Тут я всё же на голову впереди тебя!
– Тебе просто везёт, – возразил Пятый.
– Нет! Я просто умнее, – парировал Лин, – и тебе пора это понять. Посмотри на себя со стороны, подумай. Там, где я остаюсь целым и невредимым, ты почему-то всегда вляпываешься по самые уши…
– Именно поэтому ты пару дней назад попал в клетку, – заметил Пятый, – ты же у нас самый умный…
– Вот приедет Валентина и даст вам всем без разбору, и умным, и глупым. Чего вы ругаетесь, от нечего делать?… – Лена с непониманием смотрела на них.
– Ага, – просто ответил Лин. – Скучно тут, понимаешь? А с кем мне ещё ругаться, кроме как с Пятым? И он тоже не прочь…
– Ну уж нет, дорогой мой. Я существо мирное, – Пятый сел поудобней и продолжил, – не то что некоторые. Рыжий у нас таков, Лена что без дурости своей не мыслит жизни вообще. Его хлебом не корми…
– Слушай, родной! – Лин сел на койке. – Прекрати! Говорит Лене гадости про меня, а она верит… что будет с моей репутацией?
– А ничего, – примирительно сказал Пятый, – она же всё понимает. Видишь ли, Ленок, всё, что происходит здесь с нами – целиком и полностью моя вина. И то, что Лин меня за это всего лишь подначивает, меня несколько удивляет. Я бы меньше удивился, если бы он меня пришиб. Прости, рыжий. Если сможешь. И за клетку эту чёртову прости. Ты был прав… когда говорил по дороге про то, что…
– Нет, дружок, – взгляд Лина потяжелел и посерьёзнел, – никто не прав. Мы с тобой совершили за это время кучу ошибок, самая главная из которых весьма оригинальна – мы не смогли выделить и исправить ту самую главную ошибку. А помочь нам в этом некому, сам понимаешь. И в том, что сопротивляться этому всему опасно, ты прав. На сто процентов прав. Я же это тоже чувствую. И вижу, не слепой. В конечном счёте, вполне вероятно, есть ещё какой-то выход, нам никто не мешает попробовать его отыскать. Мы долго не продержимся, если события будут развиваться в столь стремительном темпе.
– Это я понимаю. С первой частью твоей речи я согласен. Но не со второй, ты уж меня прости, ладно. Моё мнение ты превосходно знаешь, что толку повторять всё по десять раз?…
– Эй, народ, так вы чай-то пить будете или нет? – спросила Лена. – А то он и так уже почти холодный…
– Понимаешь, Лена, – говорил Пятый по дороге обратно, к Лене домой, – Лин просто-напросто так устроен. У него и в лучшие годы было семь пятниц на неделе, а уж теперь… Он импульсивен, несдержан, запросто может нагрубить… зато потом раскаивается. А я… – он помолчал, затем продолжил, – я – полная противоположность ему. У меня всё наоборот.
– Ты не жалеешь о своих поступках? – спросила Лена.
– Как же, не жалею… Жалею. Но молча.
– Понятно. Слушай, а Лина там ещё долго продержат?
– Недели две, – подумав, сказал Пятый. Они заехали в Ленин двор, но Пятый не спешил выходить. – Домой пойдёшь? – спросил он.
– А куда ещё? – вопросом на вопрос ответила Лена. – Ты чего сидишь? Закрывай машину и пошли.
– Да ты что, с ума сошла? – изумился Пятый. – Нет, правда, хватит мне тебя объедать. Я уж лучше…
– К Валентине? – спросила Лена.
– Нет, – покачал головой Пятый. – Я сейчас машину Валентине отгоню – и в подвал. Деньги у нас там были, я нормально продержусь эти две недели. Да и к Лину ближе, полчаса ходьбы…
– Ополоумел! – с ужасом в голосе сказала Лена. – Свихнулся! Куда?! Какой подвал?! Пошли домой, брось эти свои выверты…
– Лена, ты же спать не сможешь, – с отчаянием в голосе сказал Пятый. – Я же тебе со всеми соседями отношения испорчу одним своим присутствием… Лена, опомнись, Бога ради… ты, видимо, ещё плохо поняла, что я такое…
– Всё я поняла, – отмахнулась Лена. – Пошли. Дома поговорим.
Пятый покорно поплёлся за ней, раздираемый сомнениями – а стоит? Одна половинка его души ликовала – Господи, как хорошо! спать на настоящей кровати, с одеялом… почитать, у Лены есть книги… Господи, да какие это всё мелочи! Ленка! Чудо какое! Да просто побыть рядом с ней, хоть немножко… смотреть, слышать… А вторая половинка души была против. По вполне понятным причинам. “Ты распустишься, – говорила она. – Размякнешь, как грязь под дождём. Ты не сможешь бороться. У тебя и так слишком мало сил…” Пятый порывисто вздохнул и мысленно позвал: “Арти! Что мне делать? Хоть ты подскажи!” “Иди домой, дурак, – сказал голос у него в голове. – Живи, пока можно. И постарайся впредь быть с самим собой предельно откровенным. Ты же понял, кто она, верно? Вот и подготовь её к тому, что ей предстоит. Не забудь!” “Хорошо, Арти. Я всё сделаю.” “Вот и молодец. Иди.”
Этот вечер был похож на предыдущий. Различие было лишь в том, что на этот раз Пятый был уже в нормальном состояние. Они засиделись допоздна, Лена принесла свечку (-Из Прибалтики привезла, – гордо сообщила она, а Пятый кивнул, словно понял, что события, связанные с приобретением этой свечки, были Лене приятны), за чаем они разговорились… Весь вечер Пятый внимательно присматривался к Лене, не зная, с чего начать нужный разговор, но потом всё же решился.
– Слушай, – начал он, – я, конечно, понимаю, что это сложно на практике, но… у меня есть к тебе одна просьба. Ты сможешь её выполнить?
– Смотря что ты попросишь, – Лена сидела, подопря голову кулачком и смотрела на огонь. – Откуда я знаю? А вдруг не смогу?…
– Мне больше некого об этом попросить, Лена, – тихо сказал Пятый.
– Да шучу я, – примирительно сказала она в ответ и улыбнулась. – Может, я с тобой заигрываю…
– Бог с тобой, – отмахнулся Пятый, – нашла тоже объект для охоты… просьба простая, но для меня это очень важно…
– Так ты скажешь или нет сегодня, чего ты, в конце концов, хочешь?
– Лена, если со мной что-нибудь случится, сохрани, пожалуйста, мою обувь, – попросил Пятый. – Если сумеешь.
– Да что с тобой может… – начала Лена и осеклась. Она вдруг поняла, что с ним – может. Мало того, что может – будет. И что он про это знает. Вдруг до неё разом дошло, что вот они посидят-посидят на этой уютной осенней кухне, а потом… он через несколько дней вернётся обратно, в весь этот ужас, и, вполне возможно, она увидит его в следующий раз или раненым, что бывает почти что всегда, или… Пятый спокойно и отрешённо смотрел на неё и она поняла, что если не согласится – то смертельно обит его. Он ей верил. А Валентине и прочим – нет. Почему – Лена понять не могла.
– Хорошо, Пятый, – примирительно сказала она. – Я сохраню. Что бы не случилось. И даже спрашивать не буду, зачем это нужно.
– Спасибо, – сказал он, и Лене почудилось в его голосе огромное облегчение. – Я и не надеялся, что ты согласишься. Только в том случае, если я… – он вздохнул, собрался с духом и продолжил: – Если я либо умру, либо стану недееспособен. Во всех остальных случаях ничего делать не надо. И никому не говори.
– А Лину? – спросила Лена.
– И Лину тоже, – Пятый на секунду прижал ладони к вискам. – Никому. Теперь посмотри, тут шнуровка с секретом, вот, видишь, ложбинка?…
– Ага… – Лена присела на корточки. – Просто приложить палец? Вот к этой пластинке?
– Ты далеко пойдёшь, Лена! – с деланным восхищением сказал Пятый. Лена засмеялась. – Всё правильно. А дальше он уже сам, этот шнурок. Конструкция Лина, осуществление идеи – ваш покорный слуга. Нравится?
– А обратно? – ехидно спросила Лена.
– Обратно – как и любой другой шнурок, – вздохнул Пятый. – До шнурков, которые шнуруют сами себя мы тогда так и не дошли. Но идея была хороша, что говорить.
– Нет в мире совершенства, – задумчиво сказала Лена. – А что потом?
– Что – “потом”? – не понял Пятый.
– Ну, допустим, я сохраню эти твои ботинки, – сказала Лена. – А что мне с ними делать дальше?
– Видишь ли, я боюсь, что объяснять тебе это сейчас довольно рискованно… – неуверенно начал Пятый, – это не так просто, как может показаться…
– А когда я это узнаю? – спросила Лена. – Тогда, когда будет уже поздно что-либо узнавать? Допустим, что с тобой и вправду что-то случилось (я от всей души надеюсь, что этого не произойдёт), ты погибаешь… и что? Я стою с твоими ботинками на руках, – Пятый приподнял брови и сделал нарочито большие глаза – так он улыбался, – над твоим телом… проливаю слёзы, между прочим, – со значением сказала Лена, – и напряжённо думаю о том, что мне делать с этой парой обуви, которая не подходит мне по размеру…
– Был бы здесь Лин, – пробормотал Пятый, – он бы тебе дал…
– За что? – спросила Лена.
– За плагиат, – ответил Пятый.
– Это ещё кто кому даст. Так что, в конце-то концов, мне с ними делать?
– Лена, ты… тебе придётся съездить в одно не совсем обычное место. Там ты отдашь эти ботинки… пока не важно, кому. И всё. Ничего больше. Я боюсь посвящать тебя в какие-то ни было подробности. По крайней мере, до тех пор, пока есть надежда на то, что всё обойдётся.
Он, конечно, знал, что не обойдётся. Он вдруг почувствовал себя страшно старым и уставшим, непомерно старым для того, чтобы сидеть на этой кухне с этой девочкой. И чужим. Слишком много накопилось вопросов без ответов, слишком много боли было прожито за эти годы… Он смотрел на Лену, не понимая, что может интересовать её в нём. В нём! О, Господи!… Развалина… Завтра же – в подвал! Нет, сегодня же! Сейчас! Немедля!