Событием, сильно повлиявшим на партийные отношения в сербской среде, стал преждевременный отход от дел в связи с пошатнувшимся здоровьем лидера партии Светозара Милетича. Одно крыло Сербской свободомыслящей партии, куда входили богатые и авторитетные политики (так называемые нотабилитеты), отказалось от позиции жесткого неприятия Соглашения от 1867 г. и изменило соответствующее положение партийной программы 1884 г. (Кикиндская программа). На другом фланге находилась радикальная фракция, сформировавшаяся в условиях партийной жизни Сербии из группы приверженцев социализма. В 1902–1914 гг. на основе этой фракции сформировалась отдельная Радикальная партия, активно действовавшая в Венгрии и Хорватии. Партия выступала за демократические реформы и защиту интересов низших слоев общества, боролась за всеобщее право голоса и равноправие женщин. Лидером организации был Яша Томич (1856–1922), оставивший неоднозначный след в истории. В течение тридцати лет он оказывал значительное влияние на политическую ситуацию в Воеводине и Хорватии, не гнушаясь при этом демагогии, шовинизма и антисемитизма.
В начале XX в. сербские партии конфликтовали друг с другом во время выборов в Комитет Народноцерковного собора и в другие органы церковно-школьной автономии, которые управляли и распоряжались имуществом и средствами многочисленных фондов. Помимо скандалов, вызванных финансовыми аферами, между иерархами и политиками возникали трения по поводу вмешательства мирян во внутрицерковные дела. Распространенное среди протестантов, оно не соответствовало традициям православной церкви. Партии стали влиять на выборы патриарха. Тоже самое делала и государственная власть, потребовавшая во время выборов 1907 г. знания кандидатом венгерского языка. Деятельность патриархов и владык оценивалась в соответствии с критериями партийной жизни. Это привело к тому, что архиереи, занимавшие свои кафедры в конце XIX — начале XX в., прежде всего патриархи Герман Анджелич (1881–1888) и Георгий Бранкович (1890–1907), несмотря на все их несомненные заслуги в развитии церковной жизни, клеймились как слуги режима. Самым тяжелым последствием подобных столкновений стала отмена решений органов церковно-школьной автономии в 1912 г.
Во второй половине XIX в. государственные границы хотя и разделяли сербов, проживавших в Сербии, Черногории и монархии Габсбургов, но не могли их изолировать друг от друга. В период явной зависимости Белграда от Вены (наступивший после Берлинского конгресса) сформировались условия для более доступных контактов между сербами, обитавшими по разные стороны пограничных рек. Впрочем, они и раньше время от времени находились в тесном взаимодействии — как это было в 1848–1849 гг. или во времена Объединенной сербской Омладины. Но в отличие от интеллектуальных элит, прочно связанных между собой, народные массы были отделены друг от друга границами отдельных областей. Специфические региональные особенности накладывали отпечаток на их обычаи и менталитет.
Общими для всех сербов были язык и принадлежность к единой церкви, хотя религиозная практика имела значительные региональные различия. Они разделяли одни и те же исторические традиции, как воспринятые из эпоса, так и приобретенные в самом общем виде в школе. У венгерских сербов над крестьянами и горожанами верховенство имело дворянство, не получившее развития в Сербии и Черногории. Дворяне определяющего влияния внутри сербского общества не имели. Их было немного даже среди крупных землевладельцев. Исключение составляли бароны Федор и Михайло Николичи, имевшие в своем распоряжении по 6360 и 4630 ютро[36] земли, а также барон Милош Баич, имевший 1708 ютро. Однако участками, размеры которых превышали 1000 ютро, владели и городские семьи: Дунджерские, Манойловичи, Качанские и Гаванские. В то же время в конце XIX в. в Сербии всего лишь три землевладельца имели больше 300 гектаров (427 ютро). Различалось и имущественное положение крестьянских масс. Статистические данные 1889 г., касающиеся Сербии, приведены в гектарах, а датированные 1910 г. сведения о сербах Венгрии — в кадастровых ютро. Мелкими участками (менее 5 га) располагало 72,6% населения Сербии и лишь 24% венгерских сербов. Среди последних было много владельцев участков размером в 20–50 ютро (11–28,7 га), они составляли 9,2% сербского населения. В Сербии на все владения больше 10 гектаров приходилось 7,08% жителей. На севере концентрация земельных владений сопровождалась обезземеливанием крестьян и массовой эмиграцией, которой не было на юге. В свою очередь Сербия страдала от перенаселенности и малоземелья, что неизбежно приводило к хронической бедности.
Сербскому сообществу в Венгрии были присущи значительная доля средних землевладельцев и относительно высокий уровень урбанизации. Согласно переписи 1910 г., в городах проживало 18,4% сербов (в 1900 г. 17,5%). В Сербии доля городского населения составляла 13,2%. Облик городов также сильно различался. Десяток поселений городского типа в Южной Венгрии, в которых сербы составляли большинство или значительную часть населения, представляли собой типичные центральноевропейские города со стандартным перечнем учреждений и ведомств. Города в Сербии постепенно избавлялись от восточного облика и закрытости. Моделью европеизации была столица.
Уровень грамотности служил показателем общественно-экономических различий, как и результатов предыдущего культурного развития. В начале XX в. больше половины сербского населения Венгрии (мужчин и женщин) были грамотными (неграмотными оставались 41,66% женщин). Тогда как в самой Сербии неграмотных насчитывалось 78,97% (женщин более 90%).
Зона племенного общества и далее отличалась от областей, в которых шел процесс урбанизации. Часть территорий перешла вместе с Герцеговиной под власть Габсбургов. Другие в составе Черногории продолжили свое развитие на автохтонных началах. Третьи боролись за освобождение от османской власти. Модернизация затронула все три типа территорий — отчасти благодаря государственному вмешательству, но в основном в результате оттока населения в города. Работая или получая образование, бывшие крестьяне становились горожанами. Сохраняя родственную солидарность и многочисленные обычаи, они стремились смягчить агрессивное воздействие рыночной экономики и товарно-денежных отношений, присущих капитализму. Культ предков, погребальный церемониал и героический эпос оставались характерными чертами той области, где преобладало племенное общество, благодаря чему она продолжала выделяться на фоне окружавших ее регионов даже тогда, когда модернизация шагнула далеко вперед, придав многим городам некое единообразие.
Основные элементы, характеризующие среду проживания, — типы поселений, формы зданий и организация окружавшего их пространства, уровень технического оснащения хозяйств — не были одинаковыми на пространстве от Сентандреи до Черногории. Сильное и непрекращающееся европейское влияние, оказываемое с севера и запада, в конечном итоге нивелирует этнические и региональные различия, но в первое время оно будет служить фактором их усиления, вследствие неодинакового восприятия нововведений.
В отличие от разнонаправленности социально-экономического развития в области высокой культуры процессы формирования элит способствовали созданию общего наследия, передаваемого новым поколениям сербов. К концу XIX в. взаимные связи интеллектуальных кругов обеспечили появление общего культурного пространства, подобного существовавшему с конца XVIII в., однако теперь гораздо более обширного и содержательно богатого.
Главным средством массовой информации была печать, в которой преобладали местные и региональные газеты. Лишь небольшое число специализированных изданий распространялось по всей территории, заселенной сербами, вне зависимости от места их проживания. Это издания Сербской королевской академии, Матицы Сербской, Сербского литературного товарищества (1892). К началу XX в. во всех областях, где обитали сербы, формируются литературные и культурные центры. Так, к Черногории и Далмации присоединяются Сараево и Мостар. Распространялись книги, газеты, журналы. Писатели путешествовали, границы не являлись серьезным препятствием. Биографии выдающихся интеллектуалов и литераторов дают представление о том, как они переезжали из одной области в другую и как наиболее значительные их произведения становились популярными повсюду. Многие предпочитали, как и ранее, переселяться в Сербию для завершения своей карьеры. Уже преодолены характерные для первой половины века различия в уровне культурного развития австро-венгерских сербов и жителей Сербии. Наметился паритет, а с 80-х годов XIX в. пальма первенства в культуре переходит к Королевству. И в этом отношении весьма символичной представляется деятельность Сербской королевской академии, основанной в 1896 г. и объединившей выдающихся ученых и художников из всего сербского ареала. Культурное лидерство Белграда стало безусловным после 1903 г., когда вокруг него объединились многие писатели и деятели культуры из югославянских областей.
Существование нескольких очагов культурной жизни облегчало сербам задачу установления отношений с европейскими культурными центрами и вместе с тем делало их устойчивыми к внешнему воздействию. Кроме того, оно способствовало развитию внутрисербских связей. Сербы из Шумадии и Воеводины узнавали о своих соплеменниках из произведений черногорских, далматинских или герцеговинских авторов.
Если до конца XVIII в. довольно скудная сербская литература обогащалась за счет расширения тематики сочинений, то к концу XIX в. — в результате появления новых ранее неизвестных жанров и художественных стилей. Все крупные литературные течения — от романтизма до модернизма — нашли свое отражение в сербской литературе, появившейся до Первой мировой войны. На рубеже веков процесс культурного объединения сербов был такой же реальностью, как и их разделенность между отдельными государствами и областями с различными административными режимами. Значение и того и другого проявится, когда все сербы будут объединены в границах одного государства.