– Она встанет, – прошептал Крамт, – понимаешь? Она будет ходить и говорить.
Мне показалось, Крамт всхлипнул. На секунду мне вспомнилось несчастное лицо Эльны. Она была похожа на брата…
Я схватил не глядя какого-то талюка, положил к себе на ладонь. Стащил перчатку и, сжав зубы, прикоснулся к его спинке. Она была мягкая, бархатистая на ощупь. Мне стало противно. Но я сдержался. Старался думать только об Эльне. Вспоминал, как она слушала мою сказку, как следила за тем, как я мастерил волка и сову. Как радовалась моему приходу! И как упала с кровати, потянувшись за совой.
«Если бы это случилось со мной? – подумал я вдруг. – Хотел бы я встать и ходить?»
– Хороший, – с трудом прошептал я талюку, – ты очень хороший.
Я погладил его. Талюк не рос. Крамт напряжённо смотрел на него.
– Отвернись! – велел я Крамту. – Ты ему мешаешь.
Крамт помедлил. Потом достал из кармана компас и посветил на него фонариком.
На самом деле Крамт мешал мне. Я хотел поговорить с талюком. Когда Крамт отвернулся, я поднёс талюка к самым губам и шепнул:
– Помоги девочке Эльне… Пожалуйста.
Талюк ничего не ответил. Он был как Эльна. Не умел говорить. Вдруг я обрадовался. Если талюк не растёт, значит, мы не сможем его никуда утащить.
Ура!
Но Эльна…
– Я не знаю, что с тобой делать, – жалобно сказал я талюку. – Мне жалко тебя. Но и Эльну тоже жалко. Я не знаю…
Талюк вдруг увеличился. Стал расти всё больше и больше. Я что-то бормотал, а потом прекратил. Просто гладил его, а он просто рос.
– Всё, – сказал Крамт, – пошли. Вон туда.
Снег захрупал под его тяжёлыми ботинками. Но я не двинулся.
Я не мог оторвать взгляда от талюка. Крамту пришлось меня вести. Он толкал меня в плечо и шептал: «Правее, левее».
– Посмотри, какое чудо, – тихо сказал я, показывая на огромного полупрозрачного талюка.
Пока мы шли, я забыл, зачем мы взяли с собой жука. Совершенно забыл! От талюка исходило тепло. Им хотелось любоваться бесконечно. В моей жизни никогда не было того, на что хотелось бы смотреть бесконечно. Грейфи любовался животными, Крамт – своими экспериментами, Эльна – совой. А у меня не было ничего такого. Вот только талюк.
– Давай, – сказал Крамт, – кидай. Только сам не свались.
Меня как будто обожгло. Я оторвал взгляд от талюка.
Мы подошли к пропасти, над которой белел туман. Я попытался разглядеть дно ущелья. Однако клубы были слишком плотными. Свет фонарика Крамта прыгал по ним, но не мог проникнуть внутрь.
Впрочем, я знал, что пропасть очень глубокая. Учителя не раз рассказывали о том, что на дне ущелья – острые камни. Раньше там плескалось море и эти камни были подводными скалами. Вода веками натачивала их, и теперь они торчали, как острые клыки.
– Сначала тарута, – пробормотал Крамт.
Он достал из рюкзака сложенный вчетверо лист. Я не отрывал от него взгляда.
– Жалко? – хмыкнул он.
Я покачал головой и посмотрел на талюка.
Крамт тем временем швырнул таруту в пропасть. Жёлтый огонь прожёг туман. Искры заплясали в ореховых глазах Крамта. Он отвернулся от пропасти и посмотрел на талюка.
– Не надо, – сказал я, – пожалуйста.
Крамт хотел что-то сказать, но потом поморщился и протянул руку. Я отвёл свою. Накрыл ладонью талюка. Мне показалось, он дрожал.
– Дай сюда, – велел Крамт.
– Подождём хоть чуть-чуть…
Крамт не дал мне договорить. Просто шагнул ближе, схватил меня крепко за запястье одной рукой, а другой, тыльной стороной ладони, сбросил талюка с моей руки вниз. Жук ухнул в туман и исчез.
Я схватил ртом холодный воздух и окаменел. Я ждал звука. Но я его не услышал. Было очень тихо. Я слышал только своё дыхание. Крамт тоже не шевелился. И не смотрел вниз. Смотрел мне на ботинки. И я тоже на них посмотрел. Я не думал, что всё будет так тихо. Я по-другому себе всё представлял. Я думал, мы будем кричать. А вышло так, как будто ничего не случилось. Мне снова захотелось проснуться. И снова не получилось.
– Пошли, – сказал Крамт.
Губы у него почти не пошевелились. Может, он ничего не говорил? А я просто услышал, как он это подумал. Я не спросил куда. И так понятно.
Мы вернулись к стоянке. Чойри по-прежнему храпел, и свет от костра всё так же подрагивал на снегу. Я снова подумал, что ничего не изменилось. Мне захотелось произнести эти слова вслух, но я побоялся разбудить Чойри.
Мы пристегнули лыжи, оттолкнулись палками. «Эльна, – подумал я, – вот что должно измениться».
Крамт ускорил шаг.
– Быстрее! – крикнул он. – Ну!
Он полетел сквозь лес. Я еле успевал за ним. Я понял: Крамт жаждет узнать, получилось ли. Он был настоящим учёным. И он был настоящим братом Эльне. Я вдруг сбросил с себя оцепенение и страх и ощутил восторг. Крамт всё-таки очень, очень крутой! Хорошо, что он взял меня с собой. Хорошо, что теперь мы настоящие друзья.
Вот наконец и поворот к дому Крамта. Мы еле вписались в него на нашей бешеной скорости. Крамт резко затормозил, подняв волну снежной пыли. Я чуть не влетел в него. Еле успел схватиться за перила крыльца и, задыхаясь, остановился.
– Жди здесь! – приказал Крамт, влетая на крыльцо. – Жди! Жди! Не уходи!
Я не мог ответить – восстанавливал дыхание. Только кивнул. Было больно в груди. Больно и весело. Мы сделали это! Мои родители будут в восторге, что я помогал учёному. И Большой Цоер тоже. Ведь мы совершили открытие. Вот только Чойри будет не рад. Но он недалёкий. Я это уже понял.
Дверь отворилась. Я улыбнулся, ожидая увидеть Эльну. Но вышел Крамт.
– Ну как? – нетерпеливо спросил я. – Как? А?
Он вгляделся в меня тёмными глазами, как будто не узнал. А потом белыми, как чистый снег, губами проговорил:
– Иди домой, Дин.
Но я не смог. Я вскочил на крыльцо, отпихнул Крамта. Тот не делал попыток меня задержать. Я ворвался в комнату. Там было темно. Только прямоугольник света на полу, как жёлтый коврик. На нём что-то растерзанное, растоптанное, живое – что это?! Я оторвал взгляд от существа на полу и посмотрел на Эльну.
Она лежала под серым одеялом. Укутанная по шею, смотрела на меня не мигая.
– Вставай, Эльна! – сказал я в волнении.
Она моргнула.
– Вставай, Эльна! – закричал я. – Вставай! Попробуй! Ты должна! У тебя должно получиться! Вставай!
Эльна закрыла глаза. Я опустил взгляд и увидел, что на полу – моя сова. Растерзанная, растрёпанная, разорванная в клочья. Горстка перьев и механический клюв.
– Вставай, Эльна, – прошептал я сквозь слёзы. – Пожалуйста. Вставай.
– Иди домой, Дин, – сказал Крамт за моей спиной. – Иди домой.
Глава 14. Солнце
Я метался всю ночь. Помню, мне казалось, меня душат. Помню мамин гневный шёпот в темноте:
– Зачем ты подушку на лицо положил? С ума сошёл?
Потом стало легче дышать. Помню мамину руку на лбу.
И снова – темнота, снова – страх.
Утром проснулся от яркого света. Солнце вдруг залило всю комнату. Яркое, как горящая прожилка. Как квадрат света из коридора на полу, а на нём сова, сова…
Я тряс головой, прогоняя дурной сон, но он не уходил, он сидел на подушке, подбирался к моему лицу.
Мама сказала из коридора:
– Ройк! Ты только посмотри, как у нас, оказывается, пыльно!
Потом заглянула ко мне:
– Ты собираешься вставать? Завтрак на столе.
Я лежал, не в силах пошевелиться.
«Я заболел лишающей болезнью, – равнодушно подумал я. – Заразился от Эльны. Мама расстроится».
Вот только заражённые не чувствуют боли. Не могут пошевелить руками и ногами, но и не ощущают ничего. А я чувствовал боль. Она расходилась лучами от сердца по всему телу и шипела, обжигая меня изнутри.
Тогда я встал, хотя мне было больно, раскрыл пошире глаза и мысленно проговорил: «Вчера мы с Крамтом убили талюка».
Внутри у меня всё задрожало, дыхание спёрло, и я со стоном повалился на подушку.
– Хватит лениться! – мама снова заглянула в комнату. – Вставай, а то нам скоро уезжать, и я хочу показать тебе пыльные полки, чтобы ты их протёр.
– Оставь парня, а? – добродушно вмешался папа. – Во вторую смену человек учится, устаёт. Пусть поваляется.
– Мам, – позвал я с трудом.
Она подошла, села на кровать, потрогала лоб, улыбнулась.
– Вставай, дружочек! Мне тоже неохота чистить снег, но выбор невелик.
– Мам, – прошептал я. – А какую историю рассказал тебе Ветряной Старец?
Мама замерла. Вздохнула и проговорила:
– О сове. Сове с золотым пером. О том, как охотник выдернул её перо и она почернела. И охотнику пришлось взять её к себе. То есть он всю жизнь нёс ответственность за свой поступок.
Мама помолчала и снова вздохнула:
– Когда твоя бабушка заболела, я попросила её уехать, чтобы ты не заразился лишающей болезнью. И она теперь живёт в другом круге. Мы не видимся. О ней заботятся чужие люди. А я… я несу ответственность за свою просьбу всю жизнь.
Мама невесело улыбнулась и потрепала меня по голове.
– Трина! – позвал папа. – Где мои запасные перчатки?
Мама поднялась и торопливо вышла из комнаты. Они заспорили. Что-то про перчатки, про то, что папа их постоянно теряет. Их голоса доносились до меня будто сквозь стену, как в тот вечер, когда они говорили в своей спальне о Чойри. Мне казалось, что они – на одном, солнечном берегу, а я – на другом, и у меня тут мрак, холод и костёр внутри, который ни капельки не греет.
Я повернул голову к окну. Солнце казалось каким-то ненастоящим. Как будто кто-то высвечивал меня гигантским фонарём. Как будто меня кто-то искал. В дверь позвонили. Я вздрогнул всем телом. Это пришли за мной! Потому что мы убили талюка. Нас ищут! Я услышал папин смех.
– Арлина, ты настоящий жаворонок! Конечно, хорошо, что ты зашла за нами. Мы с удовольствием тебя подкинем. Химкофе будешь?
Я вскочил с кровати. До меня вдруг только что дошло: сейчас родители уйдут, и я останусь один. Один со своими мыслями. Нет!
Я выскочил в коридор. Крупная Арлина стояла у двери, загораживая собой весь проход.