– А, вот!
Чойри подошёл совсем близко к дереву.
– Привет! Привет! – сказал он талюкам, сгрудившимся на стволе.
– Отвечают? – хмыкнул я.
– Нет.
Я посмотрел на Чойри. Он что, понял наконец правду про талюков?
– Просто мы сегодня уже виделись, и они считают глупым здороваться дважды, – извиняющимся тоном сказал Чойри и, повысив голос, добавил: – Но с моим другом вы могли бы поздороваться!
– Ты, Чойри, бываешь странным, – покачал я головой, рассматривая блестящие фиолетовые спинки.
Он не обиделся. Протянул руку, сковырнул жука пальцем. Тот скатился в протянутую ладонь, перевернулся и смешно задёргал лапками.
– Прости, прости, – пробормотал Чойри, – сейчас.
Осторожно он развернул талюка. Потом торжественно посмотрел на меня.
– Готов?
– А зачем ты его снял? Он не умрёт без своей пихты? Папа говорит…
Но Чойри прижал палец к губам: «Ш-ш-ш».
А потом погладил талюка пальцем по спине. Ну, погладил – громко сказано. Просто приложил палец к спине жука, как будто тот был кнопкой на пульте. Но не нажимал, а просто держал.
– Чойри…
Он помотал головой. Я скривился, но замолчал. «Интересно, долго ждать?» – думал я. Учителя в школе говорят, я нетерпеливый. Ну да, наверное. Но я точно не буду пасти талюков. Сидишь целый день, с жуками разговариваешь. Нет, я как папа буду. Буду убирать прожи…
Мои мысли оборвались.
Талюк изменился. Стал больше. Рос прямо на глазах. Как… как… не знаю. Как воздушный шарик, который очень медленно надувают.
Вот из-под пальца Чойри показались его бока. Больше, больше… Вот он стал размером с кулак! Большой и – прозрачный… И правда – похож на сиреневый шарик.
– Что с ним? – не выдержал я. – Как ты это делаешь?
Чойри улыбнулся, но не ответил. Продолжал поглаживать жука по спине уже всей ладонью.
Я отшатнулся. Почему-то подумал, что жук может лопнуть. «Да ну, – тут же одёрнул себя, – Чойри единственный глаз отдаст, лишь бы талюки не страдали!»
– Он похож на медузу, – наконец тихо сказал Чойри.
Жук чуть уменьшился, но Чойри снова погладил его со словами: «Я тут, тут».
– Я никогда не видел медуз, – сказал я, – это же древнее животное. Посмотрю вечером в учебнике. А как ты это делаешь?
– Я глажу его и думаю о том, какой он хороший и как я его люблю. Чем больше так думаю, тем больше он становится, – шёпотом, чтобы не беспокоить жука, ответил Чойри.
Я не отрывал глаз от талюка. Он блестел на солнце, переливаясь.
– А почему глаз не видно? А усы куда делись, почему не увеличились?
Чойри пожал плечами.
– Я не знаю. Но, мне кажется, ему сейчас хорошо.
– Можно я поглажу? – не выдержал я и потянулся к жуку.
– Только с добрыми мыслями, – предупредил Чойри.
Талюк оказался мягким и прохладным на ощупь. И правда – чудо из чудес! Как маленький, как мой ноготь, жучок мог превратиться в такой здоровый прохладный шар?! Он уже еле помещался на ладони Чойри.
– Он что, с меня ростом будет? – восторженно спросил я. – Слушай, так это открытие научное! Тебе надо учёным-зверологам сказать! Они тебя примут к себе.
Чойри вздрогнул, и жук вдруг уменьшился.
– Не надо! – воскликнул Чойри. – Я не хочу! Дин! Я прошу тебя! Не говори никому про талюков.
– Но…
– Дин! Пожалуйста!
– Почему, Чойри?!
– Они… учёные… начнут их мучить… А талюки пришли в наш мир порадоваться. Я очень сильно не хочу, чтобы кто-то узнал о них! Я не хочу, чтобы кто-то забрал их у меня.
– А чего ты беспокоишься? – удивился я. – Их же всё равно нельзя уносить далеко от пихты.
Чойри посмотрел на меня долгим взглядом. Жук тем временем стал прежним. Чойри осторожно посадил его обратно на дерево.
– Ладно, я скажу, – проговорил наконец Чойри, уставившись на снег, – но учёные не должны об этом знать. Вот когда талюк такой большой… Его можно унести далеко.
– Откуда ты знаешь? – поинтересовался я. – Ты же никогда не уносил талюков далеко от пихты.
– Да в том-то и дело… – глаз Чойри заблестел. – Я нечаянно, Дин. Я принёс сюда сумку с инструментами. Чистил дерево. Лечил его кое-где. А талюки… В общем, вчера я радовался целым пяти талюкам. Они сидели на дереве, раздувшись от моей радости.
– Когда они становятся большими, то чем держатся за дерево? – недоумевал я, приглядываясь к талюкам. – Лапки могут выдержать большой вес?
– Не знаю, Дин, – растерялся Чойри. – Наверное, могут выдержать. Но недолго, ведь один из талюков упал в мою сумку. Я увидел это только в посёлке, в мастерской Малого Цоера. Ты знаешь его? Он сердитый! Младший брат Цоера. Сердитый, но умелый. У него магазин и мастерская. Я понёс ему инструменты на починку. Открыл сумку – а он там сидит. Не Цоер, талюк. Я испугался. А талюк… Он просто сидел в сумке. Я очень испугался, Дин. Я мог положить на него пилу и раздавить его. Но с ним ничего не произошло. Он просто сидел. Но когда я расстроился, он стал уменьшаться. Тут я испугался по-настоящему, Дин. И очень крепко себя взял за шею. И сдавил вот так. – Он показал. – Я велел себе: надо радоваться! И погладил скорее своего талюка. Чтобы он не уменьшился. Потому что маленькие – они умирают вдали от пихты. Малый Цоер закричал на меня: «Что ты копаешься? Давай свои инструменты! Сейчас придут другие клиенты!» Он не похож на своего брата. Большой Цоер добрый, он дал мне работу. Я боюсь Малого Цоера, он громко кричит. Я схватил сумку и побежал к себе. Так что Малому пришлось очень долго мне кричать вслед. Жалко его…
– Так с ним ничего не произошло? – спросил я в волнении. – С талюком?
– Нет, нет, он в порядке. Где-то тут, – слабо улыбнулся Чойри и показал на своё стадо.
– А я видел мальчика твоих зим, – сказал вдруг Чойри, подавая мне чашку с ореховым молоком, когда мы позже грелись у огня на его стоянке.
– Где? – насторожился я.
Мальчишки в наших местах редко ходят поодиночке. Обычно группами. Никогда никто не знает, как поведёт себя снег над прожилкой. «В наше время надо за всеми приглядывать» – это указание Большого Цоера относилось ко всем. Вот мама и отговаривала меня утром.
– С той стороны леса, – показал Чойри, – там деревья погуще.
– И прожилок больше, – пробормотал я.
– Хочешь, завтра сходим туда? Поговоришь с ним. Тебе нужен друг твоих зим, чтобы гонять с ним на лыжах. Я-то никуда от талюков отойти не могу.
Я с подозрением посмотрел на Чойри. После того как он показал мне чудо, он стал больше суетиться вокруг меня. Ореховое молоко налил с самого дна, пожирнее. Химмёда аж три ложки бабахнул. Он как будто меня боялся.
– Слушай, Чойри, – сказал я, – я не расскажу учёным о чуде. Не психуй.
– Правда? – вскинул он голову.
– Ну конечно!
– Хорошо… А на ту сторону леса надо нам с тобой сходить. Завтра.
Я кивнул. Никто не мешает мне сходить туда с Чойри завтра. Второй раз. Потому что первый раз я схожу туда сам. Сегодня.
Глава 3. Крамт
Я пробыл у Чойри до обеда. У меня оставалась всего пара часов до начала занятий. Через час отпустят по домам учёный класс. Они ходят в школу с утра, потому что работают головой, а она лучше варит утром. Мы тоже работаем головой, но руками – больше. Поэтому занимаемся вечером.
Я махнул Чойри на прощание, отъехал немного, дождался, пока он направится кормить своих талюков, а потом двинулся в ту сторону леса, где деревья погуще.
Я поглядывал на лес и думал о том месте, где Чойри нашёл чистый снег. Надо же! Розовый снег проходит через тысячу очистительных фильтров, чтобы стать водой, пригодной для мытья. Для питья нужно две тысячи фильтров! А тут – пожалуйста. Растопил и пей. Хотя, конечно, показатели с этого снега никто не снимал. Но всё равно, где-то там и белый снег, и орехи, и, может быть, даже птицы? Я вгляделся в молчаливые деревья, покрытые розовым снегом: вдруг какая-нибудь птаха возьмёт да вылетит? Из Оранжереи иногда сбегают питомцы. Но не выживают. Чем им питаться тут… талюками? Чойри не даст их в обиду.
А всё-таки интересно, есть ли такое место? Я знаю точно, мне мама рассказывала, что в лесу есть дерево, в котором сто тридцать одно дупло. Это Древо Поветрий. Раньше, давным-давно, когда моих родителей ещё не было на свете, люди, проезжая на лыжах мимо Древа Поветрий, кричали туда разные слова. Чаще всего это были важные, но тайные слова, которыми страшно или запрещено с кем-то поделиться. Слова оставались жить в дуплах. А потом, со временем, стали разлетаться по свету.
В наше время в глубь леса никто не ходит. Кроме Чойри. Говорят, там есть места, которые состоят целиком из прожилок, почти без снега! Верная смерть… Да ещё и мучительная – лучше уж грохнуться в пропасть позади пастбища. Но Поветрия и так летают по свету. И действительно: моя мама часто их слышит.
Поветрия иногда похожи на сказки. Мама мне рассказывала одну, про полярных волков. Красивая… А иногда это просто страхи. Туда не ходи, сюда не езди. Вот такие Поветрия мама ловит гораздо чаще сказок!
Прожилки вокруг меня становились глубже и темнее. Я с опаской озирался. Сколько я еду? Полчаса? Мальчишки не видно. Может, сегодня он не вышел. А может, Чойри показалось… Вдруг там бродил не мальчишка, а взрослый чистильщик?
– Посторонись, эй, там! – вдруг донеслось из леса.
Я вздрогнул, обернулся.
У кромки леса стоял мальчик. В тёмно-синем комбинезоне со множеством карманов, в защитных очках. Он замахнулся и прицелился в меня чем-то, что сжимал в кулаке.
– Не стреляй! – крикнул я.
Он опустил руку и сердито крикнул:
– Я же говорю, посторонись! Ты глухой?
– Сам ты глухой, – огрызнулся я. – Очки сними, увидишь: я на лыжах. Куда мне посторониться? Провалиться в прожилку? Тут как раз – вон какая здоровая.
– А ты хочешь? – спросил он.
Я поглядел на него. Он шутит?
– Ты серьёзно?
– Я подумал, что ты серьёзно, – без тени улыбки заявил он, подходя.
– Да какой нормальный человек захочет провалиться в прожилку?