Глава 4. На пастбище
Ветер завывал за окном. Я пил химкао и тренировал слух: одним ухом прислушивался к ветру, а другим – к разговору родителей. Старший брат Илани – не Лорк, а второй, Гринко, чемпион по снежным боям, – говорит, что он так умеет: каждым ухом слышать своё. Кое-кто в нашем классе посмеивается, что это оттого, что Гринко часто получает по ушам на боях. Но сам он утверждает, что это всё тренировки.
Я слушал песню ветра и следил за мамой через прозрачную стенку пристройки. Она занималась ледяным садом.
Женщины в нашем круге любят выращивать ледяные кристаллы разных форм. Говорят, они напоминают цветы, только названия уже мало кто помнит. Розы? Похоже на угрозы. Мама говорила, что у роз были колючие шипы. Может, ими и угрожали? Сад у мамы маленький – не больше пяти кристаллов, – но она заботится о них, поливает и подставляет ледяному ветру.
Папа пил химкофе и читал библиотечную книгу. На обложке было написано «Трое в лодке, не считая собаки». Папа перелистывал страницы и смеялся. Наверное, фантастика какая-то: у нас нет ни лодок, ни собак. Зато лодки есть там, куда мечтает попасть Крамт, – на море.
Наконец мама вбежала в комнату. Она дышала на озябшие ладони.
– Химкофе остался?
– Конечно, – улыбнулся папа и потянулся за серебристым кофейником.
Папа сделал его сам, из металлического листа, своими руками, и очень им гордился. Мой папа умеет делать руками всё на свете: и шить обувь, и вырезать из железа снегоступы, и гнуть из проволоки мебель. Кто-то покупает готовые прозрачные кофейники из лагриума, но папа всё может смастерить из камня и железа.
– Замёрзла? – спросил он, протягивая маме кружку.
Она обхватила её ладонями и на секунду прикрыла глаза.
– Да просто кошмар, – отозвалась мама. – Как чистить снег в такую погоду?
– Ну что ты переживаешь, Трина! Сколько нападает, столько нападает. Пей, согревайся.
– Конечно, переживаю, Ройк! – мама так резко придвинула к себе чашку, что едва не расплескала химкофе. – Арлина и её сестра всю прошлую неделю проторчали на какой-то точке за лесом. Она сказала, там налёт оказался таким крепким, что она руки в кровь стёрла, пока очищала его.
– Она разве трудится без перчаток? – поднял брови папа.
– Издеваешься? В перчатках, конечно. Неужели ты не понимаешь, что дело вовсе не в том, в чём мы трудимся и чем чистим? Проблема в том, что мы не знаем ничего о природе этого налёта!
– Учёные работают над этим… Узнают, в конце концов, – зевнул папа.
– Мало! – стукнула ладонью по столу мама. – Мало они работают. И учёных мало! Зачем наших детей делают рабочими?! Что за дурацкое разделение?
– Так определяют тесты, – напомнил папа. – Когда дети идут учиться.
– Да, но я сама видела, что сын Малого Цоера отличился на тестах в рабочем классе. Он собрал какие-то чудо-лыжи для двоих человек из того материала, что им предложили. А Большой Цоер всё равно перевёл его в класс для учёных. Потому что там лучше, Ройк! И потому что это его племянник. И всё решают связи и знакомства. Которых у нас нет, Ройк!
– Трина, я не люблю эти разговоры. Лучше, хуже. Каждый должен заниматься своим делом.
– Всех надо отправлять в учёный класс, – упрямо твердила мама. – Откуда они знают, что мой сын не найдёт причину розового налёта?
– Если найдёт – прекрасно! – папа подмигнул мне. – Но если они все сделаются учёными, кто будет чистить снег?
Мама закусила губу. Ей нечего было ответить. Она перевела взгляд на меня. «Сейчас начнётся», – подумал я. Хотя вчера они вернулись позже меня, я прекрасно понимал: мама знает о моём вчерашнем побеге в лес. У нас нет видеокамер, как у многих моих одноклассников, но мама всегда откуда-то знает, где я был. Может, у неё внутри особая, настроенная на меня камера?
– Дин!
– Да, мамочка.
– Не подлизывайся. Ты брал лыжи!
– Брал, – кивнул я покорно.
– И ты знаешь, что я…
– Да, мам. Знаю, что ты хочешь меня отругать за то, что я ездил вчера в лес, потому что ты думаешь, что я ездил к Чойри.
– Вот только не говори, что ты к нему не ездил, – фыркнула мама, – у тебя вся куртка пропахла талюками.
– Ездил, – не стал отпираться я, – но Чойри мне сказал, что видел мальчика моих зим на другой стороне леса. И я туда поехал.
– Один?! – ахнула мама.
– Да, – торопливо добавил я, – и познакомился с этим мальчиком. Его зовут Крамт. Он из класса учёных.
– Крамт? – повторила мама и переглянулась с папой. – Это же… Это же сын Малого Цоера.
– А ещё он сын… – начал папа.
– Это неважно, – вдруг перебила его мама. – Я слышала, что он живёт с отцом.
Я покачал головой. Какая разница, с кем живёт Крамт! Важно другое.
– Я с ним подружился! – торжественно закончил я. – Сегодня мы встречаемся и идём… идём что-то изучать. Он всё время что-то изучает. Разные свойства снега, ещё что-то. И сегодня он возьмёт меня с собой.
Я скромно опустил глаза и помешал химкао ложечкой. Мама улыбнулась.
– Хорошо, что ты с ним подружился, – сказала она с довольным видом. – И что вы проводите эксперименты. Может, старый Трёмлин заметит тебя и поймёт, что ты достоин перейти в учёный класс.
Последние слова она проговорила чуть громче, чем остальные, и покосилась на папу.
– Ройк?
Папа перевернул страницу и улыбнулся мне:
– Конечно, Дин, друг – это здорово. Даже если этот друг – талюк!
Я засмеялся, а мама сказала:
– Ну что ты говоришь такое, Ройк!
– Так я могу теперь брать лыжи? – спросил я небрежно.
– Нет! – вскрикнула мама. – Никаких лыж!
– Но нам нужно ездить… кое-что изучать.
– Изучайте снег рядом со школой, – строго сказала мама. – Кстати, я почистила твои снегоступы. Мог бы спасибо сказать. И не смотри на меня! Никаких лыж!
– Ну мама! Пожалуйста!
– Нет!
– Трина, мальчишке скоро тринадцать…
– Ройк, я сказала нет! – гневно воскликнула мама.
Я отвернулся к окну.
– Дин, – голос мамы смягчился. – Пригласи Крамта на чай.
– На какой чай?!
– На синий, конечно. Не всё же химкао пить. Я, может, что-то испеку. Пригласи! Я буду рада с ним познакомиться.
Я тяжело вздохнул. Эх, мама! Мне нужны были лыжи, а не чай.
Вчера Крамт прикатил к школе, когда у меня кончились занятия, и крикнул:
– Дин! Завтра в обед у пастбища!
И уехал, сверкнув лыжами. Красивыми красными лыжами с жёлтой подсветкой. Я раньше просил такие у родителей, но они сказали, это непрактично. Днём и так светло, а ночью, даже если выйти, прожилки гаснут и не представляют опасности.
В общем, все ребята на меня уставились, а я сделал вид, что ничего особенного. Ну да, Крамт из класса учёных. Подумаешь! Сам, конечно, чуть не лопнул. Теперь ещё выяснилось, что он племянник Большого Цоера. Вот почему все так таращились.
Но вчера я думал, что мне удастся уговорить маму. Она ведь так ценит учёных. А теперь что? Крамт поедет к пастбищу на красивых лыжах с подсветкой, а я побегу за ним на снегоступах, как… как… эта собачонка из лодки?!
«Всё равно, – стиснул зубы я. – Всё равно доберусь до пастбища. Хоть даже и на снегоступах! Кончится этот снегопад или нет?»
В обед я не выдержал. Хотя снег ещё не прекратился, я высмотрел в небе светлое пятно и заорал:
– Вон! Солнце! Скоро снегу конец!
Схватил шапку, посмотрел на маму умоляюще:
– Я к Крамту, мама! Опыты делать.
Я схватил снегоступы, нацепил их и помчался к пастбищу. Ну как помчался. Заковылял, как трёхзимний малыш. И добираться я туда буду три зимы… Но доберусь!
Когда я, взмокший и уставший, доплёлся до поляны неподалёку от пастбища, Крамт уже ждал меня там. Лыжи он отстегнул и воткнул в снег. Сам что-то крутил на своих часах. Он был без шапки, хотя снег ещё не совсем прекратился. Сыпал такой лёгкой крупой, похожей на муку из труста. Я тоже захотел снять шапку, но постеснялся повторять за ним открыто.
– Здорово! – звонко крикнул я.
Мне было страшно: наорёт ещё за опоздание. Но он ничего не сказал. Только кивнул и скользнул взглядом по моим снегоступам.
– Погнали?
Он качнул головой. Мол, пешком лучше.
Тогда я с облегчением отстегнул свои древние снегоступы и воткнул рядом с его блестящими лыжами. Мы направились к пастбищу. Ветер легонько дул в лицо. Крамт надвинул на глаза очки, а я делал вид, что мне удобно и приятно идти навстречу снежному ветру.
Мы нашли Чойри у пихты. В смешной фиолетовой шапке он пил ореховое молоко из большой термокружки и разговаривал с талюками.
– Привет, Чойри! – радостно воскликнул я.
Чойри вздрогнул и пролил на рукав немного молока.
– А, Дин, – с облегчением сказал он, – прости, я заговорился с талюками.
– Ты и сам похож в этой шапке на талюка! – усмехнулся я, зная, что Чойри понравится эта шутка, и надеясь развеселить и Крамта.
Но Крамт уставился на талюков и, казалось, не замечал даже Чойри. Пастух с тревогой посмотрел на меня.
– Это Крамт, – пояснил я, – парень, которого ты видел вчера. Я…
Тут я смутился. Нужно было признаться, что я рассказал Крамту обо всём. Я не чувствовал своей вины, но Чойри мог не так меня понять. Мне вспомнились слова родителей о пастухе. «Недалёкий». Хм…
– Хорошо, что вы зашли! – сказал пастух, разглядывая Крамта. – Я вчера набрал два ведра майты. Хотел отнести в посёлок, угостить кого-нибудь, а тут и вы… Пойдёмте, я заварю.
– Погоди, Чойри, – перебил я его, – а ты покажешь Крамту вчерашнее чудо?
– Дин! – ахнул Чойри.
Он сделал шаг к дереву, как будто загораживая талюков от нас.
– Всё в порядке! – поспешил сказать я. – Крамт никому не расскажет. Правда, Крамт?
Тот молча кивнул. Пастух покачал головой.
– Не надо, – попросил он, – пожалуйста.
– Ладно, ладно, Чойри. Ты не психуй. Всё хорошо. Не хочешь – как хочешь. Пошли.
– Дин, – умоляюще сказал Чойри, – ты не сердись, Дин. Я правда очень боюсь.