Чойри взмахнул термокружкой, и несколько капель снова пролилось на снег. Он опустил глаза и вдруг вскрикнул. Прямо у наших ног копошился талюк: он приближался к каплям молока.
– Нет, нет, – пробормотал Чойри, подхватывая талюка и поглаживая по спинке. – Милый, хороший, всё в порядке, не волнуйся, но нельзя кушать это, нельзя! Животик будет болеть!
В тот же миг талюк принялся надуваться. Я быстро глянул на Крамта. Тот молча смотрел на талюка, но я видел: его глаза чуть расширились.
– Всё, всё, иди на дерево, – сказал Чойри, поднося ладонь к пихте, однако талюк не хотел отцепляться.
– Ну пожалуйста, – умоляюще прошептал Чойри, снова погладив талюка, и тот надулся ещё больше.
Талюк был огромным, как здоровый булыжник, прозрачным, розово-фиолетовым, а внутри у него что-то серебрилось и переливалось. Я торжествовал. Крамт видит! Видит чудо.
– Их ещё и переносить можно в таком виде, – не сдержался я, и они оба – и Чойри, и Крамт – резко повернули головы и посмотрели на меня.
– Ну, хватит! Всё! – выдохнул Чойри. – Пойдёмте!
Он усадил талюка на пихту, и тот тут же уменьшился в размерах. Чойри шагнул ко мне и потянул за рукав.
– Дин, пошли! И скажи своему другу!
Но Крамт и сам развернулся и зашагал к стоянке. Я заторопился за ним: не хотелось оставаться с Чойри один на один. Ещё пристанет: зачем, мол, Крамта притащил?
Чойри плёлся за нами и вздыхал. На стоянке он предложил нам орехового молока. Я взял кружку, а Крамт просто покачал головой. А потом и вовсе взял и пошёл туда, где были наши лыжи.
«Во даёт, – подумал я. – Делает что хочет, даже не предупреждает».
Я принялся быстрыми глотками, обжигаясь, пить молоко. Боялся, что Крамт свалит без меня. Потом сунул Чойри кружку, пробормотав «спасибо», но он схватил меня за рукав:
– Подожди, Дин… Нехорошо с твоим другом получилось.
– Да, Чойри, прости… Пусти, я тороплюсь.
– Что же ты сразу не сказал, что он не может говорить? – укоряюще сказал Чойри.
– Кто? Он? – растерялся я.
– Ну да, твой друг. Наверное, он потерял речь после лишающей болезни, как я – глаз. Ты должен был предупредить меня. Тогда я не волновался бы, что он кому-то расскажет. Как же он расскажет, если не умеет говорить?
– Чойри!
Я посмотрел на него. И вдруг увидел, что у него и правда один глаз. Это странно, но я раньше не замечал. И я не стал его разубеждать насчёт Крамта. Пусть думает что хочет.
Я осторожно вытянул из его рук свою и сказал:
– Прощай, Чойри!
Повернулся и побежал за Крамтом.
– Приходи ещё со своим другом! – крикнул мне вслед Чойри, сложив ладони рупором.
А я снял шапку, хотя снег ещё сыпал, сунул её в карман и подумал: «Значит, вот что мама имела в виду, когда говорила, что Чойри – недалёкий».
Крамт уже пристегнул лыжи. Но он ждал меня.
– Как это работает? – спросил он. – Талюк? Его просто гладят и всё?
– Нет, нужно думать о нём с любо-о-овью, – протянул я насмешливо, – ну типа как сегодня Чойри за него беспокоился. Что-то хорошее думать о нём. Он им как мамочка. Кудахчет вокруг них, они и надуваются. Прикинь, какая система?
Крамт кивнул, о чём-то задумавшись. Потом тряхнул головой и бросил:
– А теперь я тебе кое-что покажу!
Он оттолкнулся палками и направился к посёлку. Красные лыжи сверкали на снегу.
Глава 5. Эльна
Мы подъехали к покосившемуся домику у границы нашего Северного круга. Покосившимся его прозвали ребята из школы. Дом, конечно, стоял ровно, как и все остальные дома круга, просто он был обшарпанным и каким-то потёртым.
Крамт снял лыжи, воткнул в снег у крыльца. Порылся в карманах, достал маленький пульт и пикнул.
«Так это его дом!» – поразился я, заходя вслед за ним. Меня удивило, что внутри всё такое… заброшенное.
Крамт учится в классе учёных, его экипировке можно только позавидовать. А пол в его доме ободран – вернее, не ободран, а весь исцарапан, как в огнехранилище. Но там по полу возят тележку с сухими прожилками, а тут что? Со стен отваливается краска, но при этом на них висят картины. «Странное жилище», – думал я, оглядывая гостиную: обшарпанная мебель, какие-то салфеточки, покрывальца на креслах. Шкаф распахнут, а в нём видны не лыжи, как у нас, а бутылки из-под химсоков с засушенными цветами. Цветы?! Откуда?..
– А чего ты не покрасишь дома стены? – не сдержался я.
– Пусть он сам красит, – буркнул Крамт.
Он обходил дом, заглядывая во все комнаты.
– Кто? – спросил я. А потом вспомнил мамины слова. – Ты живёшь с отцом?
Крамт не ответил. Зашёл в одну из комнат, закрыл за собой дверь. Я пожал плечами, подошёл к картине. Оказалось, это фотография. Да ещё и на дорогущей таруте. Пыльная! Так и захотелось пальцем провести.
На фотографии я разглядел мальчика в зелёном комбинезоне и молодую женщину в синем. Она смеялась, он прижимался к ней и хмуро смотрел в камеру. Внезапно я узнал эту женщину. Я видел её на школьном снимке моих родителей. Это ведь Жорель!
– Крамт! – потрясённо воскликнул я. – Твоя мама – Жорель? Но…
Крамт распахнул дверь.
– Входи! – мрачно велел он. – Она готова.
Я осторожно приблизился к двери. Пахло необычно. Я заглянул в комнату. Там было темновато, только у самой кровати горела электросвеча.
– Заходи, ну!
Я прищурился и разглядел на кровати человека. Перевёл взгляд на Крамта.
– Кто это?
– Ты зайдёшь или нет?!
Я зашёл. Было страшновато. Человек лежал на кровати под одеялом. У него были длинные волосы. Светло-рыжие, как стружка искусственной сосны. «Девочка», – сообразил я.
Крамт захлопнул дверь.
– Это даст нам немного времени, – пояснил он, – мать вот-вот должна вернуться.
Я не отрывал взгляда от девочки. Мне показалось, она спит. Но, приглядевшись, я понял, что её глаза открыты. И она смотрит на меня в упор.
– Здравствуйте, – прошептал я.
Девочка молчала. Я посмотрел на Крамта, ожидая объяснений.
– Моя сестра, – отрывисто сказал он, отвернувшись. – Эльна. Не говорит. Слышит. Видит. Но не ходит.
– Как не ходит? – испуганно переспросил я.
До меня стало доходить. Ну конечно, Жорель! Она – мать больной девочки. Невольно я сделал шаг назад. Вспомнил, как мама говорила, что лишающей болезнью можно заразиться. С другой стороны, Крамт к Эльне стоит ближе, чем я. И он вроде здоров.
– Обычно. Ногами. Всю жизнь.
Мои глаза привыкли к полумраку, и я разглядел сидячую коляску в углу. Так вот что за следы на полу…
Я молча кивнул. Я не знал, что сказать. Если не считать Чойри, я не видел людей после лишающей болезни и не знал, как с ними себя вести. Моя бабушка заболела и уехала давно, я её почти и не помню.
– А с ней можно поговорить? – спросил я.
– Поговори, – пожал плечами Крамт. – Мать без конца с ней говорит. Только не знаю зачем.
– Как не знаешь? – не понял я. – Она же живой человек!
– Вот именно, – Крамт развернулся ко мне и посмотрел мне в глаза, – живой. Обычный. Просто не ходит. А если она обычный человек – должна ходить.
– Так ведь не может, – тихо сказал я.
Меня начало напрягать, что мы говорим об Эльне так, будто её нет в комнате.
– Привет, – сказал я и помахал ей рукой, – я Дин!
Эльна даже не моргнула. Таращилась на меня молча.
– Это Дин, – в тон мне сказал Крамт, – и он испарится скоро и больше не вернётся, как все твои так называемые друзья, сестрёнка!
У него был такой весёлый голос, что я даже не сразу понял, что он издевается.
– Зачем ты так говоришь, Крамт?!
Эльна моргнула и отвернулась.
– А что, нет? Ты к ней вернёшься?
Эльна снова повернула ко мне голову.
– Ну… да.
– Конечно. Угу. Так я и поверил. Ты же не родственник ей, ты сбежишь. Да что там, наш отец от такого сбежал.
Мне показалось, что Эльна смотрит на брата с укором.
– Нет, отец, конечно, всё делает. Вон, видал мои лыжи? Он купил. Но это потому, что я здоровый. В меня можно вкладываться. А Эльна и в таком доме поживёт. Зачем тратить на неё деньги?
Я молчал под этим градом восклицаний. Я чувствовал себя виноватым, но сам не понимал в чём. Вдруг хлопнула входная дверь.
Крамт быстро огляделся и шагнул ко мне. Схватил меня за руку и прошептал:
– Ты поможешь ей, Дин. Хочешь ей помочь?
– Да, – испуганно прошептал я в ответ. – А что, это возможно?
– Да. Есть средство.
Крамт уставился на меня не моргая. Мне казалось, он смотрит в самую середину меня. И моё сердце сжалось от его холодного взгляда.
– Точно есть средство, я знаю. И я рад, что встретил именно тебя. Потому что только ты можешь помочь Эльне. Слышишь?!
Я кивнул. Дверь распахнулась, Крамт отскочил от меня. На пороге стояла Жорель, её седые волосы были подвязаны платком, а серый поношенный комбинезон расстёгнут. Мне показалось, она держала в руке что-то вроде ракушки. Жорель быстро сунула предмет в карман.
– Крамт? – с тревогой сказала она, переводя взгляд с меня на сына. – Почему ты закрыл сюда дверь? Кто это?
– Дин. Сын…
– Ройка, – подсказал я. – Здравствуйте!
– Здравствуй, – сдержанно кивнула Жорель. – А что с дверью?
– Из неё дуло, мы захлопнули, – буркнул Крамт. – Мы уходим.
– Побудьте ещё, сварю обед.
– Мы уходим!
– Ладно…
Жорель сняла с волос платок, подошла к дочери.
– Здравствуй, голубка, – проговорила она звенящим голосом. – К тебе друзья приходили? Да? Ах, как хорошо! Крамт…
Она снова повернулась к сыну.
– Может, вы хотя бы супа поедите?
– А что в твоём супе? – зло спросил Крамт, отступая к двери. – Ты же не смешиваешь порошки по правилам! Только досыпаешь свою сухую зелень. А есть в твоём супе протеин? А? А жиры сбалансированы?
– Н-не знаю, – неуверенно проговорила его мать.
– Тогда зачем ты предлагаешь мне свою бурду? Ешь сама! Корми вон… Ей всё равно что есть. Вот и…