ИЗВИЛИСТЫЕ ПУТИ СЕКРЕТНОЙ ДИПЛОМАТИИ
Весьма необычный агент Ага Хан
Конец июля 1914 года ознаменовал конец эпохи. Летним вечером, ближе к 10 часам, в Берлине император Германии стоял в своих апартаментах в домашнем халате, но слова, произнесенные им, звучали торжественно: «А теперь делайте то, что задумали!» Эти слова были обращены к начальнику Генштаба фон Мольтке, который удостоился высочайшей аудиенции.
В коридорах рейха гем временем нервно переговаривались фон Бюлов, бывший канцлер, и Бетманн-Холлвег, его нынешний преемник. «Расскажите, по крайней мере, как это произошло», — торопил собеседника фон Бюлов. Канцлер поднял вверх руки и промолвил, как герой мелодрамы: «Да что там… Если б знать!»
Итак, никто ничего не знал. Позднее немало было написано по этому поводу. Но ответ был один — все происходившее было сумасшествием.
Лица обеих враждующих сторон, ответственные за развязывание войны, те, кто вели войну и сейчас пытались выйти из этого безумия, были персонажами театра абсурда.
Секретная война повторяет абсурд реальной войны. Семь стран были втянуты в конфликт в начале войны: Германия и Австро-Венгрия с одной стороны и Франция, Англия, Россия, Бельгия, Сербия — с другой. Заканчивали войну 27 стран. Секретная дипломатия тщилась весь мир завязать в этот узел. Агентура была рассеяна по всему миру.
Лондон, сентябрь 1914 года. Один из богатейших особняков. Здесь на приемах подают изысканные коньяки и курят гаванские сигары. В этом особняке встретились лорд и монарх.
Лорд Китченер, шестидесятилетний заслуженный генерал, один из наиболее видных деятелей пост-викторианской эпохи, был в это время в зените славы. Это ему министром иностранных дел Великобритании лордом Асквитом было доверено руководить военным министерством.
Его собеседником на встрече в Лондоне был монарх особого рода — полномочия его были духовными и… финансовыми. Это был Ага Хан — глава общины исмаилитов, отколовшихся от традиционного ислама. Он был одним из богатейших людей мира — на день рождения подданные дарили ему золотые слитки, равные его весу, — Ага Хан был достаточно молод, но уже тяготел к полноте.
Два собеседника были хорошо знакомы и полностью доверяли друг другу. Эта встреча была сугубо секретной, инициатором ее был лорд Асквит.
Китченер решил поскорее закончить вступление, слегка коснувшись их общей страсти, высокопородных лошадей, и перешел к главному вопросу — международному положению.
Англия хотела сохранить свое присутствие на Средиземном море, и в этом ей могла помочь Турция.
С недавнего времени Энвер-паша был главой правительства младотурков, которое демонстрировало явные симпатии к Германии, вело тонкую игру, направленную против России, стремившейся иметь доступ к проливам Босфор и Дарданеллы. Был заключен договор о сотрудничестве между Турцией и Германией против России.
Становится понятным приказ министра морского флота Германии адмирала Тирпитца, данный командирам двух крейсеров, находившихся в зоне Месинского пролива — «Бреслау» и «Гебен», сниматься с якоря. Гордость немецкого флота, эти два крейсера должны были без задержки прийти в район пролива в тот момент, когда Англии была объявлена война.
Но Энвер-паша вызвал гнев Германии, объявив 6 августа о временном нейтралитете Турции, якобы для завершения подготовки к последующим военным действиям на стороне Германии.
На встрече с Ага Ханом Китченер подчеркнул, что Англия больше верит действиям, чем словам. Последующие события подтвердили правильность этого утверждения. Китченер хорошо знал Восток — там все возможно.
И действительно, Энвер-паша приступил к тайным переговорам с Россией и Англией. Но и на Западе стало многое возможным. Англия приступила к предварительным переговорам с Константинополем, а потому и состоялась эта встреча Китченера с Ага Ханом, которая могла привести к переговорам с Тевфиком-пашой, бывшим премьер-министром Турции.
Тевфик-паша активно проявил себя во время революции младотурков 1908 года, установив хорошие отношения с Энвером-пашой и получив назначение посла Турции в Лондоне. Там у него завязались прочные связи в высших кругах, там же он подружился с Ага Ханом. Не было лучшего посредника между Западом и Востоком, чем Ага Хан, и Китченер предложил ему эту ответственную роль на предстоящей встрече английского и турецкого правительств в Константинополе.
Ага Хан согласился, добавив не без юмора, что до сих пор монархи не выступали в роли секретных агентов. Китченер пояснил, что задачей этой миссии является не только отговорить Турцию от союза с Германией, но и попробовать перетянуть Турцию в союзники Англии.
Ага Хан был уверен в победе Антанты в этой войне, а также и в том, что помощь Турции этому союзу не останется неоплаченной. Может, Турции просто объявить войну Германии? Китченер этого не предусматривал.
Англичанам были неведомы переговоры, которые Энвер-паша вел с Петербургом. Они были прерваны 9 августа — Россия не захотела их благополучного завершения.
Тевфик-паша был прекрасно осведомлен о переговорах с англичанами и принял их предложение. Но он также понимал, что отношение России не позволит Турции изменить политический курс. Он попробовал через Ага Хана еще раз прозондировать почву относительно вступления в войну на стороне союзников. Но получил отрицательный ответ.
Оставалось довериться ходу событий. Приняв такое решение, союзники вскоре убедились, что Германия не теряет времени и проникает в Турцию. В Константинополе отделом цензуры стал руководить немецкий офицер, в город вошел немецкий гарнизон, а уже в конце августа два немецких крейсера одержали победу в сражении под Танненбергом.
Ветер дул в паруса Германии. Теперь Турции была невыгодна нейтральная позиция и поддержка союзников. 1 ноября 1914 года Турция объявила войну на стороне Германии.
Секретные переговоры при заключении соглашения с Лондоном
В секретные переговоры для присоединения той или иной страны к группе союзных стран, которые велись повсеместно, включилась и Италия. В начале Первой мировой войны Италия была связана договором с Германией, Австрией и Венгрией. В соответствии с этим доктором перед началом военных действий на Балканах Австрия должна была проконсультироваться с Италией. Но после событий в Сараево (покушение на наследника императора и его жену) Франц Иосиф объявил войну Сербии, не сообщив предварительно об этом решении И талии. В Италию была послана телеграмма с сообщением о начале войны, как о уже свершившемся факте.
Это действие Австрии освобождало Италию от обязательств вступления в военный конфликт, так как Австрия этим шагом не выполняла условия соглашения союза трех государств. Поэтому король Витторио Эммануэль III написал в своем ответе: «…Италия… будет придерживаться по отношению к своим союзникам лояльной позиции…» И все. Не больше.
В Италии в это время было много оппозиционных настроений по отношению к Австрии. Высказывались мнения о выгодности разрыва отношений с австрийской монархией в пользу присоединения к странам Антанты. После периода нейтралитета опять подняли голову движения националистов, которые стали склонять парламент и короля к вступлению в конфликт. К этим группам относились либералы, радикалы, студенты, социалисты и профсоюзы.
Однако большинство депутатов парламента были против вступления в войну, поддерживая позицию Джованни Джолитги, который считал, что переговоры с Австрией и нейтральная позиция будут более выгодны для Италии, чем вступление в кровавый конфликт.
Тем временем правительство и король втайне вели переговоры со странами Антанты, стремясь заручиться поддержкой сторонников вступления в войну в сенате и палате. Стали проводиться пропагандистские акции. Был вызван из Франции, где скрывался от долгов, поэт Габриеле Д'Аннунцио. Ему пообещали оплату долгов и материальную поддержку, если он возглавит молодежь, поддерживавшую вступление Италии в войну. Поэт принял условия, вернулся на родину и произнес пламенную речь у памятника Джузеппе Гарибальди.
26 апреля в Лондоне правительство Италии тайно подписало пакт о вступлении в войну на стороне семи европейских стран-союзниц против Германии и Австро-Венгрии. Обо всем этом не был поставлен в известность парламент. Пакт был подписан премьер-министром и министром иностранных дел, так что речь шла не просто о неконституционном акте, а действия носили абсолютно противозаконный характер.
Но король поддержал подписание пакта. Одновременно сторонники присоединения к Германии и Австро-Венгрии вели переговоры в Вене. Шла откровенная торговля — какая сторона даст больше, к гой и присоединится Италия.
Главой правительства в это время был либерал правого уклона Антонио Саландра, противник Джолитти. Министром иностранных дел был Сидни Соннино, также противник Джолитти, консерватор и владелец крупной газеты «Джорнале д'Италия» в Риме. Он поддерживал союз семи европейских стран.
Соннино и Саландра вместе с министром иностранных дел Англии Эдвардом Греем и при поддержке короля Италии вели переговоры в Лондоне. Посредником на этих переговорах был посол Италии в Лондоне маркиз Гульельмо Империали. Не обошлось дело и без участия английских и итальянских спецслужб.
Нарушение устоявшихся союзных связей обычно разрабатывается в строгой тайне — прежде всего эти переговоры велись в тайне от парламента и противоречили воле большинства. А во-вторых, инициаторы этих переговоров старались избежать огласки, зная об одновременно проводимых переговорах с Австрией, на которых министр иностранных дел Австрии пообещал Италии территории Трентино и Гориции, острова в районе Адриатики и гарантировал международный статус Триесту. Если бы эти маневры стали известны, они бы нанесли непоправимый урон Италии, замешанной в двойной игре. Одновременно Соннино и Саландра должны были считаться с войной, которую вели в Риме послы стран противодействующих группировок, стремясь перетянуть Италию на свою сторону. А этими послами были выдающиеся личности: Камилл Баррер, представлявший Францию, Реннель Родд — Англию, Карл фон Моккио — Австрию и Хейнрих Бюлов — посол Германии.
12 февраля 1915 года маркиз Империали изложил сэру Грею итальянские требования. Они были почти полностью приняты.
26 апреля в обстановке абсолютной секретности Сидни Соннино подписывает Лондонский пакт, который предполагает вступление Италии в войну на стороне семи союзных стран не позднее 26 мая. Остается убедить парламент и страну в целесообразности этого шага и добиться подписания пакта правительством.
Эта игра была успешно проведена королем Витторио Эммануэлем и премьер-министром Саландра. Правительство отправляется в отставку на период с 4 по 13 мая. Страна остается без правительства, а потому власть переходит к королю. Тот в свою очередь предлагает кандидатуру Саландра для утверждения на посту главы правительства, которому поручено его сформировать. 16 мая парламент утверждает кандидатуру Саландра большинством голосов.
Большую поддержку сторонникам вмешательства Италии в военный конфликт оказали газетные магнаты всех политических ориентаций.
Неожиданной была реакция Бенито Муссолини. Будущий фашистский диктатор оставляет дирекцию газеты «Аванти!», официальный орган социалистической партии, и основывает новую газету «Иль пополо д'Италия» («Народ Италии»), которая поддерживает сторонников войны.
20 мая созванный парламент передает всю полноту власти на период войны Антонио Саландра и объявляет всеобщую мобилизацию. 24 мая Австрии объявлен ультиматум, что означает начало войны, в которой Италия выступает на стороне семи союзных европейских стран.
28 июня 1914 года, когда в Сараево погиб австрийский эрцгерцог Франц Фердинанд, Бенито Муссолини был директором газеты «Аванти!» и одним из руководителей социалистической партии. Он принадлежал к крылу максималистов и экстремистов. Поначалу его не волновали события в Сербии. Но постепенно он стал осознавать происходящее, и когда 25 июля 1914 года Австрия предъявила Сербии ультиматум, Муссолини опубликовал в газете «Аванти!» статью, озаглавленную «Долой войну!». В ней говорилось, что если бы правительство Италии не объявило нейтралитет, то «пролетариат заставил бы его это сделать любыми средствами».
18 октября Муссолини публикует в своей газете статью «От нейтралитета абсолютного к нейтралитету активному и действенному». Здесь уже были заложены зерна его меняющейся позиции.
Вскоре он покидает редакцию газеты «Аванти!» и примыкает к сторонникам вмешательства Италии в военный конфликт, основывая новую газету «Иль пололо д' Италия». Как же случилось, что за такое короткое время Муссолини радикально изменил свою позицию? Ответ на этот вопрос банален — причиной тому французские деньги. Верно, но не совсем. Муссолини, прирожденный политик, почувствовал, что, стоя сейчас на позиции левых сил, не обретешь в будущем ведущего положения в обществе и власти.
Тем временем свою позицию вправо меняли профсоюзы, равно как и социалисты. Молодые социалисты записывались добровольцами во французский легион.
Французские деньги Муссолини взял, но в основном они больше были ему нужны для новой газеты, чем для поддержки сторонников войны. Первые сведения о финансировании Муссолини поступили от Иды Ирены Дальсер, любовницы Муссолини, которая в 1915 году родила от него сына. Покинутая своим любовником, она раскрыла известные ей факты: Муссолини встретился в 1914 году в Женеве с директором газеты «Иль Ресто дель Карлино» Филиппом Нальди и бывшим главой правительства Франции Жозефом Кайо, от которого получил миллион лир. В этой поездке Муссолини сопровождали Манлио Моргани и Уго Клеричи, сотрудники спецслужб.
Сумма была переведена через банк «Ярах» в Милане.
Румыния и Болгария
Румыния вступила в войну 27 августа 1916 года на стороне Антанты, но было уже поздно изменить что-либо в расстановке сил враждующих сторон.
Болгария вступила в военный конфликт 6 сентября 1915 года на стороне Германии и Австро-Венгрии, хотя Франция сделала попытку перетянуть ее на свою сторону. В Софии ходили слухи, что король Фердинанд ждет гостей из Парижа.
28 января 1915 года русский посол в Болгарии Савинский направил секретную телеграмму в Петербург: «В Софии ждут прибытия герцога Гиза, сына герцога Шартра». Савинский объяснял, что это был посланник королевской семьи. Но герцог Гиз был послан не королевской семьей, а правительством Франции. Королевская семья Орлеанской династии, находившаяся в изгнании, отлично ладила с правительством, и особенно с министром иностранных дел Делкассе.
Этим посланником был племянник Фердинанда, находившийся в родстве с Саксен-Кобургской династией. Король Болгарии приходился племянником французскому королю Людовику Филиппу 1.
Фердинанд высоко чтил своего далекого предка короля Людовика XIV, с которым был в родстве по линии матери.
Король Болгарии не скрывал своей любви к Франции, которую считал второй родиной. Со времени его последнего официального визита в эту страну прошло пять лет, и он помнил горячий прием, который оказало ему население Парижа.
Но он не мог не думать об интересах Болгарии и своих обязательствах по отношению к Тройственному союзу.
Парижского гостя встретили очень тепло. Фердинанд сердечно общался с племянником. Но государственный интерес был превыше всего — миссия гостя была безуспешной.
Магнат и фрейлина — агенты немецкой разведки
«Ответственность немцев в развязывании войны неопровержима. Вильгельм II пошел на поводу прусской аристократии, военного и промышленного комплекса», — заявил 29 ноября 1916 года генеральный секретарь Министерства иностранных дел Франции Жюль Гамбон.
В центре новых секретных переговоров теперь находилась Россия. Посредником между кайзером Вильгельмом II и русским императором Николаем II был Альбер Балдин.
Альбер Баллин был немецким промышленником, принадлежавшим к верхушке еврейской аристократии. Он был вхож в высшие круги Англии, Франции и России. Являясь генеральным директором морских компаний, он был знаком со многими важными чинами немецкого Генштаба, был накоротке с директором французского Второго бюро Жоржем Ладу.
Баллин был весьма обеспокоен обвинениями в адрес Германии в развязывании войны, пытаясь убедить своих собеседников в невиновности немцев. Этот влиятельный промышленник стал посредником в попытке примирения Германии с Россией в конце 1914 года. Франция в этот момент только что одержала победу на Марне, и генералиссимус Фалькенхайн советовал искать сближения с Россией.
Эти примирительные настроения находили отклик как в России так и в Германии. Альбер Баллин, личный друг кайзера, приехал в Россию с официальной миссией для встречи с бывшим главой русского правительства графом Витте, пацифистские настроения которого были известны. Баллина сопровождал банкир Роберт Мен-цельссон.
Граф Витте сообщил русскому императору обо всех деталях переговоров, и Николай II не счел возможным вести сепаратные переговоры за спиной союзников.
Несколько недель спустя прусский князь Вольдемар обратился к Баллину с просьбой помочь наладить контакты с русским двором и, в частности, с царицей. Царице Александре Федоровне и ее фавориту — монаху Григорию Распутину не удалось поколебать твердую по-шцию царя в этом вопросе.
Вскоре умер граф Витте. Тогда немецкий Генштаб и разведка, которые были инициаторами переговоров, попытались идти другим путем — написали дипломатическое письмо, продумав каждое слово, и отправили его в Петербург.
«Это письмо Марии Васильчиковой, оно вручено мне, но адресовано тебе», — сказала Александра Федоровна мужу.
Мария Васильчикова, фрейлина Александры Федоровны, в начале войны застряла в Вене. Она была высокообразованной женщиной, вхожей в аристократические круги Германии и Австро-Венгрии. Фрейлина писала царю, что недавно у нее были с визитом два немца и австриец. «Теперь, когда все убеждены в героизме русских, расстановка сил почти одинакова, — писала фрейлина, — посланники зондировали почву, не захочет ли русский император стать царем-миротворцем, — и продолжала: «Со мной говорили не дипломаты, но очень влиятельные персоны, знающие настроения императоров Австрии и Германии».
Письмо было написано в самом почтительном тоне в отношении России, которую «на Западе считают единственным бастионом против азиатов». В этом параграфе чувствовалась рука шефа немецкой разведки Николаи, для которого азиаты, желтая опасность, были пунктиком.
И эта попытка повлиять на царя не удалась — царь не считал Марию Васильчикову значительной фигурой для подобного рода переговоров между двумя императорами и посоветовал жене не использовать впредь семейные связи во избежание кривотолков. Но фрейлина не унималась. Несколько недель спустя она опять написала царице, великим княжнам, князю Голицыну, Сазонову и главе Думы Родзянко. Письмо, адресованное Родзянко, было написано явно под диктовку, являясь довольно неуклюжим переводом с немецкого. На конверте не было ни марки, ни почтового штемпеля. Доставил его незнакомец. Родзянко понял, в чем дело, и потребовал отлучить фрейлину от двора.
27 мая Мария Васильчикова написала второе письмо царю. На этот раз она не хитрила и прямо излагала суть дела. Фрейлина сообщала, что ее попросили приехать в Берлин. Перечисляла пригласивших ее лиц. Ими были: министр иностранных дел Германии фон Ягов, эрцгерцог д'Ассия, родственник царицы. Суть письма — «Германия искренне стремится как можно скорее закончить войну и стать союзницей и другом России».
Сомнений не оставалось — у фрейлины были высокие полномочия для подобных предложений. В конце письма была приписка: «Если Ваше Высочество сочтет возможным принять меня и убедиться во всем, о чем я пишу, я готова выехать в Царское Село».
Но его высочество уберегся от подобного шага: «Это интриганка».
Александра Федоровна не считала дело проигранным. Действительно, несколько дней спустя Мария Васильчикова приехала в Царское Село, где располагался двор, и сняла номер в гостинице «Астория». Император не запретил жене встречаться с фрейлиной, но в аудиенции ей решительно отказал.
Тем временем министр внутренних дел Хвостов дал распоряжение провести обыск номера приехавшей фрейлины. Выяснилось, что Васильчикова — агент немецкой разведки. Но только в декабре Николай II дал распоряжение выслать ее из страны.
Были сделаны и другие попытки повлиять на русского императора для сближения с Германией. В 1915 году директор «Дойче Банка» Манкевич встречался с русским послом в Стокгольме Нехлюдовым, предлагая заключить сепаратный мир, благоприятный для России.
Другими ходоками были граф Эйленбург, который писал русскому коллеге, тоже маршалу, барону Фредериксу, предлагая сблизить позиции двух императоров. Эти попытки не имели последствий. С предложением перемирия выступали: немецкий граф Терринг, зять бельгийской королевы Елизаветы, советник бельгийского короля Альберта I профессор Ваксваллер.
Они приезжали в Швейцарию, выполняя поручения короля, в период с октября 1915 по апрель 1916 года. Все попытки не увенчались успехом.
Семейное дело — переговоры Систа
23 ноября 1916 года Жюль Гамбон принимал в своей резиденции на острове Святого Людовика в Париже таинственного незнакомца. За несколько дней до этого умер самый верный союзник Вильгельма II старый император Австрии Франц Иосиф, и правление монархией перешло к его племяннику эрцгерцогу Карлу.
Новый император Карл I был молодым, застенчивым, очень сдержанным человеком, и считалось, что он недостаточно подготовлен к выполнению своей нелегкой миссии. Эта неопытность играла на руку решительным авантюристкам его семейного окружения. Прежде всего это была его мать, саксонская принцесса Мария Иозефа, католичка, известная своими анти-прусскими взглядами, теща Мария-Антония, герцогиня Пармская, и главное — жена Зита Бурбон-Пармская, принцесса франко-итальянских корней, которая делала все, чтобы отдалить мужа от Германии.
Первые действия нового императора отвечали стремлениям этих женщин. В своем обращении к народу Карл I торжественно обещал вернуть блага, которыми подданные пользовались в мирное время. Затем он назначил на ответственные посты в империи представителей либеральных партий. Так, граф Клам-Мартиник стал главой правительства, а граф Шернин — министром иностранных дел.
Жюль Гамбон был прав — в Вене происходили значительные события.
Его таинственным гостем был брат императрицы Зиты Сист Бурьон-Пармский. Он, как и его брат Саверий, служил в бельгийской армии, хотя братья были французами. Республиканское правительство сохраняло отличные отношения со всеми членами королевских семей, когда-либо правившими во Франции, но служить во французской армии они не могли.
Сист два года не виделся с Карлом I, но по-прежнему поддерживал с ним хорошие отношения. Он подтвердил на встрече с Жюлем Гамбоном, что Австрия теперь не враг Франции.
Теперь все участники военного конфликта винили в развязывании войны исключительно Германию.
Но многое в развитии отношений между странами решалось работой дипломатии. В ответ на размышления Гамбона о возможном курсе Австро-Венгрии Сист сказал, что молодой император не связан дружескими отношениями ни с представителем семьи Гогенцоллер-пов в Вене, ни с немецким Генштабом.
Французское правительство было довольно этой встречей и решило, что необходимо дать созреть этим новым положительным тенденциям в международной политике.
Вскоре Сист получил письмо от матери, герцогини Пармской, в котором она писала о желании увидеться, предлагая ему приехать в Швейцарию. Но служба в армии не позволяла ему пока это сделать. ()на опять повторила свою просьбу в декабре.
Но вскоре Систа вызвал король Бельгии Альберт I и сообщил, что его высочество император Карл доверяет ему выполнение секретнейшей миссии — встретиться с президентом Французской Республики г-ном Пуанкаре с тем, чтобы предложить ему от имени императора Австрии заключить сепаратный мир.
Теперь Сист понял, о чем так настойчиво хотела поговорить с ним мать. 23 января 1917 года в Париже он встретил своих друзей, ярых пацифистов, один из которых — Шарль Саломон — был другом семьи Пуанкаре, а другой — Вильям Мартин — заведовал протокольной службой в правительстве. Сист поручил Мартину устроить встречу с президентом.
Первая реакция президента была сдержанной, он сказал, что должен посоветоваться с главой правительства. Систу удалось встретиться с Жюлем Гамбоном, который приехал к нему в гостиницу. Сист и посол Австрии в Париже граф Эрдёди долго обсуждали условия заключения сепаратного мира. Затем посол съездил в Вену, откуда привез объемную папку с документами, в которой были письма Карла I и графа Шернина, адресованные Пуанкаре.
5 марта Сист наконец был принят в Елисейском дворце. Беседа была приятной, но не более — Пуанкаре был человеком сдержанным и не мог пока ничего обещать в столь деликатном деле. Однако он обещал рассмотреть предложения Австрии. Он сразу заметил разницу в предложениях, содержавшихся в письме министра иностранных дел Австрии и короля Карла I, который ничем не обуславливал присоеди нение территорий Эльзас-Лотарингии к Франции. Карл I хотел заключить сепаратный мир, не ставя в известность Германию, а министр не решался отойти от союзнического договора.
«Я проконсультируюсь с главой правительства о вашем предложении — дать ли ему ход или сообщить союзникам ратифицированные предложения, ведь мы должны быть лояльными к нашим союзникам», — сказал Пуанкаре, закончив эту встречу.
Сист в тот же день написал Карлу I, что порученное ему дело продвигается и имеет шансы на благополучное решение, но нужно спешить, ибо во Франции может вскоре смениться правительство. Новый глава правительства, который придет на смену Бриану, возможно, будет не таким покладистым.
И действительно, правительство Бриана ушло в отставку 17 марта, а два дня спустя по возвращении в Швейцарию Сист узнал о приходе к власти Рибо, к которому не так просто было найти дорогу с подобными предложениями.
Посол Эрдёди сообщил Систу, что Карл хочет его видеть. Эта встреча произошла 23 марта в императорском дворце Лаксенбурге. Встреча была очень теплой, Сист и Карл обнялись, при встрече присутствовали сестра Систа Зита и их мать.
Карл был откровенен: «Мы не можем проливать кровь во имя интересов прусского короля!» Затем он вручил Систу свое письмо, где вновь писал о законности притязаний Франции на районы Эльзаса и Лотарингии, но тон его послания выходил за рамки привычного.
А ведь в начале марта он сопровождал Вильгельма II по оккупированным районам Франции, и, кроме того, молодой император не знал истинных намерений Пуанкаре и реального положения во Франции.
27 марта Жюль Гамбон сообщил президенту, что Австрия направила в Швейцарию многочисленных агентов и что глава французской разведки в Берне намерен встретиться с главой австрийской спецслужбы графом Менсдорфом и французским дипломатом Панафье. Пуанкаре ответил ему, что не считает целесообразным вести одновременно несколько секретных переговоров за спиной основного представителя Карла I и что намерения императора довольно серьезны.
Для французского правительства вопрос был ясен — с Австрией можно заключить мир. Оставалось преодолеть противодействие Рибо и союзников — Италии и Англии, которых необходимо информировать о переговорах.
31 марта Сист вручил Пуанкаре письмо Карла I и пояснил, что сведения о поездке Карла I в Шарлевилль были абсолютно ложными и что необходимо держать все эти детали в секрете от Германии, реакция которой может быть резко отрицательной. Сист обещал сам переговорить с англичанами. Но эту миссию взял на себя Рибо. Он поехал в Англию и беседовал с Ллойд Джорджем в Фолкстоне. Реакция английского премьер-министра была на удивление благоприятной, он предложил встречу трех держав, включая министра иностранных дел Италии Соннино. Рибо по возвращении сообщил об этом Пуанкаре, и в тот же день 12 апреля Сист опять был принят в Елисейском дворце.
Сист возражал против участия в переговорах Италии, которая была основным противником Австрии в военном конфликте, считая, что союз трех — это вовсе не сепаратный мир двух сторон. Но его позиция не была принята.
Встреча представителей трех указанных стран произошла в небольшом городке Сент-Жан-де-Мориенн в Савойе и успеха не имела. Сидни Соннино категорически возражал вести переговоры с Австрией: «Ни одно итальянское правительство не устоит, если будет заключено перемирие с австрийской монархией».
Три дня спустя Жюль Гамбон сообщил Систу о неудаче переговоров. Тотчас Сист написал Карлу I, указав, что есть еще одна возможность заключения перемирия: если Австрия признает условия, которые выдвигает Италия. Он передал письмо послу Эрдёди, который переслал ему вскоре приглашение от императора прибыть в Вену. Кроме того, он сообщил, что Италия уже вышла с предложением перемирия, но император его пока отклонил, ибо оно дублировало уже ведущиеся переговоры.
Это известие было невероятным. Как могла Италия, с одной стороны, противиться переговорам на встрече с Рибо и Ллойд Джорджем, а с другой — предлагать сепаратный мир Австрии?
Карл вручил Систу другое письмо, которое Пуанкаре и Рибо прочли 20 мая. В нем говорилось: «С удовлетворением отмечаю, что Франция и Англия разделяют мою точку зрения по вопросам достижения мира». Но было уже поздно.
Карл предпринял другую попытку — вести переговоры через короля Испании Альфонса XIII, но эти переговоры не дали заметных результатов. Тем временем в Мадриде, Швейцарии, Вене, Брюсселе и Париже люди доброй воли не сдавались и предпринимали другие попытку мирных переговоров.
8 марта 1917 года принц Сист Бурбон-Пармский задал Пуанкаре довольно необычный вопрос: «Есть ли какое препятствие к заключению соглашения со стороны Испании?»
Это препятствие действительно существовало. За два дня до разговора в военное министерство в Париже поступил рапорт атташе Франции в Мадриде о его встрече 2 марта с королем Испании Альфонсом XIII.
Матерью испанского короля была австрийка, а нейтральность Австрии была желательна союзникам. На этой встрече король Испании сказал: «Венский двор — гнездо интриг, в котором австрийский император не может спокойно принять решение». Далее он добавил, что Карл I движим доброй волей и в этом ему можно помочь. «Я уверен, что вместо того чтобы давить на Австрию, необходимо способствовать ее отделению от союза с Германией. Если вы хотите использовать меня с этой целью — я готов, лишь представится удобный случай».
Позиция короля была представлена четко. Король Испании не впервые предлагал свою помощь и сотрудничество. В рапорте французской разведки от 23 марта 1917 года говорится: «25 ноября 1916 года и 2 марта 1917 года король Испании дал знать, что может стать посредником в переговорах. Австрийский принц стремится к достижению мира в своей стране и во всем мире».
Инициатива императора Карла не была случайной. Он полагал, что Систу не удастся самому выполнить возложенную на него миссию. Уже в ноябре 1916 года Карл I искал встречи с испанским королем для ведения переговоров, в которых Альфонс XIII был посредником. С этой целью Карл посылал к нему своего дядю эрцгерцога Фредерика.
Это была секретная дипломатия в кругу родственных связей королевских семей.
Несостоявшаяся встреча Бриана и Ланкена
Этот разговор проходил в изысканной атмосфере роскошного салона богатой квартиры — Брюссель, весна 1917 года. Мужчина и женщина вполголоса обменивались репликами. Она внимательно слушала своего собеседника, наклонив к нему голову. Он был серьезен и скорее был похож на ее поклонника, в сотый раз объясняющегося в любви. Красивая дама была бельгийкой, из старинного французского рода Ларош Фуко — графиня Вернер де Мерод. Он был немцем, бывшим офицером имперской гвардии, а теперь дипломатом, связанным с секретной службой, — барон фон дер Ланкен.
Она была вхожа в парижские салоны, он в течение многих лет был советником немецкого посольства, выполнявшим важные поручения, а в настоящее время руководил политическим отделом военного представительства Германии в Брюсселе. Другими словами, был одним из руководителей немецкой разведки в Бельгии.
Графиня де Мерод и барон фон дер Ланкен были давно знакомы, но говорили они сейчас не о любви.
«Под строжайшим секретом должна сообщить вам, что страны союзников хотели бы устроить встречу в Швейцарии, на которой с вами, мой друг, встретится видный государственный деятель Франции», — сказала графиня.
Барона нисколько не удивило это предложение, он только уточнил: «Какова цель встречи?» Перед тем как ответить, графиня сделала паузу: «Надо встретиться, но это вас ни к чему не обяжет».
«Но дорогая Полина, вы, по крайней мере, мне хоть скажите имя этого француза».
Она назвала ему три имени, из которых он мог по своему усмотрению выбрать одного — Поль Дешанель, президент Национальной французской ассамблеи, Жюль Гамбон, генеральный секретарь Министерства иностранных дел, либо же президент Национального совета Аристид Бриан…
При упоминании первых двух имен барон недовольно поморщился. Дешанель известен своими антиавстрийскими настроениями, Гамбон не располагает свободой действий. Бриан, пожалуй, более подходящий из всех, ведь он был сторонником мирных переговоров. И притом Ланкен давно его знал.
Барон сразу же информировал об этом предложении государственного секретаря Циммермана и канцлера Бетманн-Холлвега. Они одобрили предполагаемую встречу, зная, что столь серьезный политический деятель, как Бриан, не пошел бы на нее, не имея шансов на успех.
Оставалось договориться с Брианом через графиню де Мерод. Сначала предполагалось встретиться в Швейцарии, но Бриану это показалось весьма рискованным, и он обещал подумать. 19 июня он информировал президента республики Пуанкаре. Тот просил его быть крайне осторожным.
Франция была в тяжелой политической ситуации, любой неверный шаг члена правительства мог привести его к обвинению в предательстве и расстрелу. Бриан решился назначить встречу на 22 сентября, предполагая выехать в Швейцарию вместе с премьер-министром Бельгии де Брокевиллем.
Но 9 сентября во Франции пало правительство Рибо, и план встречи был сорван. Через два дня было сформировано новое правительство во главе с Полем Пенлеве, в котором Рибо остался министром иностранных дел. 13 сентября Бриан увиделся с Пуанкаре и сообщил ему о своей встрече с фон дер Ланкеном: «Я буду говорить с ним от своего имени как частное лицо». Затем Бриан намеревался несколько дней отдохнуть на вилле своего друга генерала Веро на берегу Женевского озера. Там-то и должна была состояться встреча с бароном.
Пуанкаре не одобрил этот план: «Вы слишком заметная фигура, чтобы вести в Швейцарии такие переговоры. И притом знайте, что Ланкен очень опасен, не имейте особых иллюзий на этот счет».
Бриан не получил разрешения покинуть Францию, по мнению правительства, ему готовилась ловушка, которая могла только скомпрометировать Францию в глазах союзников.
Все эти соображения были довольно обоснованы, если принять во внимание опыт секретной службы барона фон дер Ланкена. Но был еще один серьезный кандидат на встречу с Брианом. Речь шла о монсеньоре Пачелли, будущем Папе Пии XII, который руководил службой информации Ватикана.
Эта секретная служба Ватикана «Содалитиум Пианум» имела тесные связи с разведками разных стран и в частности с немецкой разведкой — Третьим бюро немецкого Генштаба. Порой агенты спецслужбы Ватикана были одновременно агентами Третьего бюро. Таким образом Ватикан всегда был информирован о планах воюющих сторон.
Неудачное вмешательство Папы Бенедикта XV
20 мая 1917 года монсеньор Пачелли выехал из Рима в Мюнхен, проездом через Швейцарию. Новому папскому нунцию в Баварии не исполнилось еще и сорока лет — на его аскетическом лице с высоким ибом выделялся нос с горбинкой, умно смотрели сквозь очки глубоко посаженные глаза.
Монсеньор Пачелли был европейски образован и владел искусством дипломатии. Приступив к своим обязанностям в Мюнхене, 26 июня 1917 года монсеньор Пачелли выехал в Берлин, а три дня спустя он был принят кайзером Вильгельмом II в его резиденции в Бад Крейцнах.
Сначала посланник Бенедикта XV вручил своему высокому собеседнику письмо, написанное Папой, в котором Его Святейшество на поминал об ужасах войны, считая, что только переговоры могут их остановить. В беседе Пачелли был убедителен настолько, что император потом жаловался своему министру иностранных дел: «Этот Пачелли стоит полка солдат!»
Вильгельм II был поражен умом и благородством собеседника, на звав его в «Воспоминаниях» настоящим Князем Церкви. Но во время утренней беседы кайзер казался очень усталым, и голос его едва был слышен.
После обеда гостя повели показать вид с террасы — оттуда откры валась великолепная панорама. Кайзер был одет в форму прусского фельдмаршала, частью которой была остроконечная каска, которую он держал на согнутой левой руке. Он говорил о воинской доблести и традициях Германии.
Во всем этом было много театральности, и конкретных результатов достигнуто не было — немецкая сторона взяла время для обдумыва ния предложения Папы.
На следующий день монсеньор Пачелли встретился с австрийским императором Карлом I, который находился с визитом в Германии, а потом поехал в Вену. Затем папский посланник вернулся в Берлин, где встретился с новым канцлером Германии Микаэлисом.
На основе посланных Пачелли отчетов в папской канцелярии был разработан документ о необходимости заключения прочного и справедливого мира. Этот документ был послан в Берлин 24 июля и был одобрен немецкой стороной.
Еще до получения ответа 9 августа Папа послал через кардинала Гаспарри документ, уведомляющий союзников о проделанной работе. Но этот шаг был ошибочен, потому что Лондон и Париж считали, что инициатива переговоров должна была идти из Берлина.
23 августа, не дожидаясь одобрения документа правительством Франции, посол Англии в Риме передал Папе запрос своего правительства, в котором требовались уточнения по бельгийским территориям. Пачелли сразу довел до сведения Микаэлиса этот запрос Англии. Складывалось впечатление, что переговоры будут вестись англичанами и немцами сепаратно. Но от этой инициативы сразу отказались, как только Папа Бенедикт XV узнал, что Германия не намерена уступать бельгийские территории.
Одновременно неудачей закончились переговоры между Брианом и Ланкеном. Ни одна из сторон не была готова к серьезным переговорам.
Таинственные контакты между Арманом и Ревертера
В июле 1917 года полковник Губе, директор Второго бюро, обратил внимание на двух своих агентов, работавших в Австрии, — барона Гюнтера, советника имперского австрийского двора, и князя Коллоргдо Мансфельда. В беседах эти высокопоставленные дипломаты постоянно говорили, что Австрия стремится к заключению мира, даже если Германия будет против.
Эта информация была подтверждена таинственным швейцарским врачом, руководившим клиникой в Фрибурге. Он был в отличных отношениях с родственником императора Карла I графом Ревертера. Это сообщение Ревертера подтвердил врачу под большим секретом — Австрия ищет пути для заключения мира.
Подробности переговоров, которые вел родственник императора Карла I Сист, еще не были известны французской военной разведке. Губе тотчас передал эту информацию швейцарского врача начальнику французского Генштаба маршалу Фошу и военному министру Пенлеве.
Стала известна еще одна подробность — в клинике Фрибурга проходили лечение жена графа Ревертера и жена командира французского эскадрона Армана. Обоих мужей видели в одних и тех же коридорах.
Арман не был разведчиком. Этот граф, аристократ был в родстве со многими высшими должностными лицами, в молодости сделал блестящую военную карьеру в Африке. В 1896 году в возрасте 33 лет он уволился из армии и занялся разработкой минералов. В начале войны, в 1914 году он был видной фигурой в военных кругах, находился в хороших отношениях с немецким послом в Париже князем Радолином, женатым на француженке, а впоследствии с его преемником бароном фон Шеном. Был он знаком и с предприимчивым немецким разведчиком бароном фон дер Ланкеном. Благодаря этим знакомствам граф Арман стал причастен к сделке в Марокко, которая стала яблоком раздора между Францией и Германией. Он явился посредником между соперничающими фирмами Круппа и Тиссена, с одной стороны, и Крезо и Шатийон-Комментри — с другой. Благодаря его усилиям обе соперничающие стороны достигли соглашения и был создан Союз марокканских шахт, которым руководили ведущие международные магнаты.
В последние месяцы 1912 года Арман посоветовал Ланкену вмешаться в политическую кампанию, чтобы помешать избранию на пост президента республики Раймона Пуанкаре, который не внушал поверия Германии.
Арман был связан и с издателем газеты пронемецкой ориентации «Ле Эклер» Эрнестом Жюде.
Начало войны никак не повлияло на отношения между Арманом и Ланкеном. Друзья тайно встречались и, вероятнее всего, в доме их общего друга немецкого посла в Берне фон Ромберга.
Но в интересах Армана было поддерживать свой имидж патриота. В 51 год он добровольно вернулся на военную службу, был назначен инспектором кавалерии, командовал 9-м драгунским полком и участвовал в битве под Верденом. Был награжден орденом Почетного легиона и назначен командиром эскадрона. В феврале 1917 года он по собственному желанию начал служить во Втором бюро. Договорившись с Рибо и Фошем, военный министр не был против организации встреч двух мужей, дежуривших в одних и тех же коридорах клиники во Фри бурге. Первая встреча была назначена на 7 августа 1917 года. «Необходимо, чтобы император Австрии сохранил честь и достоинство в по пытке выйти из войны», — говорил австриец. Но неудача переговоров, проведенных родственником императора Систом, настораживала.
Вторая встреча произошла 22 и 23 августа, но результатов не дала. Арман и Ревертера затем виделись несколько раз в феврале 1918 года, и опять безрезультатно. Только в июле 1918 года после победы в мор ском сражении на Марне и первых побед войск союзников в августе немцы поняли необходимость возобновления секретных переговоров о заключении мира.
Арман был двойным агентом. Он умер через несколько месяцев после окончания войны — 29 апреля 1919 года. В официальном меди цинском заключении говорилось, что причиной смерти была эмфизема легких, но, по мнению Жоржа Ладу, Арман покончил жизнь самоубийством, а по мнению его помощника Жозефа Крозье — Арман был убит. Эта тайна не была раскрыта.