В день «Д» лишь половина бойцов Внутренних французских войск имела необходимые для выполнения планов оружие и оснащение. Тем не менее приказ о начале боевых действий был отдан, и люди сражались с такой самоотверженностью и мастерством, что впоследствии Эйзенхауэр признал боеспособность Внутренних французских войск эквивалентной 15 регулярным дивизиям.
После войны Эйзенхауэр оценил важность вклада французов эмоциональной фразой. «По всей Франции, — писал он, — «свободные французы» оказывали нам неоценимую помощь в ходе боев, но особую активность они проявили в Бретани. Иначе нам потребовалось бы значительно больше времени для освобождения Франции и разгрома противника в Западной Европе, кроме того, наши потери были бы серьезнее».
Французское подполье, которое отказывался признать Рузвельт, доказало, что оно отнюдь не призрачная сила. За четыре года подпольной борьбы французское Сопротивление потеряло 105 000 участников. Около 30 000 из них были казнены немцами, 75 000 погибли в концентрационных лагерях.
«Однако возможно, величайшее достижение, — писал Рональд Сет, — заключалось не в нанесении урона врагу, а в возвращении чести Франции».
Глава 21Дом на Херренштрассе
Через пару дней после высадки войск союзников в Нормандии штаб Эйзенхауэра опубликовал коммюнике. В нем раскрылась важнейшая военная тайна, состоявшая в том, что уже 10 часов спустя после высадки на берег первого эшелона войск солдаты-десантники союзнической армии получили в пайке различные сорта мороженого. Целью этого сообщения было показать мещански противившемуся большой войне народу у себя дома, что вторжение — всего лишь главная проверка ратного чувства юмора.
Когда в первый день операции первый десантник высадился на берег в Нормандии, он, как выразился историк Перси Эрнест Шрамм, автор официального военного дневника Верховного главнокомандования вермахта, «был один против огромных сил [германской] армии, против того максимума, который только мог быть сосредоточен немцами на Западе». Союзникам потребовалось время на высадку войск через пролив для достижения равенства сил. Даже через неделю после дня «Д», когда у нас на берегу было 326 000 человек, немцы все еще превосходили нас. В конце концов понадобились миллионы солдат союзников и почти одиннадцать месяцев, чтобы победить этого упорного и опытного врага, невзирая на то что он сражался на два фронта.
Тем не менее даже 6 июня 1944 года, в начале развертывания крупнейшей в мировой истории десантной операции, существовал один-единственный американец, чья деятельность, при условии предоставления ему должных полномочий и соответствующей поддержки, могла бы обеспечить победу над врагом без таких фантастических усилий.
Этим человеком был Аллен Уэлш Даллес, бывший дипломат и адвокат. В те годы он находился в Швейцарии и держал в своих руках невидимые нити великой войны. Задолго до дня «Д» Даллес установил личные контакты с рядом влиятельных и высокопоставленных лиц в Третьем рейхе, которые выражали желание и, похоже, были способны обеспечить победу союзникам и без колоссальной операции по десантированию миллионной армии союзников из Англии.
Однако заявлять сейчас, что Даллес мог один выиграть эту войну, было бы таким же преувеличением, каким глупым и бестактным мог показаться вопрос: действительно ли был необходим этот исторический прыжок союзников через Ла-Манш?
При всем при том подобный вопрос, вероятно, все же правомерен и оправдан с учетом общей обстановки в Германии и на оккупированных ею территориях, картины, которую хорошо представляли себе руководители союзных государств в самый канун дня «Д». Даже с чисто военной точки зрения вторжение было лишь второй частью двойного удара, поскольку союзники уже находились на континенте — в Италии. Можно было вести крестовый поход в Европу с этого обширного итальянского плацдарма (где у немцев было 23 дивизии), затем выйти на юг Франции и в Юго-Восточную Европу (сразиться еще с 30 вражескими дивизиями) и прорваться по территории Франции и Восточной Европы к жизненно важным центрам Германии без вторжения через Ла-Манш.
Сказанное — в известной степени плод досужих рассуждений. Куда более веским фактором не в пользу высадки союзников из Англии было наличие другой ситуации, блестящие возможности которой, почти полностью упущенные, весьма неохотно и поверхностно отражены в описаниях историков Второй мировой войны.
К 6 июня 1944 года вермахт уже не представлял прежней монолитной силы. Если боевая мощь вермахта оставалась исключительно высокой и немецкие войска в целом представляли собой чудовищную военную машину, недовольство и отчаяние, словно термиты, набросились на офицерский корпус армии и гражданское руководство в глубоком тылу страны и принялись разъедать их с невиданной силой. Все больше и больше немцев склонялись к тому, чтобы как можно быстрее прекратить эту войну даже с помощью государственного переворота, даже полагаясь на государственную измену, даже невзирая на лишения и возможность поражения.
Нелегко установить точное время начала разложения немецкого тыла и немецкого офицерства, но вполне вероятно, что это произошло в июне 1943 года. Тогда молодой подполковник (с 1 июля полковник) германской армии решил, что «с него хватит», что пора действовать. Это был фон Штауффенберг, 36-летний офицер, который решил присоединиться к подпольной организации антинацистских офицеров в вермахте. Он был отпрыском швабских дворян, и его незаурядные способности привлекали внимание высших военных чинов вермахта, прозвавших его «молодой Шлиффен». Он воевал в Северной Африке, где был тяжело ранен во время воздушного налета, лишился глаза, кисти правой руки и двух пальцев на левой руке. Одно время он совсем потерял зрение. Его единственный глаз некоторое время ничего не видел. Лежа в полевом госпитале, он с ужасом думал о том, что никогда уже больше не вернется к активной жизни. Там же он решил продолжать борьбу, но не с иноземными врагами, а с нацистами, которых он стал рассматривать как величайших безумцев. Весь свой гнев он обрушил против Гитлера. Им овладела мысль о необходимости убить человека, которого он считал ответственным за физические мучения, причиненные Германии, и в еще большей степени за ее моральную деградацию.
Фон Штауффенберг был новичком в давнем заговоре против Гитлера, которого давно ненавидела и презирала целая группа высокопоставленных армейских офицеров. Они были твердо убеждены в том, что ликвидация Гитлера покончит с кошмаром, царившим в Германии.
Первая попытка арестовать Гитлера была предпринята в 1938 году накануне Мюнхенской конференции группой генералов во главе с Францем Гальдером, начальником Генерального штаба сухопутных войск (вместо ушедшего в отставку Людвига Бека, духовного вождя антинацистской оппозиции), и Эрвином фон Вицлебеном, комендантом берлинского военного округа. Инициатором заговора был Остер, неутомимый организатор антигитлеровского подполья в абвере, но капитуляция Чемберлена в Мюнхене на исторической конференции смешала все карты. Позже, 3 сентября 1939 года, в день начала войны на Западе, генерал-полковник Гаммерштейн-Экворд задумал арестовать Гитлера во время визита последнего к нему в штаб и ликвидировать существовавший режим, но Гитлер тогда так и не приехал.
Первое покушение на Гитлера было намечено на начало ноября 1939 года. Оно готовилось Остером с помощью Гальдера. Однако последний, по словам Остера, проявил малодушие, не поддержал заговор военными силами, которые были необходимы для его проведения. Кроме того, была предпринята еще одна робкая попытка произвести покушение на жизнь Гитлера в одной из пивных Мюнхена. Но служба безопасности случайно напала на след заговорщиков. Были приняты строжайшие меры охраны, и подготовленному Остером убийце не удалось даже приблизиться к Гитлеру.
Еще одна попытка была запланирована на 4 августа 1941 года, но и она провалилась, видимо, потому, что информация просочилась в гестапо.
Фон Вицлебен вернулся к делу в декабре. Все было подготовлено для развязки, когда срочная операция Вицлебена привела к тому, что план рухнул.
Некоторые из этих заговоров против Гитлера очень напоминали рассчитанные на весьма невзыскательные вкусы мыльные оперы. Так, один из заговоров предусматривал убить Гитлера во время демонстрации новой военной формы для армии. Доброволец, демонстрирующий новые модели формы, должен был иметь при себе бомбу.
Небольшая группа офицеров, которой руководил Остер, решила вплотную перейти к подготовке покушения. Руководителем группы был генерал фон Тресков, начальник штаба группы армий «Центр» фельдмаршала фон Клюге на Восточном фронте. Его адъютантом был лейтенант Фабиан фон Шлабрендорф, адвокат по профессии, смертельно ненавидевший Гитлера. Его ненависть к Гитлеру не знала пределов, а его честолюбие переходило все границы, ставя иногда под угрозу весь заговор. В Берлине кроме Остера в подпольную группу входил генерал Штиф, начальник организационного управления Генерального штаба сухопутных сил.
В марте 1943 года фон Тресков получил сообщение о том, что Гитлер прибудет в штаб фон Клюге в Смоленске с инспекционной целью. Фон Тресков тут же решил совершить покушение на фюрера. План действий был таков: самолет Гитлера намечалось сбить и уничтожить сразу после вылета из Смоленска. Затем командир кавалерийского полка Бозелагер должен был совершить «переворот» в штабе фон Клюге и установить контроль над войсками его группы армий. Штифу поручалось захватить в свои руки руководство министерством обороны в Берлине, а Остер и его помощники должны были заниматься политическими вопросами, вступить в переговоры с союзниками и наладить политическую жизнь в стране.
Бомба, с помощью которой намечалось взорвать самолет Гитлера, была спрятана в пакет весьма безобидного вида. Пакет этот передали полковнику Брандту, одному из сопровождавших Гитлера офицеров, причем ему сказали, что в пакете две бутылки коньяку. Самолет с «бутылками» и Гитлером на борту вылетел по графику, но бомба не взорвалась! Фон Шлабрендорф срочно вылетел в Берлин и перехватил злосчастный пакет до того, как стало известно его содержимое.