С половины 1709 по 1742 год = 33½ года
Вот самая огромная губерния, какой никогда уже не будет в России, губерния, раскинувшаяся от берегов Вычегды до устья Камчатки, теперь улеглась под рукою одного правителя, того же самого, который, по словам Миллера, будто бы вместе с тем управлял и Сибирским Приказом. Надобно бы иметь в виду лучшие убеждения, чтобы согласиться с догадкою историка Сибири[175].
В этой губернии трехпольное земледелие уже не первоучка, торговля, какая только могла образоваться, в немалом ходу, от истоков Туры до Шилки и обратно, первоначальные искусства, к домоводству принадлежащие, начались; оставалось устроить внутри и вне страну добрыми учреждениями и переговорами с соседями, дабы тут утвердить скипетр на нешатком пьедестале. Но прежде нежели вступим в изложение периода, надобно свести решение задачи о сибирской населенности с цитатою государственных цифр.
Так как новая система разделения государства на губернии, по неготовности сведений и по трудности соображений, успела осуществиться только к началу 1711 года, то итог податных дворов, в 1709 г. конченный, показывал[176] во всем государстве 808 256, а в Сибирской губернии 49 824. Сколько же было дворов податного отдела в Сибири, без причисления приписных западных провинций? Мы полагали 31 676, следственно, примкнулось бы к Сибири, чрез присоединение провинций, 18 146 дворов, что и походило на правду. Ибо чрез 9 лет, т. е. в 1719 г., нашлось в приписных провинциях 24 334, собственно же в Сибири, при новом ея разделении на три провинции, показывается уже 37 096, следственно, в полной губернии тогда считалось 61 340 дворов. По какому-то волшебному удару, на двух пространствах Сибирской губернии количества дворов податных увеличились, в 9-летний срок, по шести тысяч; а потому и итог всей губернии увеличился шестью долями. Теперь пойдем своею дорогою.
Читатель, проходя с нами третий период, увидит в нем как бы пробу государственных приемов, с идеями, частью новыми, то утверждаемыми, то отставляемыми и опять возобновляемыми, тогда же или в начале IV периода. Наука управления и законодательства, подобно языку человеческому, есть наука вечная и отчаивающаяся когда-либо успокоиться в полноте совершенства, потому что жизнь народов есть разновидный феномен духа и времени. Читатель уповательно не оставит заметить одну неизменную истину, бросающуюся в глаза, именно, что при всех изменениях суждено было Сибири управляться общими с Россиею учреждениями и законами. Так тому и быть надлежало бы.
Представим, дабы вдруг обнять совокупность главных предметов периода, представим себя как бы в историческом павильоне, у которого на колоннах и по фризу читаются надписи следующих происшествий.
С половины XVII столетия помечталась казакам и промышленникам в Ледовитом море земля, то на Пустоплесье между Яной и Индигиркой, то против устья Колымы, так что сибирский губернатор предписал в 1711 г. по сказкам их дойти до пряма. Мечта эта, как оптическое видение, мерещилась то тому, то другому, не только до 1725 г., но и позднее, по уверениям Аф. Шестакова, надеявшегося подарить Сибири землю.
С 1712 г. схимонах Феодор (митрополит Филофей) обращает остяков и вогулов в христианство, по примеру Стефана Великопермского. Шантарские острова осматриваются казаками. Казаки шалят в Камчатке и убивают троих старшин, и в том числе Атласова.
В августе 1713 г. проехали чрез Тобольск китайские посланники к Аюк-хану[177], для подговора его против контайши Рабтана.
1714 г. Учреждаются фискалы по губерниям и провинциям для разведывания безгласных преступлений и злоупотреблений. Тщетное предприятие, едва ли извиняемое географическим неведением того времени, предприятие овладеть Яркеном и промыслом песочного золота на восточной стороне Мустыга. Бухгольц и Лихарев, после присланный для той же цели, делаются вместо того основателями Иртышской линии. Первая духовная миссия в Пекин, под начальством архим. Илариона Лежайского.
1715 г. Первая постройка в Охотске судна для мореплавания в Камчатку.
1716 г. Подтверждается разослать по губерниям учителей для обучения детей известному состоянию арифметики и геометрии, а без знаний не давать им жениться, в силу первого повеления 1714 г.
1717 г. Грамота государева посылается к чжунгарскому контайше о благоприятствовании экспедиции Бухгольцевой, и посланный с грамотою дворянин оставляется в Урге под караулом 8 месяцев. Ноября 17-го кн. Гагарин отбыл в столицу в звании губернатора; он успел соорудить в Тобольске каменный кремль, с таким же зданием через Прямской взвоз. Сей боярин, впоследствии злополучный, много содействовал устроению губернии и осведомлению о ней на всем пространстве.
1719 г. Сибирская губерния делится на 5 провинций: Тобольскую, Енисейскую, Иркутскую, Вятскую и Соликамскую; последние две называются приписными. Кн. Черкасский, комнатный стольник, назначен сибирским губернатором с правом избрать вице-губернаторов в зауральские провинции. В июне того же года отправлен в Пекин капитан гвардии Измайлов в качестве чрезвычайного посланника и полномочного министра.
1720 г. В заводских дачах Демидова, недалеко от Тагила, открыта асбестовая гора, названная Шелковою. В ней, между слоями рогового шифера, тянется узкая полоса горного льна. Миссисипской Французской компании дозволено отыскивать и разрабатывать руды по всей России.
1721 г. Послание Синода к православным Сибири, не осуждающее браков со шведами.
1722 г. Иннокентий Кульчицкий, назначенный в Пекин для евангельской проповеди, как муж искусный в науках философии и богословия, посвящается в епископы с именем Переяславского, из осторожности, чтобы иезуиты пекинские не поняли назначения сего архиерея; но чего опасался император, то и случилось.
Губернатор открывает в Тобольске Надворный Суд, конторы рентмейстерскую и земскую; такие же конторы предписывает открыть в городах провинциальных. Измеряется 500-ю мерою дорога по Тобольской провинции[178].
На Барабе опомещаются три укрепления под именем пасов: Тартасского, Каннского, Убинского, и дорога становится проезжею чрез ос. Чаусский до Томска. Полковник кн. Солнцев-Засекин поверяет в Сибири первую перепись по душам. В обозрении заводов уральских предшествует Геннингу Татищев, любитель отечественной географии и истории, он же во свое время и преемствует в управлении.
1723 г. Основан Геннингом Екатеринбург. Геннинг доныне не забыт на Урале за уменье в должности и дельности в заводском управлении. Открыт в Тобольске магистрат, а по провинциям — ратуши, с зависимостью от губернского магистрата.
1724 г. Назначается в Селенгинске обоюдная комиссия для развода спорной межи между Россией и Китаем. Отряду в 2000 солдат и драгун назначено следовать из Тобольской провинции за Байкал для поддержания переговоров. Тара, по роковому предубеждению, выпивает до дна фиал законного мщения и горести. Велено ввести в Сибирскую губернию 5 армейских и 4 гарнизонных полка на постоянные квартиры, а уральские заводы и слободы подзаводские ограждать от озорничеств башкирских палисадами и пушками.
1725 г. Следует через Тобольск Беринг в приличном числе флотских офицеров, геодезистов и матросов в Камчатку для решения вопроса: сошлась ли Америка с Азией? Он отправляется на судах до Маковского, потом далее сухопутно или водою, и воротится не ранее 1730 г.
1726 г. Томск, Кузнецк и Нарым отходят от провинции Енисейской к Тобольской.
1727 г. Провинции Вятская и Соликамская причисляются к Казанской губернии. Уничтожаются по губерниям и провинциям лишние места и лица, конторы и канцелярии. Казачий голова Аф. Шестаков и драгунский капитан Павлуцкий назначены с командою и пушками к Северо-Востоку для приведения в подданство немирных коряков и чукчей. Озлобленные чукчи сделаются надолго неприязненными. Магистраты уничтожаются и заменяются ратушами.
1728 г. Разменен второй трактат между Россией и Китаем, в прошлом году заключенный, о торговле и разграничении от Аргуни до хребта Сабинского. Поручик Абрам Петров, отец Ганнибала, известного создателя Херсонской твердыни, строит по данному чертежу Селенгинскую крепость[179].
1729 г. Пропущены из Тобольска в Петербург посланцы от нового контайши Галдан-Церена.
В конце 1730 г. посланники китайские проехали чрез Тобольск в Петербург, а другие — к преемнику Аюки-хана, для склонения его против Галдан-Церена. Первым от Двора замечено, что по подданству волжских калмыков неприлично бы Пекинскому Двору присылать на Волгу посланников. В конце того же года ожил Сибирский Приказ под председательством генерала г. Ягужинского, с изъятием Сибири из порядка общего государственного управления, так что Приказу отдано право определять всех чиновников в сибирскую службу, кроме одного губернатора[180]. Бунт в Камчатке; ос. Нижнекамчатский, церковь и пустыня Успенская разорены камчадалами.
1731 г. Охотск назначается начальственным местом всего Северо-Востока с Камчаткою и портом для морских предприятий на тамошних водах.
1732 г. Назначена в Камчатку духовная миссия под начальством игумена Варф. Филевского для обращения идолопоклонников. Майор Угрюмов отправлен к контайше посланником со свитою и в 1733 г. вывез русских полоненников вместе со шведским штык-юнкером Ренатом, который при прежнем владельце был взят около Ямышева и служил контайше военными знаниями против китайцев. Другие китайские посланники проехали в Петербург для поздравления императрицы Анны с восшествием на Престол. К сим учтивостям Пекинский Двор приведен не своими правилами, а победами, какие одерживал в Монголии славный Галдан-Церен, достойный имени первого Галдана. Вместе с теми посланниками явились на забайкальской границе особливые посланники, назначенные еще раз на Волгу, но они не были впущены в Сибирь вследствие прежнего объявления.
1733 г. Имянный указ в успокоение ясачных Охотского и Камчатского ведомств.
1734 г. В Тобольске чрезвычайное наводнение, 7-ю вершками превышавшее прежнюю водополь, случившуюся за 96 лет. Абулхаир-хану, за приведение малой киргизской орды в российское подданство и за мнимое к тому же склонение аральского хана, — похвальная грамота. Поручено Кирилову возвесть укрепленный город при устье Ори. Сибирский Приказ торгует ревенем, который в 1727 г. отдан в народную торговлю, торгует с воспрещением частным людям под смертную казнью и под опасением заказненья всех животов. Татищеву, прежде помянутому, дается умный наказ для управления уральскими заводами, с полномочием заводить заводы в провинции Вятской, в Башкирии, на Алтае и в Нерчинском краю.
1735 г. Необычайное обилие серебра, вымениваемого на Кяхте за лошадей, скот и другие статьи продовольствия, закупаемые и китайцами и чжунгарами, для обоюдных войск. Третий Башкирский бунт, по поводу заложения крепости при устье Ори.
1736 г. Иркутская провинция, непосредственно подчиняясь Приказу, отделяется от начальства тобольского, с которым и списывается сообщениями. В половине сего года бывшему иркутскому вице-губернатору Жолобову за тяжкие клеветы на тобольских начальников, за разные противозаконные поступки и похищение казенного достояния до 35 000 р. отсечена голова в Петербурге, спустя 15 лет после суда, совершившегося над сибирским губернатором кн. Гагариным[181]. Местная летопись, похваляя Жолобова за знание в делах, обвиняет его в алчном мздоимстве и кровавой жестокости, чем доказывается, что есть перст, пишущий правду против корыстолюбия и бесчеловечия, даже при Эрнсте Бироне, который сам состоит подсудимым истории, за такие же неправды. Горные заводы переходят к пришлецу Шемберху, с именем генерал-берг-директора, которому Татищев подчиняется, потом перемещается в Оренбургскую комиссию для положения дела о Башкирском бунте на мере, дабы впредь не могло быть подобных замешательств.
1737 г. Камчатские сопки навели великий страх на полуостров.
1738 г. Требуются для Императорского зверинца из Сибири живые маралы, соболи, дикие лошади, бобры, барсы или тигры, пестрые козочки 5-копытные на каждой ноге (гиенны) и т. п. Двукратное требование редких четвероногих и птиц, затеянное обер-егермейстером Волынским, отменено после злополучной его кончины. Рассматривается вопрос: выгоднее ли содержать заводы казною или частною рукою? Вопрос сей можно бы переложить в следующий: кому легче найти знающих людей для заводского дела, казне или частному лицу? Падение горной промышленности решено, как между тем опытный заводчик Демидов успел перенесть с 1726 г. рабочие руки в веселые предгорья безыскусственного Алтая, сохранившего, однако ж, следы бывалых копей.
1739 г. Снова со всею строгостию указывается для провоза товаров одна дорога чрез Верхотурье, и поэтому дорога, которую Татищев думал установить из Екатеринбурга на Кунгур, опять запала. Мастера с уральских казенных заводов, по представлению Шемберха, переводятся в Лапландию. Казенный караванный торг колеблется, и право его отдается в компанию капиталистов и знатных персон, как пояснено в следующем году. Не видны ли тут пальцы Бирона? Ос. Ямской заведен при Пенжинском заливе для надзора за коряками.
1740 г. Поставлено в обязанность прокурору Сибирской губернии, чтобы при представлениях Сенату и генерал-прокурору о преступниках, осуждаемых губернскою канцеляриею, он пояснял содержание дел и подведение законов, на каких именно состоится приговор. Историограф Миллер, возвращаясь из Сибири, увозит для Академии наук остов великого животного, лежавший у ворот Софийского дома, но какого животного, Сборник не умел сказать.
1741 г. Кабинет-министры определили дать знать Сенату, чтобы усилить в ос. Анадырском отряды строевой и казачий. Причина очевидна: данный толчок подается и отдается. Демидову позволяется устроить крепость при Барнаульском заводе, окружаемом пустынею и степными грабителями. Сибирской канцелярии дан наряд сблизить приличное число войск с границею, для наблюдения за движениями чжунгарского полчища.
Давно бы надлежало упомянуть, что жаждущий бессмертия Беринг вторично отправился в 1733 г. в Камчатку с флотскими офицерами, многими учеными, геодезистами и морскими служителями, числом до 200, для изведания устья Амура, определения расстояний между берегов Камчатки и Америки, для подтверждения первого решения о проходе между Азией и Америкой и для обогнутая Чукотского Носа, в связи с гигантским осмотром берегов Ледовитого моря от Двины. Давно бы надлежало сказать, что с 1734 до 1742 г. моряки наши странствовали по прибережным зыбям негостеприимного моря с неутомимостью, с самоотвержением, хотя и не удалось им достигнуть ожидаемых подробностей науки. Тут и там не доделано дело великое, как невидимая рука на пустынном острове выносит урну и ставит ее на ростральных обломках. История морская вырезывает на ней имена Беринга, Чирикова, Прончищева, Лассениуса и Лаптева; рассказывает их заслуги, труды, изнурения, жалостную кончину троих, и вот свинцовые буквы бессмертия! Читатель с сердцем не изгладит их и слезами.
Из хронологического обозрения, как здесь представлено, нетрудно усматривать: а) заботливость о распространении просвещения христианского и учебного, б) заботливость об улучшении образа управления, в) заботливость об умножении металлов извне и о домашнем распространении заведений металлических, г) заботливость об обеспечении сухой сибирской границы и об узнании границы приморской. Сии и другие неминуемые статьи будут оглавлениями периода, оканчиваемого воззрением на достопамятности сибирские.
Глава IО просвещении
Здесь речь идет о просвещении в двояком значении: о просвещении иноверцев в православной вере и о просвещении русских сибиряков в ученье. Начатки того и другого, особенно первого, принесены из рассадника киевского.
Митрополит Филофей, как муж ученый, напутствованный также учившимися монахами и бельцами, в числе которых надобно полагать и Григория Новицкого, дееписца, для того и отправлен в Сибирь, чтобы, во исполнение воли Петровой, распространить христианство в стране идолопоклоннической до самого Пекина. Между тем как Филофей строил и украшал храмы, поправлял монастыри, поновлял в Софийском соборе иконостас резьбою и живописью, рассудилось ему предварительно послать к Джебдзун-кутухте своих ученых для разведания о веровании ламайском и придать им молодых людей для изучения монгольского языка. Наши ученые достигли до куреня халхасского кутухты и ограничились рассматриванием буддизма. Кутухта, дабы показать гостям свою важность и благоговение поклонников, раз собрал тысячи две лам и, окруженный сею толпою, вошел в кумирню и, посидев на возвышенном месте, задал гостям вопрос: сколько в этот день родилось на свете? Наши ученые, как бы издеваясь над высокоумием, сами вместо ответа скромным образом предложили не менее забавный вопрос: сколько в этот день умерло людей в целом свете? Ответствовано, что в минуту вопроса много могло умереть: под тем же предлогом и гости отказались от решения нерешимой задачи. Можно верить, кутухта, напоенный из Моря Притчей и небылиц буддийской космологии, желал бы предложить и другие неприступные вопросы, но за недостатком доброго переводчика осталось неизвестным, чем кончилась степная беседа. Новицкий упоминает еще, что привезенные ученики, хотя и были приняты скоро, по замеченному к ним невниманию, возвратились в Сибирь без успехов. Посылка, кончившаяся без последствий, принесла, по крайней мере, Тобольской иерархии первое сведение о внешних обрядах буддизма и, быть может, о духе его. Нетрудно в этом ученье заметить некоторые истины наизнанку: самоотвержение с целью фиглярства, понятие об обожении человека в смысле земном, понятие о вечном Мелхиседеке чрез цепь перерождений, несколько похожих на мечтания пифагоризма. Истинно, буддизм есть море превращений индо-овидиевских.
В 1711 г. Филофей, оставив епархию и облекшись в Тюмени в схиму, погребся, так сказать, в один помысел о вечности; но с прибытием преемника его митрополита Иоанна[182], губернатор кн. М.П. Гагарин, зная твердую волю государя об обращении иноверцев в христианство, предложил благочестивому схимнику все способы, от его власти зависевшие: судна, людей, толмачей, жизненные припасы и приличные предписания местным управителям для содействия обращению иноверцев. Таким образом, схимник поплыл из Тобольска вниз по Иртышу и чрез три дня остановился в остяцких юртах, поклонявшихся истукану в образе гуся. После увещания, какое было совместно с понятием слушателей, они согласились на сожжение истукана и, однако ж, видели гуся, из огня вылетевшего. Далее проповедник доплыл до юрт, чтивших идола в образе человеческом, и также преданного огню; тут произошло смятение среди остяков, утишенное тем убеждением, что, когда идол сгорел, очевидно, что в нем не было божества. В Кондинском монастыре собрано было множество остяков, и первый из уверовавших в Бога Триединого был князец Адашев, который, для дальнейшего уразумения Христианской Веры, был соглашен съездить в Киев и возвратился, конечно, не без плодов. В этом году схимник видел и Березов.
В 1713 г. он вторично поплыл по Иртышу для утверждения новообращенных, равно и для привлечения необратившихся. В Атлымских юртах проповедник терпеливо препирался с закоренелым заблуждением и, когда преодолел возражения, открыл купель крещения. Остяки, уже крестившиеся, сперва не соглашались на крещение жен и детей, но и это препятствие было побеждено. К смущению остяков, навернулся магометанский абыз, устрашавший их постами и упразднением многоженства, но этот соблазнитель был прогнан. Окрещено 3500 душ. Воображая чувственность, в какую погружены остяки, и трудность постов, установленных Церковью в климатах благодатных, нельзя не отдать похвалы Феодору, успевшему преодолеть прелесть двух сильных искушений.
В феврале 1714 г. наш благовестник отправился из Тюмени в Пелым и ежедневным поучением уже в марте привлек вогулов к таинству крещения до 400 душ. В том же году посланный для обращения священник прибавил к стаду Христову до 300 вогулов. В июне сеятель Слова Божия еще посетил по Иртышу засеянную ниву и там, где прежде не останавливался, усердствовал насаждать учение истины вместо исламизма, начавшего вкрадываться среди остяков, по склонности к плотской необузданности и по легковерию к сластолюбивым обещаниям в будущей жизни. В Березове заранее были собраны остяки дальние; они, последуя примеру собратий, без сопротивления приняли таинство крещения, для дальнейшего же наставления в христианстве оставлен у них священник. При содействии губернатора уже строились церкви среди остяков. По возвращении из Березова схимник Феодор поспешил в Тюмень и в том же году навестил вогулов и заложил церковь.
В 1715 г. Феодор снова, услышав волю государеву (от 6 декабря 1714 г.), чтобы ниспровергнуть идолов и божницы у вогулов, остяков, якутов и прочих и стараться обратить иноверцев в христианство, отправился на судах вниз по Конде и встретил необыкновенное сопротивление, даже покушение на его жизнь; но искренность в святом деле, чистота в намерении и сердечная доверенность к помощи Божией ополчили смиренного старца дивною неустрашимостью. Если бы не было с ним Господа (Псал. CXXIII), живого поглотила бы река, покрыла бы душу его, покрыли бы душу воды бурные. Наконец, юрточные старшины, пристыженные смелою доверенностью, предложили по своей простоте проповеднику примирить верование их с верою христианскою, странным образом:
а) окрестить кумира их и оставить;
б) не запрещать есть лошадиное мясо, как вкусное;
в) позволить им самим крестить своих жен и надевать на них кресты. Разумеется, что остяки доведены были до того убеждения, что напоследок признали свои предложения за несообразные с важностию дела.
Митрополит Феодор, по случаю кончины митрополита Иоанна, опять признан государевою грамотою к правлению епархии; и с 1716 г. он продолжал дело обращения чрез посылаемых священников. В конце 1718 или в начале 1719 г. он следовал в Иркутск, как в свое викариатство, и, прибыв туда в марте, проехал за Байкал, откуда, возвратясь в мае обратно, в том же месяце отправился водою. В это время, надобно полагать, духовные его, из Енисейска посланные, обратили в христианство чулымских татар и больше половины кистимцев, живших около р. Томи, недалеко от телеутов. Приятно думать, что муж апостольского духа недаром плыл по Ангаре, Тунгуске, Кети, и если не начертал он знамения креста на Барабе, причиною тому тогдашняя непроездность страны. Постройка церквей среди обращенных, жалованье священникам с причтами, жалованье и некоторым крестившимся, освобождение новообращенных из рабства, выключка их из подушного оклада и возвращение в оклад ясачный, все сии статьи, о которых ходатайствовал добрый пастырь, как подтвержденные в 1720-ми следующих годах, удостоверяют в уважении, каким он пользовался у правительства. История, однако ж, не находит доказательства, с чего приписывается митрополиту Феодору обращение иноверцев до 40 000 душ, которых счет вернее записан в книге животной.
Первая миссия в Камчатку отправлена в 1705 г. сибирским митрополитом Филофеем, в лице архимандрита Мартиана. Неизвестно, долго ли он проповедовал Слово Божие. Причина неуспешной проповеди состояла в междоусобии казаков и в возмущении камчадалов, как мы говорили во втором периоде. К прибытию вторичной Камчатской экспедиции было крещеных камчадалов не более ста душ; но достоверно то, что Успенская пустыня в Камчатке заведена помянутым миссионером. Другая миссия туда снаряжена не ранее 1732 г., но, к сожалению, эта миссия под начальством игумена Филевского, по вспыхнувшей внутренней вражде, прежде, нежели достигла места назначения, возвращена назад. Так как при составлении миссии предполагалось присоединить в помощь ея новгородских священников, за вины на житье в Якутск отосланных, есть некоторая вероятность полагать, что эти служители, по возврате миссии из Якутска, добровольно или по приказанию отправлены в Камчатку для продолжения начатого обращения[183].
Во всяком случае, историческая подлинность обязывает отнести общее обращение Камчатки к третьей миссии, которая там явилась в 1745 г., во исполнение указа, в 1742 г. состоявшегося.
Вселенский помысел Петра о распространении православия в землях китайских сколь ни величествен, доныне не осуществился, по скудельным ли сосудам, которым вверялась тайна благочестия, или по неготовности духа гобийского и загобийского. Там особые небеса, особые стихии жизни, даже животной, свои заблуждения вместо истин, утвержденные тысячами времен и миллионами отживших поколений, следственно, для возрождения поколений живых требуется время благоприятное, когда бы народная образованность возвысилась над тысячелетними верованиями, поняла тщету их и ощутила жажду к идеям высшего духовного порядка. В такое время воссияет с неба день спасения, лишь бы от севера явились души безмездные, души, водимые духом апостольства. Между тем пускай срочные духовные миссии предуготовляют стези провидения, пускай устилают стези сии взаимными связями, как вайями, до сближения двух великих государств.
Здесь заметим исторически, что первая миссия под начальством Илариона Лежайского, приехавшего иеромонахом в Тобольск с митрополитом Иоанном Максимовичем и, при производстве в чин архимандричий, пожалованного митрою, отправилась в 1714 г. в Пекин, где принята не только с отличным уважением, но и с радушием, по признательности к миролюбивой политике Петровой, не меньше и к обязательному приему китайских посланников, ездивших к Аюке-хану. Во вторую миссию назначался Иннокентий Кульчицкий, для сей цели в 1722 г. посвященный в епископа, но на китайской границе два раза не принятый, сперва под двумя маловажными предлогами, требовавшими особого рассмотрения о перебежчиках и о разграничении, а во второй раз, в 1726 г., потому, что Иннокентий в письме сибирского губернатора назван великим господином и что прежние два дела еще не кончены. Иезуиты нашептывали под ухо пекинского министерства, Двор Пекинский хитрил против старого соседа; но, когда время обнажило эту группу, нельзя не задуматься о коварстве братского ордена Иисусова, опасавшегося соперничества в лице мужа, который ехал на служение Иисусу, а не для происков у богдохана. Впрочем, в деле Божием приличнее придержаться той беспристрастной мысли, что, конечно, не приспело время открытию двери во языки. Итак, вторая миссия поручена зауряд архимандриту Антонию Платковскому, который в 1729 г. уехал в Пекин с братией, с причтом и тремя учениками языков и который в 1731 г. отдельно возвращен из Пекина[184], как бы в наказание за клеветы против блаженного Иннокентия, если в самом деле он клеветал. Третью миссию составлял, с прибавкою братии и троих учеников, архимандрит Посольского монастыря Иларион Трусов, бывалый в Пекине при караване в звании иеромонаха. Для умножения православных христиан в столице деизма и буддизма, архимандриту отпускались из казенного каравана деньги на кресты, на образа и на содержание китайцев новокрещеных; правительство поддерживало мысль Петра Великого, бросало семена на китайской земле, но плоды скоро засыхали. Иларион там скончался в 1741 г. Один плод, и тот посторонний, увидели по части лингвистики в успехах ученика Рассохина, которому по возвращении из Пекина, в 1741 г., поручено вместе с обрусевшим китайцем Ф. Петровым обучать китайскому и маньчжурскому языкам при Академии наук[185].
При усилиях, какие делала Тобольская иерархия вместе с викариатством для обращения язычников подданных и заграничных, она, конечно, неравнодушно видела около себя отторжения коренных чад Церкви, и, что удивительнее, во время митрополита Феодора толь ревностного к христианскому благочестию. Бедственные самосожжения закурились между Тарой и Тюменью, двумя городами, в которых издавна запали коренные старообрядцы. В 1722 г. близ слободы Каркиной (Ишим) в пустыне какого-то Смирнова сожглось неизвестное число раскольников, также — близ слободы Атбашской в деревнях Выровской и Зырянской, а в 1724 г. за Пышмою — 145 душ, прочие же разбежались. Толь отчаянное самоистребление надобно приписывать не одному упорному ослеплению, но и духу времени. Вместо того, чтобы врачевать отпадших детей Церкви, как больных, кроткою и сострадательною беседою, тогда смотрели на них с отвращением, даже с остервенением; но истина худо произносится устами желчными, худо и слышится ушами обиженными, и чтобы расстаться во вражде, довольно оскорбительного слова и оскорбленного слуха. При таком разладе умов раскольники бегут от стыда, каким в России их преследуют, в Сибирь, а в Сибири (ук. 28 июля и 15 октября 1722 г.) ловят их для отсылки в Рогервик; естественно, они прячутся у добродушных мирян, и в скорби, которая умеет быть увлекательною, внушают им тайну лжеучения за истину гонимую. Язва слабоумия раздраженного опасна! Она тем более заражает, чем менее исцеляется. Синод, по случаю сибирских бедствий самосожжения, в 1726 г. (15 января) в пастырском увещании сетует против лжеучителей раскола, что они, презрев закон Божеский и естественный, вовлекают людей простодушных в самовольную погибель. Это истинно, но, чтобы вдохнуть истину в души помешанные, требуется от местных увещателей орган кроткий, терпеливый и сердечный.
Кстати здесь упомянуть, как поступали тогда с оскорбителями церковных уставов и благочиния. В 1726 г. якутский служивый Сургучев судился за дерзкие речи против уставов Церкви. Из производства дела (сенат, ук. 27 марта) видно, что отступник после увещаний был жжен в Тобольской губернской канцелярии и остался при своем заблуждении. Это случилось чрез 37 лет после сожжения в Москве еретика Квирина Кульмана. Сургучев послан в Соловецкий монастырь, впредь до исправления.
Изложив ход и дух просвещения христианского в Сибири, мы обращаемся к просвещению учебному, по состояниям, начиная с духовного.
Духовные, первоначально переселявшиеся из России в Сибирь, передавали своим детям знание в церковной азбуке, уставом или полууставом переписываемой, труднейшей, чем алгебра[186], потом в чтении псалтыри и церковных книг, вместе с тем и в пении, как в поэтическом восклицании души к ея виновнику. Огонек грамотности долго таким образом горел и не разгорался под семейственными кронами, пока устроились монастыри и архиерейские домы, в которых, без сомнения, имелись экземпляры печатной в 1637 г. азбуки Бурцева и последовавших изданий. Около настоятелей монастырских, как начальников известного числа церквей, по неизбежной надобности завелись досужие наставники юношей; а когда архиереи, уроженцы малороссийские, стали приезжать в Сибирь с учеными духовными, искусными и в иконной живописи, сии лица, особливо с 1722 г., когда явились вновь отпечатанные буквари и катехизисы, уделяли свои досуги на обучение юношества церковному кругу и приятному мастерству. Так, напр[имер], мы знаем из достоверных известий, что в Иркутском Вознесенском монастыре было училище на содержании епископа Иннокентия Первого, и тут же другое училище для монгольского языка при известном архимандрите Платковском. Тем более ревновали о распространении грамотности пастыри Западной Сибири, как окружаемые нарочитым числом людей учившихся. Припомним киевские рапсодии.
Славяно-греко-латинская академия со времен Феодора III могла быть матерью повсеместного духовного образования, но Москва, по тогдашним отношениям общежития, казалась слишком далекою от Сибири. В 1723 г. Синод приказывал присылать отовсюду молодых монахов в академию, но по отчету 1727 г. видно, что из Сибирской епархии там учился один молодой иеродьякон, да и тот из 1-го класса отпущен в Сибирь безвозвратно. Ученье постепенное и долголетнее пугало не одних сибиряков.
Здесь прилично предъявить к сведению, что в Сибири не было установленных училищ или семинарий до 1743 г., несмотря на желания, повеления, надпоминания Петра Великого и на духовный регламент, требовавший установления семинарий. Мы не хотели бы грешить против памяти архипастырей, но нельзя не указать на причину холодности их к заведению семинарий; она скрывалась в статье самого регламента, требовавшего, чтобы учащихся содержать на счет монастырей и церквей достаточных, а учителей содержать самим архиереям, на счет своих доходов.
Некоторые думают и пишут, что образование тобольского юношества много одолжено военнопленным шведам, дававшим, по словам лекаря Беля, концерты от Тобольска до Енисейска. Напротив, Тобольску памятна одна их услуга — отстройка каменного кремля, от которого и ныне остается твердыня среди Прямского взвоза, вмещающая губернский архив. Конечно, некоторые из шведских офицеров могли учить в начальнических домах немецкому языку, рисованию, черченью, музыке и танцеванью, но такое образование не принадлежало земле, потому что не подходило под нравы народные. Ученики их, в числе 4 или 6, с отъездом своих отцов блестели в России, если было чем блестеть. Сибиряки исстари чуждались иноземцев происхождения неславянского. Доказательством послужит домогательство шведов жениться на сибирячках и вместе испытанная безуспешность найти охотниц для такого замужества. Татищев во время первого своего командования на Урале желал употребить по заводам несколько шведов, горное искусство знавших, с обещанием исходатайствовать им законную возможность ко вступлению в браки, но ни манифест, ни указ синодский, по сему обстоятельству последовавшие, не подействовали на мнение народное. Тогда правительство не нашло лучшей меры к сближению сибирских семей со шведами, как поручить Синоду в 1721 г. (18 августа) написать к православным послание и именем Церкви, из священной истории и Библии пространно доказывать о незазорности браков со шведами. История не знает последствий.
Лучшее и полезнейшее образование, к какому руководствовал преобразователь России, было бы геодезическое. Он два раза, в 1714 и 1716 гг., приказывал обучать детей секретарских и подьяческих арифметике и геометрии, без чего не позволять им и жениться, и в третий раз велел разослать в каждую губернию по два учителя из математической школы гр. Апраксина; но, к сожалению, по малочисленности мальчиков, по новости дела, по недоверчивости родителей, как и в России, потом по причине хлопот тобольских должностных людей, замешавшихся в гагаринское следствие, наконец, по 4-летней небытности губернатора присланные учители удовольствовались одним сочинением ландкарты Тобольского уезда. В 1728 г. Сенат при новом распределении геодезистов по губерниям упрекает Тобольскую губернию за малоуспешность в доставлении карт, но не любопытствует о заведении школы. Года за два до того присланы были и в Иркутскую провинцию 4 геодезиста для составления забайкальской карты, как необходимой при переговорах с китайцами о положении границы. Они оставались в Сибири до Второй Камчатской экспедиции. Сословие геодезистов, употреблявшихся во всех важных посылках, начиная с Евреинова и Лужина, в 1719 г. посыланных для осмотра одного из Курильских островов, оказало большую услугу описаниями топографическими и определением широт, где нужда требовала; но нам представляется не излишним здесь заметить, что местного геодезического заведения не было во всей Сибири прежде второй половины XVIII столетия.
Правда, что начало Охотской навигацкой школы, в которой полагалось учить грамоте, арифметике, навигации и другим вспомогательным предметам, относится к 1732 г., но по малому числу морских детей и по недостатку наставников школа могла оказать успехи низшей степени.
Говоря о грамотности страны, в каком бы состоянии она ни проявлялась, с удовольствием надобно подивиться, что солдатские дети, обучаясь грамоте в гарнизонных школах, числом до 80 и более, занимали места писарей при полковых дворах, при сборах и счетах народных податей и небольшим знанием служили как военному начальству, так и стране в посторонних местах.
Из сего следует, что особы, начальствовавшие по духовному и гражданскому служению с окружавшими их, могли быть учеными или образованными, что правительство для всех поручений, где требовалось знание или искусство, присылало особливых людей и что местные городские толщи ограничивались обыкновенною грамотою, приспособленною к их определенным состояниям. Исключить можно нескольких посадских, которых руки начинали приниматься за два искусства: иконопиство и орнаментную церковную резьбу из липы. Купец Мясников не был природный сибиряк, Мясников, в 1739 г. вызвавшийся пред правительством, что может научить китайским мастерствам: давать красной меди вид золота и делать фонари из рогов. Правительство все ему дало, чего он ни желал, и способ еще раз побывать в Пекине, и учеников из молодых сибиряков, и пособие переселиться ему с семьею на Стрелку при Чикое; но следы обещанных искусств дожили до нас не на Стрелке, а в чертах благоволительного указа. Недурно и то, что шарлатан был не из сибиряков.
Глава IIО составе управления
Представляя состав Управления в новом размере Сибирской губернии, мы находим по цифрам 1711 года, что в отношении к целому государству троякая сила состояла: а) в 1/16-й доле относительно к числу податных дворов; б) в 1 /14-й относительно к доходу, или 220 080 р.; в) в 1/20-й относительно к гарнизонным полкам, потому что находилось только два полка.
Изменения сил естественны в стране живой.
1722 г. По первой переписи податных душ в государстве 5 000 000, следственно, разделив на 815 300 дворов, снова в 1718 г. пересчитанных, вышло бы на двор по 6⅛ мужеска пола. В том же году по части Сибирской губернии показывается 61 430 дворов; следственно, полагая на двор по 6 человек м[ужского] п[ола], выходит почти такое число, какое у правительства выведено через два года, т. е. 369 003 податных людей, кроме инородцев. Поэтому податная мужеская населенность полной губернии в отношении к государству составляла 13⅕. В 1727 г. по первой же переписи, но выправленной, нашлось в государстве 5 528 742 податных; в Сибирской же губернии, состоявшей только из трех зауральских провинций, вышло 169 868 податных душ, включая в то число и приписных к уральским заводам 25 060[187].
Поэтому податная населенность, собственно сибирская, составляла в отношении к государству 33-ю долю и, полагая в отдельной Сибири по переписи 1722 года 37096 дворов, выходит на двор только по 4 мужчины, как и в нашем дворовом счете выйдет. Не останавливаясь здесь на постороннем недочете 80 516 ревизских душ, в России 1730 г. замеченном против переписи 1727 г., мимоходом упомянем, для сравнения с нашим выводом, что в 1732 г. показано по Сибири ямщиков м[ужского] п[ола] 6723 души. Таков отчет о силе населенности!
Подушный государственный доход, сообразно переписи 1722 г., мог восходить в Сибирской губернии до 300 000 р. со включением посадского оклада, без прибавки оброчных 40 к., вскоре отмененных взамен десятинной пашни. Ясачный оклад по 3 соболя, или по 210 к. (не везде и не всегда), и десятинный хлеб также относились к окладным доходам. По Сборнику, с 1722 г. губернатором кн. Черкасским положено обрабатывать по 3 десятины казенной пашни, конечно на двор, но не сказано, в каких именно уездах; положив же по 30 с лишком пудов с десятины, податный двор внес бы около 100 пудов, или около 5 р., полагая по 5 к. пуд. Взяв отдельно Сибирь, согласно с цифрою 1727 г., она могла приносить подушного и посадского дохода до 112 000 р., не считая ясака и десятинной пашни.
Из введенных в 1724 г. в Сибирскую губернию на постоянные квартиры полков армейских и гарнизонных, после отделения приписных провинций, могли остаться в Сибири 2 гарнизонных в прибавок к прежним двум, из которых один в 1725 г. ушел за Байкал и именовался там Якутским. В 1727 г. (указ 23 марта) велено составить особый отряд в 1500 чел. для охраны Якутской области с Камчаткою и Северо-Востоком, и сей отряд почти весь составлен из казаков. При Петре II в расписании сибирских полков действительно показано 4 гарнизонных: Сибирский, Тобольский, Енисейский и Якутский, расположенный частью в Иркутске и за Байкалом. После второго разграничения с Китаем учреждены по границе из селенгинских бурят и тунгусов 3 полка, вполовину против казачьих, и пожалованы им знамена[188]. В 1736 г. велено вновь в Сибири сформировать один драгунский полк и пехотный батальон из сибирских дворян, казаков и их детей, с определением офицеров из полевых полков. К тому надобно прибавить годную по Уралу команду до 200 чел. Само по себе разумеется, что сословие казаков, чувствительно уменьшавшееся в числе от неоднократного отделения в строевые полки, не переставало существовать в прежних правилах.
Вот общие выражения трех сил: населенности, дохода окладного и обороны, в продолжение III периода!
Неокладные доходы: таможенный, кабацкий, пиво-медовый, табачный, карточный. Для примера выпишем из Сборника два тобольских итога, в которых опять является статья карточная, даже после запрещения 1717 года.
Если положить по половине в Енисейске и Иркутске, по четверти в Якутске, Томске, Таре и Тюмени, по шестой доле в Красноярске, Селенгинске, Кузнецке и Туринске, по 1/56 — в Березове, Туруханске, Нарыме, Кетске, Маковском и Илимске; если положить таможенного дохода по 20 тысяч в Верхотурье, как в Нерчинске, по словам гр. Владиславича, и по шестой доле прочих сборов против 28 тысяч тобольских, то сумма неокладного годового дохода в сибирских городах равнялась бы 127 000 р.
Единовременные денежные поборы, по городам изменявшиеся, как то: канальные[189] и другие, не относятся сюда. Для канала Ладожского требовалось с души по 70 к., а в 1720 г. — по 20 к. с двора.
В Сборнике написано, что в 1722 г., при введении нового губернского порядка, губернатор положил подымного по 5 рублей, чему нельзя верить. Но, как это неосновательное утверждение с чего-нибудь взято, может оно быть принято с двояким изъяснением: или разумелся под тем оклад 3-десятинной казенной пашни с двора земледельчествовавшего, или платеж подушных и других сборов с известного числа душ, приписанных ко двору, для облегчения взыскания.
Для взимания податей личных и денежных, равно и для содержания войска на постоянных квартирах, употреблялись с известного времени два способа.
1-й, писцовый, по которому число дворов всего государства разделено на 146½ доли, а в доле полагалось 5536 дворов. Поэтому в полной Сибирской губернии считалось 9 долей, впоследствии, с 1720 г., — 10 вытей.
2-й, новый. На содержание постоянно квартирующих полков назначались не деньги из казначейств, а подати с крестьян по расписанию, по которому на содержание солдата пешего причиталось 35½, на конного — 50¼ души ревизской. Полковники сами чрез свои средства сбирали полковые оклады. В Сибирской губернии, пока пребывала в соединении, на содержание 9 полков было отчислено 355 042 души, кроме первых двух гарнизонных, стоивших 17 000 р.
Первый способ, при напрасной замысловатости, был сложен и нетверд, потому что при поправках переписи, хотя он и мог долго держаться неизменным в числе долей, подлежал частым изменениям в количестве дворов долевых, отчего писцовая доля, потом выть, изменялась в числительности, как монета по курсу[190]. Но, независимо от слов «доли» или «выти», при требованиях правительства простое число дворов оставалось предпочтительным способом, пока оно, до окончания первой государственной переписи, не заменилось числом душ.
Второй способ, в важном намерении придуманный, вышел бременем для крестьян, потому что полковник, живучи среди них в штабном дворе, принимал роль феодального владельца, особливо при мягкости или потворстве губернатора. С 1726 г. правительство делало неоднократно строгие предписания насчет своевольств со стороны штабных дворов и их сборщиков, но дело шло своим чередом.
Губерния, равно и провинция, состояла из городов, города — из дистриктов, дистрикты — из слобод, слободы — из деревень.
Города были 5-та классов. К первым относились даже те, в которых было дворов от 2–3 тысяч, как Тобольск и Иркутск; к последним и — слободы, имеющие дворов меньше 250. Купцы и посадские делились на две гильдии, ремесленники на цехи с 1722 г.
Канцелярия губернская или провинциальная была место управительное, иногда следственное и иногда судное. Губернатор или провинциальный вицегубернатор в ней председал. С 4 апреля 1714 г. установлен порядок протоколов и голосов. Недовольные постановлениями канцелярии жаловались в Приказы, потом, с 1720 г., — в коллегию, по принадлежности.
Контора рентмейстерская хранила доходы, вела расходы, давала счеты камериру. Контора земская вела по губернии или провинции счеты месячные, годовые и валовые. Она управлялась камериром, который получал отчеты от рентмейстера и земского комиссара. Комиссару земскому сверх сбора податей наказано смотреть за благонравием, хозяйством и благочестием жителей подведомого округа. Все эти места и чины подчинялись канцелярии.
При канцелярии губернско-сибирской и провинциальной состояло известное число дворян и детей боярских, для разных поручений и посылок. Еще в I периоде, когда не было дворян, при Избе Приказной тобольского воеводы кн. Сулешева состояло боярских детей 33.
Где есть надворный суд, там судные дела не принадлежат канцелярии. В нем был судья с заседателями, а за правильностью решений наблюдал прокурор подполковничьего чина. С 1727 г. велено[191] сибирскому губернатору председательствовать в Тобольском надворном суде, по вопиющим беспорядкам, какие им усмотрены.
Власть надворного суда простиралась не далее 200 верст. Вне сего расстояния иски, не превышающие цены 50 р., разбирались судебными комиссарами, которые сделались, особенно в отдаленных местах, самовольными судьями и исполнителями своих приговоров, по делам даже уголовным. Иски, превышающие цену 50 р., судились по-прежнему воеводами и их товарищами[192], или так называемыми воеводскими (городскими) судами. Апелляция на воеводские суды и на судебных комиссаров шла в надворный суд, а на него — в Приказ по принадлежности, потом — в юстиц-коллегию.
Губернский магистрат, от которого зависели ратуши провинций, сам зависел не от губернии, а от главного магистрата, окончательно решавшего дела исковые и уголовные, если не примешивались люди посторонних ведомств.
В каждую из двух столиц приезжало от лица губернии по комиссару для принятия указов из высших мест и Сената.
Сибирский Приказ, с открытия губернии, заведывал доходами мягкой рухляди, а дела по управлению принадлежали Сенату на общем государственном основании.
Сибирский губернатор был хозяин губернии во всех отношениях, с властью и над военною силою. Обер-комендант был его помощником по гарнизону.
При губернской канцелярии был совет из одного ландрихтера в виде товарища и 9-ти ландратов, по числу долей. Голос губернаторский равнялся двум. Ландраты по делам особой важности посылались в свои доли, которых комиссары им подчинялись[193].
При вице-губернаторе провинции полагалась 3-я доля ландратов против губернии. Они упразднены после введения в Сибирь гарнизонных полков.
В 1714 г. положены в содействие губернаторскому правлению 4 фискала, кроме которых еще в каждом городе по 1-му, с допущением в сие звание и посадских. Фискалы сперва начались при Сенате. В губерниях им удавалось проникать в черноты и неправды.
В 1725 г. (20 апреля), при начале другого царствования, действия фискалов, поддерживавших вероятности своих доносов разглашением опорочиваний, ограничены.
Фискалы духовные учреждены также при Петре Великом, с именем инквизиторов и протоинквизиторов. Им даны инструкции, но по Сибири не слышны их подвиги.
Настала смена учреждениям Петровым, смена, дабы уменьшениями расходов облегчить казну, в могущественное царствование исчерпанную на широкие, безостановочные предприятия. Подражание балтийскому ландратству исчезло.
В Сибирской губернской канцелярии вместо ландрихтера являются два товарища прежде 1735 г. и вместо дьяков с 1726 г. — два секретаря. С 24 апреля 1725 г. при губернской канцелярии определено 50 дворян и 100 боярских детей для рассылок и поручений[194].
Надворные суды уничтожены, и право судное отдано канцелярии губернской и провинциальной. Прокурору упраздненного суда прилично бы перейти в канцелярию, но он удален из губернии, будто бы по злонамеренности Остермана, мужа по Нейштадтскому договору незабвенного, обвинявшегося при его осуждении и за уничтожение должности прокурорской. Губернский прокурор в первый раз увидел Тобольскую канцелярию в январе 1732 года. Ему в октябре 1740 г. Сенат заметил три уголовных дела, вопреки Уложению канцеляриею вершенных, и впредь велел основательнее доносить себе и генерал-прокурору о приговорах. Человеколюбивое внимание Сената к преступникам не должно быть проронено для читателя, когда оно мирит душу его с временем, которое слывет не так веселым.
Судебные комиссары по дистриктам уничтожены, и судное право перешло в воеводские суды. Вообще, суд и расправа отданы губернаторам и воеводам.
Конторы земские и рентмейстерские уничтожены также по всей Сибири. В одном Тобольске оставлена рентмейстерская с камериром, а рентмейстеры и комиссары упразднены.
В 1727 г. велено полкам расположиться при городах, и с тем вместе сборы податей возвращены губернаторам и начальникам провинций. Тут опять являются земские комиссары и исчезает камерир.
В октябре 1730 г. полки перемещаются из городов на прежние, так называемые вечные квартиры. Дворы штабные возобновлены и снова вступили в обязанность обора народных податей, вместе с земскими комиссарами. Прежние неправды, уже забытые, не замедлили возобновиться и дойти до высшего сведения. В августе 1731 г. от правительства предписано, чтобы ни сами полковники, ни их подчиненные не делали по Сибири разорений и обид уездным жителям, и последним подтверждено право жаловаться на воинские команды и канцелярии. С другой половины 1736 г. сборы податей опять возложены на губернаторов и воевод, с придачею им отставных офицеров, дабы прекратить усмотренное грабительство воинских рук. Нельзя без глубокой признательности помышлять, как правительство, бдящее над беззащитными гнездами своих подданных, испытывает и переменяет меры, дабы оградить их от расклевов; но без прямой любви к ближнему, изучаемой в училище христианского благочестия, достижение цели едва ли будет доступною задачею? Образованность состояния лучшего и грамотность низшего, как творения самолюбивой умственности, раздражающие жизнь и роскошь, притязаниями на жизнь и роскошь, уносят, по несчастию, мимо цели.
Докончим. Губернские магистраты, эти прекрасные заведения, вместе с их главою — главным магистратом, на который возложено Великим Зодчим создать рассыпанную храмину купечества, уничтожены в июле 1728 г. и заменены ратушами, с зависимостью от губернии или провинции. В марте 1732 г. учрежден в С.-Петербурге магистрат в видах местных, без связи с ратушами.
Полиция учреждена в одном из сибирских городов — Тобольске в 1733 году (у к. 23 апреля)[195], а в марте 1737 правление полицейское возложено на ратуши по всем городам.
Фискалы провинциальные и городовые в июне 1729 г. отозваны на смотр в Сенат из Сибири, в которой, по прихотям обер-фискала Нестерова, определялись недостойные. Годные из них распределены в военную службу.
В сентябре 1732 г. учреждены обер-фискалы и фискалы по военному ведомству с тем, что, если не докажут на суде своих доносов, подвергаются наказанию, какому бы подлежал обвиняемый ими. Условие справедливое!
В декабре 1730 г. Сибирский Приказ восстановлен в прежнюю силу, под начальством генерала гр. Ягужинского, с предоставлением сему месту определять чиновников к должностям да вице-губернаторов, исключая одного губернатора, с непосредственным заведыванием всех дел, но не без ответственности пред Сенатом. Причины, побудившие к изменению общего порядка, Петром Великим введенного, очень частны, именно, что сибирские воеводы, до 1710 г. состоя в непосредственном подчинении Приказу, прямо доносили ему, мимо главных тобольских воевод, хотя сии бывали в чине боярском, а ныне, с присвоением власти одному лицу губернатора, все прочие сделались безгласными. Нет приличия опровергать эти суждения, а довольно привесть себе на память прежнюю неурядицу, побудившую правительство к сосредоточению управления.
Соображая перемены, в сей статье означенные, и обращаясь к первой коренной мысли, что будто бы оне решены для уменьшения государственных расходов, когда во всех сибирских казначействах едва ли от того сбережено 5000 р., история страны убеждает в одной истине, что при частой перемене выдумываемых распоряжений умы жителей становятся равнодушными к нововведениям.
Сгромозжение и раздробление Сибирской губернии невольно следовало своему притяжению и своему оттолкновению. Сперва молва о богатстве и благоденствии сибирском влекла людей к востоку, потом зауральская полоса населенности, из 25 000 приписанная в заводские работы, не так легкие, показалась сомнительною межою между известностью и неизвестностью. Одним угрожаемым какою-нибудь бедою, одним раскольникам и беглым рекрутам стали пристанищем демидовские заводы[196].
В этом расположении обстоятельств правительство в 1727 г. усмотрело средоточие для провинций Вятской и Соликамской в Казани. Где ж теперь западный предел Сибири? Пояс Уральского хребта, с покатями на запад, принадлежит Сибирскому Управлению в общем смысле, а в отношении искусственном, хозяйственном и судном — горному начальству, с правом апелляции на обер-бергамт в Сибирскую канцелярию (ук. 30 июня 1732 г.), прежде же, до 1715 г., равномерно и до 1711 г. при первом существовании Рудного Приказа, заводско-уральская часть заведывалась сибирским губернатором во всех отношениях.
По соображению подобных побуждений, когда постепенно в Иркутске свивалось средоточие отдаленных удовлетворений для Камчатки, Якутска, Нерчинска и Кяхты, провинция Иркутская возведена в начале 1736 г. на чреду губернской самостоятельности и обрезала Енисейскую.
Енисейская провинция, прежде распахнувшаяся до Шидки, теперь, сжатая в своем продолговатом пространстве, не заключающая ни гор с значащими богатствами, ни исходов торговых и довольная веселою посредственностью, не только не могла искупиться от власти Тобольска, но и рассталась в 1726 г. в пользу его с Нарымом, Томском и Кузнецком. Томск, прежде сносившийся посольствами с ханами урянхайскими, которых нет уже и в помине, теперь не более значит, как и Красноярск, над которым он, по замечанию Фишера, недавно величался значением области.
Сибирь не видит уже внешних неприятелей, но многое в ней изменилось от внутреннего шествия и не раз еще изменится к лучшему. Разум, как неутомимый зодчий, для облагорожения быта людского превращает иногда степи в города. Это и сбылось.
Новый замок при пустынном Яике, первоначальный Оренбург, разрезывающий выставкою яицких укреплений общение между торготами и чжунгарами и долженствующий связать южно-сибирскую границу, как преграду от вторжений киргизских, делается вратами военными и торговыми в Азию. Третий Башкирский бунт, в 1736 г. огласившийся, приостановил благородные виды правительства, заботившегося об устройстве южно-восточного края. Не место здесь рассказывать, что башкирцев обоего пола с детьми погибло, казнено, сослано на флот, в Рогервик, и переселено до 28 000 душ в продолжение мятежей и следствия, продолжавшихся до конца третьего периода; для нас довольно заметить, что в числе мер, для будущего обезопасения того края, положено в августе 1737 г. отделить от Тобольской провинции три участка: Исетский, Окуневский и Шадринский с восточноуральскими башкирами, под именем провинции Исетской, и присоединить ее к Оренбургу с назначением ея места сперва в Чебаркуле. Провинция сия отрезана не в военном, а в провиантском усмотрении[197].
Вот сколько преобразований, чрез которые Сибирь прошла в течение 28 лет!
Глава IIIОб умножении государственного богатства
Победитель Карла XII, знав толь же хорошо, что для порядочного содержания войск нужны золото и серебро, как и то, что сии металлы приобретаются внутренним трудолюбием, развитием промышленности мануфактурной, горной и торговой, всемерно поэтому стремился к приумножению государственного богатства на всех трех путях. Приближенные, ценя внимание, какое Петр Великий обращал к ост-индской торговле, для которой и поход в Персию, и предприятие на Мадагаскар после были решены, почитали долгом представлять ему свои вероятности, блестевшие надеждами на приобретение благородных металлов, которые монарх называл артериями войны. Боярин кн. Гагарин, сибирский губернатор, вскоре по приезде в Тобольск узнав, что тут бывает в продаже песочное золото, привозимое из Эркета (Яркена), города, подвластного в то время контайше, возмечтал о возможности завладеть и городом и золотым яркенским промыслом, подобно тому, как через несколько месяцев, наслышась от крестьянина Пантина о приписке серебряной руды в Вологодском уезде, спешил представить о том государю. Угодливость царю русскому, всегда текущая из сердца преданного, но не всегда соображенная в голове, была в настоящем деле важною, но не преступною ошибкою кн. Гагарина.
История песочного золота, обезображенная в Сибири молвою времени, изложена с достоверностью Миллером[198]. Кн. Гагарин, в 1713 г. послав дворянина Трушникова к Хухонору для разведания и покупки песка и не сождав возврата его, спешил поднесть государю горсть купленного золота, представляя, что от Яркена до Тары доходят в 2½ месяца, что, утвердясь при оз. Ямышеве, стоит только протянуть цепи укреплений чрез Чжунгарию до Яркена, что этим делом можно управиться одной Сибири, прикомандировав в экспедицию уфимских башкир и прислав из России офицеров.
Если бы государь заблагорассудил отослать в Сенат на рассмотрение фантастическое представление Гагарина, в котором ни одна строка не смотрит прямо, Сибирь не принесла бы столько жертв. Ибо с чего взял губернатор, что контайша духа воинственного будет смотреть равнодушно на крепости, владение его разрезывающие? Откуда доставать продовольствие отряду, в степь углубляющемуся? Где взять столько людей, чтобы на маршах, продолжающихся 2½ месяца, наполнять ими редуты и идти вперед? Что за надежда на башкир? Думал ли губернатор о переходе через горы и Мустаг? Как ручаться при сибирском малолюдстве за силы страны, когда для особой посылки на оз. Зайсан вскоре принужден был губернатор взять из тюрьмы преступников? Но жребий брошен. Государь, великостию гения измеряя возможности дел и торопясь выйти с флотом в море, вспомнил о представлении кн. Гагарина и 22 мая 1714 г. написал собственноручно на той бумаге: «Построить город у оз. Ямышева или выше, идти по реке вверх, пока продолжится лодочный ход, потом следовать далее для овладения Яркеном, взять людей тысячи две, употребить из пленных шведов, артиллерию и минералогию знающих, только не более трети против наших офицеров».
В таком же смысле дана инструкция подполковнику Бухгольцу, начальнику экспедиции, с тем чтобы в нужных случаях обращался к губернатору, все делая с его воли. Бухгольц, прибыв в Тобольск с офицерами, начиная с сержанта до майора, отправился в июле 1715 г. на 32 досчениках и 27 больших лодках с отрядом, состоявшим из 2932 чел. В Таре дано 1500 лошадей, на которые посажены драгуны для очищения неприятелей по берегам, кроме того, у офицеров и других людей было лошадей до 1000. При отъезде из Тобольска Бухгольц видел у губернатора посланцев контайши, которым в первый раз сказано мимоходом, что этот офицер отправлен не для войны, а для укреплений по Иртышу. «Если нет неприязненных намерений, — отвечали они, — Шорухту-хан не станет перечить». От неуважения ли к контайше, как занятому войною с Китаем, или оттого, что губернатор почитал контайшу, как и хана торготского, в одинаковой зависимости от России, оказано невнимание; и это опять ошибка.
1 октября экспедиция достигла оз. Ямышева, в 6 верстах отстоящего от Иртыша, и крепость заложена при речке Преснухе. По донесению Бухгольца от 26 декабря, что данных людей будет недостаточно, государь из Копенгагена подтвердил губернатору всемерно пещись об успехе предприятия, потому что в мыслях государя носилось, вровень с тем, другое предприятие на Амударью. Помянутые посланцы, заехав в крепость, заметили, что она построена на чжунгарской земле, но, уверясь в миролюбивых намерениях, советовали начальнику послать кого-нибудь к Шорухту-хану с письмом, не дошедшим, однако ж, до владельца. Между тем озлобленный контайша, собрав войско, сколько нашлось не занятого войною, успел послать его зимою, и на сырной неделе неприятель, ночным отгоном лошадей встревожив недостроенную крепость, ворвался в нее и едва был выгнан, тем не менее, однако ж, держал ее в осаде. Неприятельский начальник, имев людей до 10 000, писал к подполковнику, что, «если не сойдешь с чужого места, я буду здесь зиму зимовать и лето летовать». Подполковник отвечал с твердостью русского офицера, что он не перестанет исполнять волю государя, и заботился только о том, как бы уведомить губернатора о своем положении, когда надлежало бы ему решиться разогнать толпу громом пушечным. К пущей беде, Бухгольц не замедлил увидеть, как в его глазах калмыки вели пленных русских до 700, со взятым за 50 верст караваном, который послан был к нему из Тобольска с провиантом и казною в 20 000 р. В апреле нашелся случай на лодке, прикрытой льдинами, толкнуть по реке вестников в Тобольск, а между тем отряд от болезней и сибирской язвы уменьшился до того, что осталось живых и больных не более 700. Экспедиция обратилась назад, на устье Оми, без сопротивления калмыков, из чего видно, что тогда граница наша разумелась по р. Омь, по которой и прежде стояли ведеты, посланником Байковым упомянутые. Губернатор подтвердил строить крепость на Оми, препроводил 1300 рекрутов, послал подполковника Матигорова восстановить укрепление Ямышевское, которое и совершилось в виде 4-угольника, палисадом обнесенного, а Омское — в виде 5-угольника. Бухгольц, потерявший из отряда 2200 чел., 2500 лошадей и прозевавший караван с людьми и казною, успел выпроситься в Петербург, от стыда и следствия.
В течение 1716 г. кн. Гагарин, в поправление своей ошибки, писал с сотником Передовым к контайше, что укрепление Ямышевское предпринято для защиты его от нападений со стороны киргизов, которых между тем под рукою поощрял к нападениям; потом послал боярского сына Маремьянникова к контайше и требовал возвращения казны и плена; наконец, с возвращением дворянина Трушникова, привезшего до 200 лан песочного золота, которое вымывается из речек хухонорских и также достается недалеко от Китайской стены, в двух городах, им названных Дабою и Селимом, препроводил к государю купленное золото и, за неполучением ответов от контайши, представлял, что для довершения предприятия прилично бы успокоить владельца царскою грамотою о миролюбивых действиях отряда в степи. Государь, посылая писанную в Амстердаме 18 декабря 1716 г. грамоту, приказал губернатору отправить ее к контайше и предоставил ему распорядиться экспедициею[199].
В 1717 г. губернатор отправил тобольского дворянина Вельянова с повелительною грамотою и с своим листом, требуя у контайши ответа на прежние листы и о задержке посланных гонцов. Вельянов, 5 апреля выехав из Тары, 27 июня был принят контайшою, который, взяв грамоту с обыкновенными знаками почтения, велел подателю отступить и вручить губернаторский лист первому чиновнику. Разумеется, что контайша чувствовал смысл грамоты, когда приказал содержать Вельянова под караулом, и он содержался до февраля. Между тем губернатор, возложив продолжение экспедиции на подполковника Ступина, дал ему солдат, казаков, артиллерию и все нужное, поручил тобольскому обер-коменданту Карпову отправить его при себе из Омска, но Ступин, занявшись лучшим устройством крепостей: Ямышевской, Омской и третьей Железинской, губернатором приказанной, потом заготовлением лодок, еще не тронулся с места, как кн. Гагарин отозван в столицу в конце 1717 года по особому государственному делу.
В 1719 году Ступин поручил осмотреть оз. Нор-Зайсан и Верхний Иртыш, делящийся на два рукава, из которых южный найден довольно глубоким, а северный мелким. Мы не сказали о том, что возвратившийся из Урги Вельянов привез от контайши к бывшему губернатору ответ, наполненный угроз и жалоб на всех пограничных воевод до красноярского, как нарушителей пограничного спокойствия. Но если в Тобольске мало думали о бессильных угрозах контайши, обремененного войною с Китаем, то и он не думал о возвращении пограбленной казны и плена.
В том же 1719 г. генерал-майор Лихарев, в достаточном числе офицеров и других чинов, даже медицинских, при запасной аптеке, прибыл в Тобольск с двумя поручениями; а) исследовать безуспешность Бухгольцева похода и разыскать, подлинно ли есть яркенское песочное золото; если есть, то дойти до Нор-Зайсана и построить там крепость, в случае же невозможности — разведать: далеко ли оттуда до Яркена; б) произвести следствие по Сибири об управлении кн. Гагарина. В 7-м пункте инструкции (18 и 31 января указ) сказано Лихареву: Его Величество приказал по городам Сибирской губернии объявлять письменно или словесно, что Гагарин недобрый человек и уже не бывать ему губернатором. Тогда развязались в Сибири языки у злословия, у злобы, неблагодарности, и едва ли у людей честных. Иной утверждал, что песочное золото была ложь, другой — что Гагарин злоумышлял отделиться от России, потому, верно, что им водворены в Тобольске вызванные оружейники, и началось делание пороха, третий говорил о растрате государевой казны на веселости, и всякий по-своему топтал длинную тень человека, далеко сидевшего при закате солнечном. Те, которые унижались из подлости, выпрямляются с дерзостью, так, как бы низость обнадеживалась стоячею постановкою с падением лица высокого. Это не веселит наблюдателя, но так водится. Лихарев производил следствие с майором Тютчевым, а в Иркутск посылал верного и неглупого гвардии капрала Мусина-Пушкина, Летописью похваляемого. Летопись Иркутская еще упоминает, что тамошний воевода Ракитин в 1717 г., по доверенности кн. Гагарина, обобрал за Байкалом из возвратившегося каравана золото, серебро и другие дорогие вещи, и за то потерял голову после суда в Петербурге[200].
О Салдинской церкви, по словам академика Лепехина, выстроенной на счет имущества гагаринского. По точным осведомлениям, мною полученным, жители салдинские и верхотурские отозвались неведением, на какие деньги выстроена эта церковь. В церковных описях не значится никаких прикладов от имени кн. Гагарина, хотя в них и не пропущено, что 26 января 1715 года приложена безыменным икона Пр. Исайи. Несмотря на видимую безгласность, надобно согласиться с преданием академика, потому что бедному Салдинскому селу негде взять строительного капитала, что академик, любивший говорить с простым народом и давать советы, какими травами пользоваться от болезней, вероятно, наткнулся на старушку или старичка, которому втайне было вверено имущество гагаринское и который, сведав о погибели стяжателя, посвятил имение, в виде безмолвной жертвы на алтарь Иисуса Умилостивителя и Помилователя. Церковь о 3 престолах. Престол Сретения Господня освящен 17 июля 1737 г. Внутренняя длина церкви 8 саж. с 3½ ар., ширина — 5 саж. с аршином, вышина в летней 8, в теплой 2½ саж. Толщина кирпичных стен в 2 ар. без четверти. Вышина колокольни около 13 саж.
Но прежде, нежели назначен следователь, Сенат, с доносов тобольского обер-фискала Нестерова, под рукою поверенных на месте, имел крепкие доказательства о сибирских злоупотреблениях, так что 11 января в том же году объявил взяточниками и разорителями народа комендантов, майоров, комиссаров, дьяков, определенных губернатором к делам недорослей, которых он вывез до полсотни, и самого губернатора, — того правителя, который впервые простер свой дальновидный луч, как не замедлим увидеть, к берегам Японии и озарял оконечности Усть-Янска, Нижнеколымска, Курильских и Шантарских островов, Удского, Тунки и Нор-Зайсана, который ознаменовал живую ревность к Церкви Христовой при обращении идолопоклонников. Вся слава, как паутина, сдунута, и правосудие в 1721 году изрекло страшный приговор против жизни кн. Гагарина, в урок отдаленных правителей, если только беды одних могут быть уроками для других. История страны, не зная ни подробностей доносов нестеровских, ни пополнений следователя, ни ответов подсудимого, безмолвствует.
Обратимся к другому поручению Лихарева.
Лихарев, снабженный провиантом, 8 мая 1720 г. отправился из Тобольска с 440 чел. к Нор-Зайсану, которого берега, тростником обросшие, не представили ему удобного места для крепости. Верхним Иртышом он плыл 12 дней беспрепятственно, потому что калмыки, при самом входе в реку завидев флотилию 34-х лодок, скрылись от берегов, чтоб подать весть 20-тысячному полчищу, недалеко стоявшему под рукою наследника Галдан-Церена. Неприятель 1 августа нечаянно открыл ружейную пальбу по судам. Наши выскакали на берег и, выдержав жестокий натиск, вскоре заставили неприятеля отступить и прислать переговорщика. Но Лихарев, полагаясь на 13 полевых пушек и 4 мортиры, помедлил входить в переговоры и шел вверх, разделив флотилию на оба берега, для обоюдного поражения неприятеля. Два дня прошли в перестрелке, убийственной для калмыков, и ход становился затруднительнее, чем далее шли; в военном совете поэтому положено помышлять о возвратном пути и, при первом вызове калмыков к переговору, принять его, что и сбылось на третий день, и соглашенось о перемирии. Калмыки полагали нашествие русских в согласии с маньчжурами; но, когда объяснилось, что войны и в уме не было, что хотелось только дойти до истоков Иртыша и сыскать рудокопные места, последовало замирение, а затем взаимные поздравления и подарки. Калмыки провожали флотилию с изъявлениями радости, контайша так был доволен развязкою, что тотчас отпустил сотника Чередова, с 1716 г. им задержанного. Как не припомнить силу отряда Бухгольцева и разность последствия? Лихарев на обратном пути заложил при себе крепость Усть-Каменогорскую и поспешил в Петербург. Года через два, т. е. в 1722 г., явилось на устье Убы укрепление этого имени.
Вот какими выгодами кончилась Яркенская экспедиция, конечно необдуманная и чувствительные уроны Сибири навлекшая, по неспособности ея начальника. Нельзя не обвинять и кн. Гагарина как изобретателя странной экспедиции, но предмет песочного золота — не выдумка. Сам монарх удостоверился в истине того еще прежде казни кн. Гагарина, когда 18 января 1721 г. приказывает помириться с контайшою и завести торг не только с Чжунгарией, с китайскими городами, Дабою и Селимом, по выговору Трушникова, но и столицею далай-ламы, не для прибыли, а для разведания о месторождении золота, дабы овладеть тем местом. О Великий, прости истории! Она с благоговением слышит твое слово и не скрепляет его.
В царствование императрицы Анны также смекали посредством казенного каравана доставать из Пекина золото на промене иностранной серебряной монеты, которой и отправлено в 1732 г. до 50 пудов. Но, независимо от казенного смекательства, пришло само по себе золотое время, когда серебро на Кяхте лилось, лишь бы давали на промене лошадей, скот и жизненные припасы. Маньчжу-китайцы, теснимые славным Галдан-Цереном, и равно закупщики его хватали, так сказать, из рук друг друга необходимые для содержания войска статьи, и лан китайского серебра обходился не дороже рубля, в продолжение лет четырех. Иркутский вице-губернатор Плещеев в 1735 г. приобрел для казны 15 000 лан и еще надеялся приобресть 50 000. Война двух обогащает третьего, и эту казенную политику хорошо изучила Англия. В апреле 1740 г. заключен на Кяхте ревенным комиссаром Свиньиным безгласный контракт с бухарцем Мурат-Бичиным о вымене на серебряные ефимки или российские рублевики песочного золота 12 пудов в течение 3-х годов[201]. Вот сколько утонченных забот, и явных, и тайных, для притяжения серебра, и особенно золота!
К чему бы вдалеке искать золота и серебра, когда за звонкие полосы уральского железа можно было привлекать редкие металлы из соседних государств, когда за военные снаряды, на Урале выделываемые, перестали платить иностранцу золотом или серебром, когда для жалованья солдату доставало домашней меди, когда провиант и мундир его производились на своей земле и своими рукодельнями? Как бы то ни было, обозрим успехи металлических заведений вместе с переменами горного начальства.
Образование губерний, пока представляло свежую и господствующую идею, увлекло за собою и судьбу горного хозяйства. В июне 1711 г. Приказ Рудных дел упразднен, с передачею сей ветви государственного хозяйства в руки губернаторов. В настоящем году привезено в Москву, до последовавшей еще перемены, 9 п. 33 ф. серебра из Сибирской губернии, с Нерчинских рудников, открытых, по-видимому, в отраслях Донинского кряжа, где, кроме руд гнездовых в известных логовинах, были и жильные, едва ли доступные для искусства Левандиан. Скоро правительство признало, что хозяйству искусственному не свойственно быть в ведении губернаторов, и в июне 1715 г. восстановило Приказ Рудный, при котором капитан артиллерии Татищев вместе с Блюером отправлен на Урал для обозрения и распоряжения заводской части.
Выйский медеплавленный рудник, где руда лежала в железняке под видом тонкой земли и лазури, замечателен тем, что Никита Демидов первую вылитую доску, наподобие столовой, 1721 г. поднес великому хозяину России. В то же время опознали богатейшую магнитную гору, называемую Высокогорскою, которая знакома была вогулам лет за 20, и в надежде на сию неисчерпаемую толщу заведен в следующем году Нижнетагильский завод, а вслед за ним возникли и другие. Сей завод, как и прежние Уктусский, Невьянский и Алапаевский, стали средоточиями других, в своих относительных пространствах. В январе 1720 г. частные заводы обложены десятиною с своих доходов. На таком же основании дозволено Миссисипской Французской компании разрабатывать руды во всем государстве, дабы посредством искусных иностранцев ознакомить подданных с практическим горным знанием; но на поверку оказалось, что компания только мечтала. В ноябре того же года обращено внимание на гористую Башкирию, с обещанием наград тем из башкиров, которые покажут места руд.
В 1722 г. генерал-майор Геннинг определен для улучшения медных и железных заводов в уездах: Кунгурском, Верхотурском и Тобольском, и правление заводов названо обер-берг-амтом, как будто бы с иностранным словом увеличится знание русских. В следующем году государь похваляет Геннинга за построение заводов: Екатеринбургского, Явлинского и Ягушихинского (Ягошихи), также за литье пушек и мортир и за доброе железо с Уктуса, Каменки и Алапаевска, не приказывая делать шпаг и фузей затем, что эти изделия возложены на завод Сестрорецкий. Действительно, Геннинг был хороший заводской управитель, хотя и не имел ни знания, ни догадливости ориктагноста.
В июне 1725 г. велено от Сената Геннингу: а) содержать заводы приписными слободами, ежегодным капиталом в 20 000 р. и прибыльными деньгами; б) охранять заводы и слободы от киргизов и башкиров палисадами, гарнизонными и другими служивыми людьми по сношению с губернатором сибирским. В конце июня приписаны Явлинскому заводу 100 крестьянских дворов, а екатеринбургским предоставлено изворачиваться наймом, хотя иностранцы, каковы Геннинг и после Шемберг, готовы были закабалить крестьян под заводы в наибольшем числе. В июле того же года велено пришлых дворцового или монастырского ведомства поселить в екатеринбургских заводских слободах, и, вероятно, часть из них отделена для Верхисетского завода, в 1726 г. основавшегося. В марте 1727 г. к известному денежному капиталу, производившемуся на содержание екатеринбургских заводов, еще прибавлено 10 000 р. В сентябре возобновлено позволение всякому свободно приискивать и разрабатывать всякие руды и цветные камни во всех сибирских провинциях. В том же году слюда обложена вместо десятины — гривною с рубля. В 1729 г. Суксунский медеплавильный завод начал свое действие, а в 1731 г. открыт исторический Гумешевский рудник, доставивший богатую работу Полевскому заводу. В июне 1732 г. велено определить на сибирские заводы, для навыка горнозаводским делам, 6 дворян, учившихся при Академии наук или при Адмиралтействе. Между тем Геннинг вошел с вопросом: строить ли от казны завод и крепость в Уктусе, если правительство предполагает сибирские заводы отдавать в частное владение компаний? Правительство действительно подалось на мысль о передаче заводов в частные руки, со слов самого Геннинга, как видно из сенатского указа. Он еще утверждал, что надобно отдать заводы со всем недвижимым имением и с приписными крестьянами безденежно, вопреки прежнему мнению, какое он подавал при Петре Великом. Если бы и в самом деле труды и издержки казенные были оплачены доходами, как Геннинг писал, мнение его противоречило бы истинным понятиям хозяйства, потому что большие заведения чередятся не для одного окупа пожертвованных трудов и капиталов, но для образования новых капиталов. Притом с чем сообразно передавать без цены бесценный капитал живых рук, привязанных к заводам? Если не замедлим удостовериться, что заводы казенные давали важную прибыль, очевидно, что мнение Геннинга как чужеземного наемника высказано под чужим диктантом. В это время трое архангельских посадских, Прядунов с товарищи, открывают в Лапландии, на Медвежьем острове, серебряную руду, из которой и выплавлено в 1733 г. до 35 ф.[202] при очевидце, горном чиновнике Цимермане, но впоследствии серебряный прииск, как верховой, сопровождался неприятностями для рудооткрывателей, сперва по-царски награжденных.
С марта 1734 г. при переводе Геннинга на сестрорецкие заводы, заступает его место на Урале известный Татищев, в чине действительного статского советника, и отменяет излишества в чинах и окладах[203], присвоенных мастерам.
Ему, в качестве начальника заводов казенных и частных, наказывается: а) жителей Казанской губернии заохочивать к разработке небогатых руд припискою к домне — 150, к молоту — 30 дворов; б) обратить внимание на руды Башкирии, бывшие в виду царя Алексия (как будто бы при Петре Великом не было о том думано), но приняться за дело не иначе, как убеждая самих башкир приискивать также мраморы, агаты, яшмы для украшения дворцов и других зданий; в) строить заводы в Томском и Кузнецком уездах и в Даурии. В том же году Татищев ознакомился с другою магнитною горою Благодатью, которая доныне остается матерью кушвинских и других зависимых домен. С ея вершины, равно с вершины Синюхи Баранчинской[204], видна за 75 верст третья магнитная гора Качканар.
Дикая темнолесистая панорама обширна, но по причине утомительного единообразия не говорит ни глазу, ни воображению. В 1735 году, в котором основался Кушвинский завод, с донесения Татищева сделалось гласным о рудном богатстве Северного Урала, рассеянном на такой широте, что без тесноты можно будет разместиться 30-ти новым заводам. В том же и следующем году загорелись плавильни на двух юговских заводах и при Мотовилихе. Руда пермских заводов, дающая красную медь, залегает гнездами или перемежающимися пластами. Заводы Синячихинский и Нижнесусанский[205], в качестве содействователей Алапаевского, начали разделять ковку чугуна прежде 1736 г., как видно из указа 15 апреля того года.
В марте 1736 г. сказано Татищеву высылать ежегодно с екатеринбургских заводов по 6000 п. меди на оружейные заводы, а остальную, за переделом в мелкую монету, присылать в брусках на продажу, для составления капитала на заводское содержание. Татищев доносит, что, за переделом меди в кружки мелкой монеты, надеется выплавить 23 421 пуд. В 1737 г. в помощь Кушвинскому заводу учредился Туринский (верхний).
Если с юговских заводов теперь кинуть линию на Конжаковский Камень, с которого медистая бахрома плавилась в лялинских печах, и отсюда продолжать линию чрез три магнитные и две асбестовые горы до Гумешевского рудника; если опять отбросить ее чрез четвертую магнитную Ревдинскую гору и чрез суксунские плавильни к тем же на р. Юге заводам, то не вся еще площадь будет обхвачена, площадь, на которой работало тогдашнее горное искусство.
Уже видно из того, что Южный Урал, давно правительством присматриеваемый, оставался, по шаткости окрестных дикарей, под спудом для горного искусства. Статский советник Кирилов, которому дан был наказ, почти в одно время с Татищевым, о металлических заведениях на Южном Урале, действительно в 1735 г. положил основание медеплавиленного завода в 9 вер. от Табынска, но за Башкирским бунтом дело сие не возобновлялось до 1743 года. Поэтому первый шаг, какой сделан к стороне Южного Урала, состоял в установлении двух домен при 3-х сергинских рудниках. В ноябре 1741 г. хозяину их Демидову дозволено выстроить тут и крепость для безопасности, по примеру, как у него сделаны крепости на Ревде и Суксуне. При толь малых успехах горной промышленности в Башкирии нельзя не подивиться, что беглецы сибирских заводов около 1719 г. по какому-то чутью основали на р. Сакмаре крепкое убежище, в Сборнике названное городком. В ноябре 1727 г. велено от правительства возвратить их в Екатеринбург, а важного преступника Гореванова, там проживавшего, отослать в Тобольск и место сие занять яицким казакам[206].
Колыванское производство Акинф. Демидова, в 1726 г. начавшееся, перенесено в 1729 г. от подошвы Синей сопки на речку Белую, и для умножения воды сделан спуск из оз. Белого, которое, с своим посредине островком, красит прелестный ландшафт, рисующийся внизу для зрителя, стоящего на вышине Синюхи. В медной руде не было недостатка: металл отправлялся водою на Невьянский завод (где около 1732 г. выковывалось железа до 800 000 пуд.) или переделывался в посуду, на вкус калмыков и киргизов, кочевавших по раздольям гористой живописной пустыни. До нас не дошло сведения ни о пространстве рудных разработок, ни о постепенном развитии горного промысла в предгорьях Алтайских, только видим из Высочайшей резолюции 16 сентября 1741 г., что тогда уже существовал Барнаульский завод и что дозволено Демидову построить при заводе крепость по примеру выстроенных им при уральских заводах. В 1744 г. сей заводчик принужден будет признаться в открытии серебряной руды, и по сему случаю все барнаульское производство, как достояние короны, перейдет в казенное управление.
При переходе за Байкал остановимся на минуту близ ос. Абинского. В 45 вер. от него, на речке Дугасе, в 1736 г. вынято из Алтайского рудника горным надзирателем Арцыбашевым до 100 000 п. медной руды, содержавшей в центнере от 9½ до 14 ф. металла. На первый раз для производства велено употребить казенных крестьян Красноярского уезда по плакату; но через 10 лет Лугасский завод остановлен[207].
От времени до времени внимание к сокровищам Забайкальских кряжей начинало распространяться. Нерчинский комендант, наслышась об Аргунской какой-то яшмовой горе, прислал в 1717 г. в Тобольск к губернатору яшмы до 70 пудов. Около 1720 г. плавились немецкими мастерами жесткие железные руды, извлекаемые из гор, между рр. Удою и Хилком лежащих. По недостатку людей для горных работ, равно и хлебопашества, в 1722 г. велено отправить 300 семей сибиряков для поселения на хлебородных землях и отослать на тамошние заводы преступников, помилованных от каторги, ради торжественного восприятия императорского титула. Они-то извлекали свинцово-серебряные руды, сокровенные в ложах вторичного сложения, особенно в известняке, и образующие в нем правильные жилы, ветвящиеся в свинцовом камне или в глыбах вакки. Есть и в порфире бедное содержание руд, но в песчанике и граните тщетно искали богатства рудного. При некоторой недоверчивости к Словарю Щекатова, мы дозволяем себе заимствовать из него несколько слов, кажется бесспорных, именно, что вообще вышина Даурских гор не превышает 100 саж., что северные скаты их отложистее против полуденных, что Адун-Шолон, кладовая бериллов, между рр. Борзою и Ононом простирающаяся на 22 вер., загромождена разбросанными кабанами и представляется в разных живописных видах перспективного обольщения. Она сделалась с 1723 г. предметом разработки, и с тех пор каменные бараны удалились с горы.
Нерчинские заводы, говорят, одолжены порядочным заводским установлением управителю Дамесу, который около 1732 г. переменил печи и горны левандиановского устройства на саксонский образец. В 1737 г. открыт медный Агинский прииск близ р. Онона и Зерентуйский рудник в 1739 году. Дамесу хотелось узнать китайский способ отделять золото от серебра и свинца и на сей конец отправить сына своего в Китай при караване, но, по испытании молодого человека в степени знания, он возвращен к отцу. Удивительно, что при похвале, Дамесу отдаваемой за устройство заводское, выплавка металла не только не увеличилась, но еще уменьшилась. Ибо с 1704 до 1722 г. выплавлено серебра 21 п. 6 ф. 78 з., считая в том числе и 9 п. 33 ф., помянутые в начале главы, а с 1722 по 1740 г. только 13 п. 17 ф. 39 з. Сравнение выплавки, какая окажется впереди, показывает не убожество руд, а незнание горной науки. Дамес был заводской установщик, а не ориктогност.
В последние годы императрицы Анны хотели было пользоваться в России нерчинским свинцом. Привезенный в Москву свинец, не считая расходов провоза с Чусовой до Коломны, обошелся в 271 к. пуд, тогда как покупаемый при Петербургском порте стоил не дороже 120 к. Поэтому в августе 1738 г. намерение отменено.
Для очистки можно присовокупить, что в содействие Беринговой экспедиции послан с аргунских заводов комиссар с мастеровыми на Илгу и в округу Якутска для разведки руды железной. В последнем месте на речке Тамге был на время устроен известный Тамгинский завод.
В сентябре 1736 г. горные заводы, вятские, уральские и сибирские, под главным начальством Татищева состоявшие, переданы польскому шамбеляну Шембергу, наименованному генерал-берг-директором, с подчинением ему прежнего начальства. В июне 1737 г. дозволено частным заводам отливать на продажу всякие чугунные поделки, кроме воинских. В июле того же года велено брать в казну медь только с тех частных заводов, на которых обходится она хозяевам по 450 к., с платою им из казны по 15 процентов сверх истинной цены. В мае 1738 г. рассматривается в особой комиссии нескольких сановников знакомый вопрос: как выгоднее содержать казенные горные заводы — казною или частною рукою? В том уважении, что казенные уральские заводы находились в выгодном состоянии[208], следовало бы с первого взгляда отвергнуть не дельный вопрос и без основания возобновленный Шембергом.
В феврале 1739 г. дана берг-привилегия подданным и иностранцам пользоваться добыванием всяких ископаемых, с определенною в казну платою. Вскоре затем отданы Шембергу и компании гороблагодатские и лапландские заводы с тем, чтобы на последние отрядить для работ нужное число людей из архангельских гарнизонных полков; да не меньше удивительно и то, что Шемберг уволен от предъявления в присутственных местах своих сделок или контрактов по тем заводам. После толь необыкновенных исключений трудно ли отгадать, кто участвовал с Шембергом в компании? В августе 1740 г. решено раздать прочие уральские и вятские заводы в содержание частных лиц. Одна отрада для сынов отечества, что с переменою трех правлений, быстро следовавших одно за другим, многие заводы достанутся в руки вельмож царствования Елисаветы, хотя отрада сия в смысле хозяйственном далеко не удовлетворительна. Ибо, если посудить, с каким рвением, с каким усилием Великий насаждал эти искусственные заведения и если взглянуть на незрелость русского народа, нимало не поверставшегося с искусством горным, нельзя не сетовать, что заводы, отделившиеся в частное содержание, упали в руки своих работников, по большой части старообрядцев, вопреки указу 4 июня 1724 г. После сего можно ли спрашивать, отчего горное искусство так долго пресмыкалось в жалких навыках и отчего Урал превратился в колонию старообрядцев? Падение искусства и падение православия тут шли рука об руку от торопливой передачи заводов. Опыт подтверждает истинную мысль Петра Великого, чтобы в свое время раздавать заводы в доброе частное хозяйство; но тот же опыт заставляет сомневаться, чтобы так рано настало это время. Укажут на Демидова, отца и преемника, но этим людям не было равных между современными заводчиками.
В услаждение горечи, какая разлилась на последних страницах с воспоминанием дерзостей Шемберга, история, при всем своем незлобии, хочет заранее примирить читателя с этим автоматом, который, быв выдвинут на сцену сильною рукою, при первом ударе по руке потерял равновесие, пал в начеты, в долги неоплатные и явился не только невежею в деле, но и обманщиком явным. Суд его недалеко, за чертою периода.
Глава IVГраница Сухая
Обозрим подвиги, какие требовались для начертания границы сухой и для изведания приморской. Мы уже видели, что, начиная с устья Оми, до каменистых берегов Иртыша выросло в 6 лет по берегам 6 крепостей инженерной постройки с редутами и больверками, на хлебородной земле, принадлежавшей Чжунгарии, не меньше и России, так как чжунгарский владелец издавна обязывался служить и прямить монарху российскому. Мы сказали 6 крепостей, потому что и Семипалатная отстроена в те же годы. Сия отважная решимость, делающая память кн. Гагарина незабвенною, была основанием важного благоустройства совне и внутри. Три или более соляных озер из группы 34 Боровых отрезаны в собственность Сибири, сверх того, знатное пространство от Тары до крепостей обезопасено от споров и набегов, засеяно 6 селений вверх Иртыша, а слобода Чернолуцкая, прежде стоявшая на волосок от беды, при настоящем ряду заселений военных и крестьянских, стала огражденною от внешних нападений. В этой купе иртышных защит надобно полагать причину постепенного развития линии на востоке до Сабинского хребта и на западе — к Яику; ей же надобно приписывать новые становья по Барабинской дороге, овладение рыбными Чанами, последовавшую возможность горных работ в предгорьях Алтая и благонадежное к югу распространение Западной Сибири. Вот как один верный шаг иногда ведет к овладению многими выгодами.
Жаль, что уполномочение капитана гвардии Льва Измайлова как посланника и министра, с честью в 1720 г. въехавшего в Пекин и с отличною благосклонностию принимавшегося у богдохана, не принесло выгод ни в пограничном, ни в торговом, ни в политическом отношении. Ланг, уроженец шведский, посланный уже из Петербурга в Пекин и после Измайлова оставленный там консулом, по усильному желанию Петра Великого, держался при новой должности не более 17 месяцев[209].
Он не только не умел рассеять мелочные подозрения пекинского министерства, но докучливостью мелочною еще раздражил надменность его и охладил в богдохане признательность к верному соседу до того, что в 1722 г. вход русских караванов был воспрещен[210].
По смерти Кансия надлежало Петру Великому в 1724 г. согласиться на составление в Селенгинске комиссии для развода с Китаем пограничной черты и подкрепить голос комиссии 2-тысячным отрядом, вместо которого преемницею престола послан в 1725 г. один пехотный полк с драгунскою ротою и охранной Екатеринбургской командой в 200 чел. под начальством известного Бухгольца. Этот полк, перешедши Байкал, именовался впоследствии Якутским.
Черногорский шляхтич Савва Владиславич, счастливый торгаш, которому еще в 1705 г. дано право купечествовать по всей России и которому в 1712 г. за службу государеву отдан поташный откуп, употреблен при Екатерине в Селенгинскую комиссию, в такой же степени полномочия, как и предшественник. Ему замечено в наказе о гордом невежестве китайского министерства, говорившего Измайлову, что Ангара есть пограничная река и что на Иртыше надобно выстроить китайскую крепость, Владиславич, который после назывался графом Рагузинским, сам слышал и в Пекине и на границе множество нелепых притязаний, которые надлежало оспаривать в 30-ти держанных конференциях, чтобы положить на мере требования полномочных Китая с пользами России. 25 августа 1727 г. заключен на речке Буре второй договор между Россиею и Китаем о разграничении от Аргуни до Сабинского хребта, о новых основаниях торговли и взаимных отношениях. Прочие домогательства, и прежде Измайлову поставлявшиеся в виду, т. е. о допущении российских консульств в городах и портах китайских, остались безуспешными; консульство в Калгане, конечно, было бы не бесполезно. Того же года составлен обоюдными полномочными трактат в X статьях и послан в Пекин, а между тем процесс разграничения, начиная с караульной избы на речке Кяхте и с китайского караула на сопке Орогойту, производился по правилу половинного деления сопок, горных хребтов, рек и долин к востоку до верховья р. Аргуни, а к западу — до Сабинского хребта (Шабин-Дабаго), тогда сопредельного с Чжунгарией, с оставлением между обеих границ межеумочной, или нейтральной, полосы. Само по себе разумеется, что размежевка границы, к чему были употреблены секретарь посольства Глазунов и стольник Колычев, происходила не по глазомеру, а по заготовленной карте и с помощью геодезистов. В восточной стороне русские комиссары жертвовали Китаю небольшими уступками, в том числе и речкою Бурою, а иногда переводили кочевья русские в свою границу, а на западе от Кяхты, по взаимной ли уступчивости или по неточному сведению о пределах ханств Саин-Ноанского и Урянхайского, знатные пространства земли приурочены к российскому владению. В октябре разменена запись пограничного развода, с приложением реестра пограничных караулов и маяков. В мае 1728 г. разменено утвердительное письмо между российским и китайским комиссарами об избрании места для торговых слобод на р. Аргуни, при урочище Цурухайту, а 14 июня, по превратному порядку, разменен на Кяхте самый трактат между Россиею и Китаем, с некоторыми переменами, о крепчайшем и вечном мире[211]. Если слово вечность, столь часто злоупотребляемое, совместно с мгновенностию человеческих определений, то по превосходству оно приличествует в государственных сделках с поднебесною империей, более столетия свято сохраняющею второй трактат, конечно, не без припадков своенравия.
В это время, еще повторим, по приказу правительства, утвердившего мнение графа Владиславича Рагузинского, чтобы иметь за Байкалом некоторую опору, строилась на другом месте Селенгинская крепость по инженерному чертежу, каким снабжен инженер-поручик Петров (Ганнибал). Мы не упоминаем здесь о крепостях, казачьими руками без фортификационного искусства строенных, по забайкальской границе даже до Сабинского хребта, ни о тех, которые в преддвериях Алтая прежде и после строены для особых намерений, а не для пограничной цепи. Собственно говоря, на всем пространстве от Сабинского караула до Убинского форпоста Сибирь тогда не имела ничего положительного насчет границы с Чжунгарией. Оставляя до другого приема протяжение границы от Омска к западу, мы должны прежде ознакомиться с окраиною приморскою, начиная с ос. Удского как с бесспорной грани.
Губернатор кн. Гагарин, с широким взглядом на Северо-Восток, посадил в Якутске обер-комендантом своего племянника в чине стольника для ближайшего наблюдения за деятельностью тамошнего воеводства, а сам в 1710 г. предписал якутскому воеводе тщательно разведывать о племенах северо-восточного материка и о прилегающих островах со стороны Ледовитого моря и Камчатки. Обер-комендант еще прежде побуждал воеводу разведать о Шантарских островах, понаслышке казакам известных, но на деле ничего не вышло до предписания губернаторского. Тогда воевода приказал Удского острога прикащику построить на р. Уде приличные лодки для осмотра островов. В 1712 г. казаки доплыли до устья Тугура и, там прожив все лето для рыбных запасов, уже в мае следующего года в несколько часов вышли на первый остров и не приметили никаких обывателей, кроме черных медведей. Назавтра приплыли к полдню на другой — и видели таких же арендаторов. На третьем, заметив множество соболей, лисиц, волков и медведей, вознамерились зимовать, тем более что не было недостатка для жилья и дров в лиственничнике, ельнике, березнике и осиннике. Нельзя не чувствовать вольности, с какою казаки не перестали и в эту пору предпочитать свой промысл службе. Они пробыли бы там и долее, но за недостатком продовольствия и за невозвратом своих товарищей, посыланных на Тугур за рыбою, в июне 1714 г. оставили остров, возвратились в Удской, потом в Якутск, присовокупив к сказанным известиям, что на островах Шантарских гиляки имеют звериные промыслы. Губернатор, не довольствуясь подобными известиями, поручил в 1716 г. полковнику Ельчину хорошенько осмотреть тамошние воды и острова, в намерении завести торг с Японией, и на сей конец вскоре прислал матросов. По ссорам с воеводою и по многим другим поручениям, полковник предоставил выполнить обозрение островов сыну боярскому Филькееву, который, услышав на море от матросов, что они вопреки указу хотят зимовать на Большом Шантаре и плыть до Курильской гряды, чему и надлежало быть, по глупости сошел на берег у Тугура, а матросы исполнили свое желание, наловили соболей, пустили по неосторожности пожар, истребивший на острове леса и зверей, подплыли к берегу между Тугуром и Амуром и едва не все побиты гиляками. Вот чем кончилось одно из предприятий, когда не стало уже в Сибири предприимчивого правителя!
Охотск, ничтожное зимовье, становится точкой заметною. Для сокращения на Камчатку переезда, который чрез Анадырск был и далек и опасен от корякских грабежей, губернатор предписал учредить сообщение морем, и в 1713 г. отправлена из Якутска партия казаков с воинскими, судовыми и другими запасами, с пряжею, холстом для парусов, дабою для флага и с 2000 корольков на подарки, потом, с другой партией, присланы и матросы. Они построили судно, по обычаю архангельскому, длиною 8½, шириною 3½ саж., и в 1716 г. пустились в нем. Принесло их к устью Тигиля и противным ветром опять отнесло к Охотску, откуда снова направились к Камчатке, пристали к Хариюзовке, и с помощью случившихся из Нижнекамчатска казаков вошли в устье Компаковой. Весною 1717 г. возвращающееся судно по причине льдов пришло к Охотску около половины июля.
Мы воротимся к Охотску, когда расскажем происшествия Камчатки, Анадырска, Нижнеколымска и Усть-Янска, потому что во всех этих местах возбудилась живая заботливость чрез предписания губернатора. Теперь кстати податься назад, чтобы связать нить повествования с концом, покинутым во II периоде.
К прежним известиям о низвержении Атласова казаками надобно прибавить, что он и следовавшие за ним два прикащика, Миронов и Чириков, лишены жизни от сослуживцев за обдел в незаконной наживе; что начинщиками убийств были казаки Анцыферов и Козыревский, что камчадалы и коряки, увлекаясь казачьим самовольством и собственным мщением, так же поступали со сборщиками и грабили ясачную казну; что сбираемый ясак с 1707 г. в первый раз дошел до Якутска в 1714 г.; что в проезды с ясачною казною погибло на дороге до 200 человек, начиная с 1703 до 1715 года, т. е. до открытия водяного сообщения по Охотскому морю; что при отдаленной бессудности и безнаказанности вспыхивала среди казаков необузданность и после упомянутых злодейств. В продолжение сумятицы близ Авачинской губы в 1710 г. разбилось японское судно, и один из японцев, года через три, препровожден в Петербург. Между тем заводчики кровавых дел, Анцыферов и Козыревский, для заглаждения преступлений, с помощью товарищей, усмирили большерецких камчадалов, потом отправились на байдарах в поход на 1-й Курильский остров и вступили в удачный бой, после которого Курилы и склонились к подданству. Оттуда казаки поплыли на 3 карбасах (в добычу полученных) на 2-й остров, где, увидев многолюдную толпу, собравшуюся для отпора, начали, за недостатком пороха, убеждать словами к платежу ясака, но без успеха в сентябре возвратились в ос. Большерецкий. В 1713 г. от имени якутского обер-коменданта приказано Козыревскому плыть для разведания о состоянии островов Курильских. Далеко ли Козыревский плавал и с кем, или собрал сведения от жителей 1-го острова и поверил чрез разговоры с японцами, кораблекрушение потерпевшими, только то не безызвестно, что впоследствии он имел какое-то описание островов, с присовокуплением примечания, что японцы приезжают на 6-й остров для нагрузки руды. Судя по времени, описание Козыревского могло дойти до рук губернатора кн. Гагарина и взойти к правительству без имени сочинителя как преступника. Ибо не могло статься, чтобы Петр Великий, без предварительных сведений со стороны сибирского начальства, довольствуясь одними показаниями японца, в столице находившегося, решился в январе 1719 г. отправить геодезистов Евреинова и Лужина к Курильской гряде. Геодезисты, по словам открытой инструкции, ехали будто для решения вопроса, сходится ли Азия с Америкой, но на деле не тем занимались и из Большерецка поплыли не к 6-му острову, на котором в упомянутом описании сделано ориктогностическое указание, но к 17-му Шимуширу (Симусиру), без сомнения японцем обозначенному, и обратно отплыли в Большерецк и Охотск. Крашенинников ближе мог знать это секретное дело, нежели Миллер понаслышке от шкипера, которому, быть может, и запрещено разглашать правду. Был отголосок, что государь в Казани изъявил геодезистам удовольствие за исполнение поручения, но далее не видно никаких попыток на осмотренный остров. Перейдем в Анадырск.
Когда вследствие известного губернаторского предписания отбирались якутскою канцелярией показания от казаков, в Анадырске служивших, нашлись некоторые сведения, относящиеся до сопредельного края, именно, что примеченные на Карагинском острове еловые и сосновые бревна в землянках островитян приносятся к ним морским восточным ветром, как и на восточном берегу Камчатки; что число чукотского племени, по разным сказкам, от 3500 до 4500, что они делятся на оленных и оседлых[212], из коих первые живут будто бы в камнях, последние — в землянках при берегах морских или речных, а те и другие питаются оленями, китами, моржами, рыбами и растениями; что в Чукотии, по безлесью, нет соболей, только одни волки и красные лисицы; что против Чукотского Носа есть остров, заселенный зубатыми людьми, с которыми чукчи ведут войну лучным боем; что за островом лежит большая земля (берег Америки) и оттуда получаются куницы, привозимые для мены в Анадырск, что до той земли можно на вьючных оленях (?) поспеть от Носа в 10 недель; что из Анадырской губы до Носа чукчи на байдарах плавают недели в три. Известия сего рода после подтверждены и чукчами, в небольшом числе в 1718 г. поддавшимися Российской Державе; известия сии, которых никто не уважал в свое время, могли бы убедить в разделении Азии от Америки самого Миллера, из которого занят этот перечень, убедить в том, что простонародные сведения о Чукотии удовлетворительнее, чем известия плавателя Дежнева, и что сказание его о времени перехода от Носа до Анадырской губы далеко не подходит к правде.
В 1713 г., по сказанию Сборника, проехал чрез Тобольск в Анадырск капитан Татаринов, для управления Камчаткою; ему дано 58 драгунов с казаками, в 1714 г. (там же) велено в Анадырске распорядиться походом, чтобы земляной Олюторский острожек, стоявший на дороге Камчатской, взять от непокорных коряков и построить острог деревянный, конечно, для пресечения озорничеств со стороны грабителей, и мирных и немирных.
В то же время подобная заботливость показывалась в двух крайних острогах к Ледовитому морю, потому что при опросах и расспросах, какие делались по предписанию губернатора, ожила в казачьей памяти старая молва казака Стадухина, нижнеколымского строителя, о большой земле, будто бы виденной в пространстве моря, против устьев Яны и Колымы, а по другим слухам — против Индигирки и Колымы или еще против Индигирки и Яны, по оптическому положению облаков или туманов. Молва сия, с 1645 г. плесневевшая в глухих отголосках черни, не вовсе очистилась при ответах, какие отбирались в Усть-Янске и Нижнеколымске. После особливого губернаторского предписания от 28 января 1711 г. сделаны отправления водою и по льду с устьев Яны и Колымы, и в 1714 г. еще повторены разыскания казачьими партиями; но Сибирская Атлантида исчезла. Наперекор опыту, якутский сын боярский Амосов в 1723 г. возобновил старую помолвку о большом острове, и в следующем году он отделался указанием на острова, после известные под именем Медвежьих[213]. Но в дерзком невежестве превзошел своих предшественников казак Аф. Шестаков, который, не умев ни читать, ни писать, выдавал в царствование Екатерины Первой в Петербурге письменные карты своей съемки, выставляя на них остров Копаев, длиною в 10 степеней, а позади него к северу — большую землю. Делиль и Буаш, основавшись на авторитете Шестакова, издали в Париже карту, помести остров под 73°, а большую землю — под 75° ш. Мы не замедлим в своем месте досказать, какое поприще открыл себе велеречивый казак.
Капитан флота Витус Беринг, во исполнение инструкции, 23 декабря 1724 г. собственноручно начертанной Петром Великим, для решения вопроса: сходится ли Азия с Америкой, прибыл в октябре 1726 г. в Охотск, из 11 жилых дворов тогда состоявший[214].
В разных партиях приехали туда с запасами сотрудники экспедиции, лейтенанты: Чириков и Шпанберг, мичман-журналист Чаплин, двое геодезистов, двое штурманов, иеромонах Иларион[215], лекарь, матросы, солдаты, мастера и господские люди. Не в одно также время 1727 года экспедиция отправилась морем из Охотска в Камчатку. Они, усевшись на боте Св. Гавриил, 9 июня 1728 г. на воду спущенном в Нижнекамчатске, и предавшись покровительству Божию, 13 июля вышли в море в числе 44 чел., начиная с капитана до корякского толмача. Счисление судовое велено от Нижнекамчатского меридиана, которого широта отмечена в 56°03′, журнал начался с 14 июля и продолжался в направлении к северу до 16 августа, в которое бот находился в ш. 67°18′, а в долготе к востоку от принятого меридиана 30°17′, или, что то же, в д. 210°46′17″ от ос. Ферро. В сей точке, признав астрономо-географическую задачу решенною, Беринг приказал в 3 часа 16 августа объявить, что указ исполнен, и поворотить бот назад. Экспедиция 2 сентября явилась в Камчатскую губу. В следующем, 1729-м, году Беринг, руководствуясь местною наслышкою о близости Америки и не менее собственным замечанием, что на море не было огромных валов, толкнулся было к востоку с 6 до 9 июня, но по благоразумной недоверчивости к своему судну и такелажу поворотил на запад и, обогнув известную Лопатку, 24-го вошел в р. Охоту и грянул из 51 пушки. История, именем России и Сибири, откликается на толь торжественный залп восклицанием хвалы благодарной. Экспедиция подарила наукам невиданную карту берегов Охотского и Камчатского, с прилежащими островами, и игру магнитной стрелки.
На пути к Якутску Беринг встретился с казачьим головою Аф. Шестаковым, который по указу 1727 г. (26 марта) ехал покорить непокорных коряков и чукчей и открыть на Ледовитом море большую землю, 77 лет видимую невидимку. Встреча Беринга с безграмотным казаком не большая редкость; но, когда вспомнишь, что этому казаку подчиняются все команды северо-восточного края для исполнения обещаний неудобоисполнимых, недоумеваешь, что скажет о том история.
Шестакову как начальнику экспедиции, которую можно назвать Чукотскою, даны от адмиралтейской коллегии штурман Генс, подштурман Федоров, геодезист Гвоздев, рудознатец Гердебол и 10 матросов. В Екатеринбурге получил он несколько небольших пушек и мортир с принадлежностями. В Тобольске присоединен к нему драгунского полка капитан Дмитрий Павлуцкий и 400 казаков даны им в команду с повелением, чтобы все команды якутских острогов и зимовьев были им послушны. В Якутске расстались Павлуцкий и Шестаков, первый отправился к Нижнеколымску, последний — в Охотск. Здесь он взял суда, на которых Камчатская экспедиция прибыла; бот Гавриил под управлением Генса Шестаков отдал племяннику с тем, чтобы он осмотрел и описал все острова от р. Уды, а сам поплыл к ос. Тауйскому на другом судне, к несчастию разбившемся, и едва спасся с несколькими людьми из команды. Отсюда с сборною командою русских и иноплеменников, состоявшею из 150 чел., следуя на р. Пенжину для убеждения коряков к подданству, встретился Шестаков с большою толпою чукчей, шедших на оленных коряков; вступил с ними в бой и в горло стрелою поражен смертельно. Сражение происходило 14 марта 1730 г. между рр. Паренем и Пенжиною.
За три дня до своей беды Шестаков дал приказ в Тауйский острог, чтобы послать казака Крупышева на мореходном судне на р. Анадырь для приведения жителей, против той реки кочующих на острове Столб-Корга[216], в ясачный платеж, и взял бы он на свое судно геодезиста Гвоздева. Что ж касается до племянника Шестакова, он разъезжал по Охотскому морю, был в 1730 г. в Удском, дважды — в Большерецком и в сентябре возвратился в Охотск. Тем и кончились заполошные предприятия Шестакова, после которого Павлуцкий становится доведью экспедиции.
В междудействиях экспедиции в 1729 г. прибило к Камчатской лопатке японскую бусу, полгода носившуюся по морю. На ней были товары и 17 японцев. Они выгрузили с помощью лодки товары и вещи на берег, чтобы успокоиться на земле. Случайно наехал на них с командою камчадалов пятидесятник Штинников, которого плаватели-горемыки в радости одарили товарами и вещами, но к новому горю мнимый покровитель чрез двое суток скрылся, чтобы воспользоваться железом с бусы, которую отнесло бурею далее по берегу. В то время, как Штинников предавал огню бусу, японцы на лодке плыли мимо горевшего судна, вскоре увидели за собою погоню знакомых камчадалов, которым приказано перестрелять и переколоть их. Двое остались в живых и взяты Штинниковым в холопство, по казачьему обычаю того края и времени. К счастью, узнал о приключении приехавший из Якутска прикащик, бросил злодея в тюрьму до решения, а японцы, по приказу Павлуцкого, командовавшего тогда в Анадырске и Камчатке, отправлены в Петербург, где они успокоены, окрещены под именами Косьмы и Дамьяна (Шульца и Помориева, по Миллеру) и имели счастие рассказать о своих приключениях самой императрице. Правительство старалось сдружиться с соседями, а невежи-служители его свирепствовали из низкого корыстолюбия. Таков был стиль сибирской службы!
Павлуцкий, приказав штурману Генсу плыть на рейд Анадырский для содействия экспедиции, сам в марте 1731 г. выступил в поход из Анадырска с 215 русских, к которым присоединились сотни две коряков и юкагир, и шел через рр. Белую и Черную на север, к Ледовитому морю. По прошествии двух с лишком месяцев, делая в день верст по 10, он дошел до устья немалой реки, в море вливающейся, и оттуда через две недели прибережного хода сошелся с кучею чукчей вооруженных. Сделаны им внушения к подданству, но предложения не приняты. Завязалось 7 июня сражение, и неприятель сбит с поля. Наши шли вперед, и 30 июня случилась другая сшибка, кончившаяся также в нашу пользу. Победители шли к Чукотскому Носу и хотели поворотить к заливу Анадырскому, как чукчи, в нарочитом количестве собравшиеся, дали 14 июля третью битву и, сколь много ни потерпели, никак не склонялись к подданству. В числе добычи нашлись вещи убитого Шестакова. Через 29 дней ходу осторожного отряд Павлуцкого прошел гористый нос, в море высовывающийся, у анадырцев называющийся Сердце-Камень, и наконец 21 октября возвратился в Анадырск. Говорят, что много пленных обоего пола выведено на Колыму и, посланные оттуда к Якутску и Иркутску, все изгибли дорогою. Из Чукотского похода, к сожалению, наукам не досталось никакой добычи: ни указаний рудных, ни замечаний географических или физических[217]. Только и известного, что Гвоздев на судне Крупышева в 1732 г. был в ш. меж 65° и 66°, на берегу острова близ американского берега, где видел островитян, но не мог разговориться, за неимением толмача.
Нетрудно заметить, что экспедиция, обещавшая примирение чукотского племени, не только не отодвинула границы нашей к морскому берегу, но и прежнюю беззащитную, живыми урочищами обозначенную, подвергла неизвестности опасений, посеяв надолго озлобление и мщение. Нетрудно заметить, что экспедиция с самого начала до конца есть отвага необдуманная; трудные цели, средства неприготовленные, нет суммы для путевых расходов, ни способов для удовлетворения нуждам, команды Шестакова и Павлуцкого жили отъемом местного продовольствия. Мы сказали, что экспедиция надолго посеяла озлобление и мщение, а эти семена начали всходить около 1738 года. Двухтысячная толпа чукчей, лучным боем вооруженных, врасплох нахлынула на олюторских коряков, ограбила их и многих увлекла в полон. Чтобы послать отряд из Якутска на Анадырь, требовалось 34 недели на поход и сколько времени на переписку с правительством? При суждении о трудностях похода несвоевременного, в кабинете министров решено в 1741 г. (14 января) умножить в Анадырске команду строевую и казачью, которой доставало только на оборону своего поста[218].
Если бы Сибирская история могла знаменовать свои эпохи медалями, мы не решаем, достаточно ли одной медали, чтобы изобразить на ней Хабарова и Степанова, а на обороте Шестакова и Павлуцкого. Шестаков, похожий на Хабарова, мог быть Степановым, но Павлуцкий, как знакомый с военною службою, им не чета.
Камчадалы, выпроводив назад команду Берингову, вскоре наслышались о рассеянии ополчения Шестакова и, не опасаясь пушек, лежавших по острогам без канониров, выжидали только отхода бота Гавриила, на котором большой части Нижнекамчатского гарнизона надлежало отплыть в Анадырск, выжидали, чтобы целым племенем на всех местах открыть против Русской Державы бунт, предумышленный и совешанный в течение прошлой зимы. Бот 20 июля 1731 г. снялся из-под крепости, но за противным ветром остановился в устье Камчатки. Нетерпеливые камчадалы, и в том числе крещеные тойоны с соумышленниками, в тот же день начали убивать казаков и русских жителей, не щадя ни пола, ни возраста, и грабить имущество; они завладели крепостью и все в ней выжгли, кроме церкви, в которую снесено имущество обывательское. Несколько спасшихся известили командира бота. Генс на другой день прислал партию из 60 казаков для увещания; 26-го подвезены с бота пушки, сделаны проломы в стенах крепостных, пороховая казна вспыхнула, церковь сгорела, и изменники бежали для продолжения бунта. Огорченные казаки рубили камчадалов без разбора. С вестью о разорении Нижнего острога дальние соумышленники устремились на разорение двух прочих и врасплох умерщвляли казаков, пока отряд из Нижнего не подошел и не испроверг возмущений разноместных.
Вспоследствии для исследования причин бунта и убийства японцев приехали штаб-офицеры Мерлин и Павлуцкий во исполнение громкого указа 1733 г. (21 мая), провозглашенного насчет притеснений, деланных ясачным в Камчатке и вообще в Якутском краю. Трудно было следователям обнять всю совокупность неправд; довольно было показать ближайшие причины бунта, долговременно таившегося в сердцах камчадалов, и наименовать главнейших из них изменников и убийц, не закрывая двух предпоследних прикащиков в излишнем сборе ясака и не оправдывая изверга Штинникова. Следователи в продолжение следствия, и по окончании его, занимались отстройкою Нижнекамчатского острога и оставались в Камчатке по август 1739 года. Правительство в мудрости своей сократило число приговоренных к смертной казни[219].
Еще не дошли до правительства вести о двух происшествиях: походе Анадырском и бунте Камчатском, как оно уже приступило к важной мере насчет северо-восточного края, чувствуя впредь сомнительную судьбу его. Уверясь, что якутскому начальству не вместно заведывать дальним краем, оно не признавало приличной точки ни в Анадырске, ни в Большерецке, дабы с присвоением власти сократить самую перевозку тяжестей. По сим уважениям 30 июля 1731 г. Охотск избран средоточием северо-восточного правления.
Начальнику охотскому дана тогда инструкция в 33 статьях следующего содержания[220].
С назначением Охотска в начальственное место Камчатки, Северо-Востока и всех предприятий на тамошних водах устроить его портом; для водяных сообщений завести судна 4, на которых и отправлять все тяжести в Камчатку.
Из 1500 служивых людей, указом 23 марта 1727 г. назначенных в распоряжение Якутского воеводства, отделить 300 казаков в команду Охотскую; перевесть из Илимска до 50 семей крестьянских для пашни и дать им семена; разместить до 30 кибиток тунгусов-скотоводцев в Охотске, по дороге Охотской, в Удском, в Камчатке, дать им льготы, чтобы племя лошадей и коров у них разводилось.
Нельзя ли от Якутска сделать водяное сообщение до Охотска?
Смолу начать высиживать и завесть ручные доменные печки для плавки железной руды, для снабжения тем и другим новой морской экспедиции.
На Шантарские острова посылать за ясаком.
Смотреть за камчатскими прикащиками, определя туда комиссаров, заводить в Камчатске церкви, купечеству тамошнему дать льготы на 10 лет, перевозить купцов на судах с платою, завести там кабаки, вино брать из Якутска, пока не разведется свой хлеб, и за нехождением денег продавать вино на мягкую рухлядь.
Капитана Павлуцкого[221] взять в команду; не лучше ли возобновить ос. Олюторский; японцев, заносимых бурею, отвозить в знак дружества для заведения торга и осматривать острова Японские.
Вот сокращение видов, какие по указаниям бывшего губернатора кн. Гагарина правительство распространяло в своих распоряжениях, для лучшего обладания северо-восточным краем. Выражения, особым почерком написанные, помещены в инструкции со слов Беринга, по возвращении представлявшего некоторые усмотрения. Повеление определить комиссаров в Камчатку происходило также из представления Беринга, доведшего до сведения, что в Камчатке при сборе ясака третья часть и более дается в подарки сборщикам. Прибавить надобно и то, что с сих пор Охотск сделался местом поселения людей, осуждаемых или за долги, или по сомнениям, и также на каторгу с тем, чтобы там распределять их в прежние состояния, записывая бывших купцов — в купцы, мастеровых — в мастеровые, крестьян — в хлебопашцы. Граф Миних, сомневаясь в ожидаемых пользах от Охотска, куда в 1731 г. сослано 153 чел. (уж ли все военных?), полагал лучше ссылать виноватых на сибирские железные заводы.
Изложив распоряжения, как исторические, не излишним считаем примолвить: а) что Амгинская крестьянская слобода есть колония Илимская, вследствие инструкции 1731 г. на Амгу переселенная для хлебопашества, года через три удающегося в произрастании ячменя[222]; б) что заведение Ямского острога в заливе Пенжинской губы, устроенного в 1739 г. для обуздания прилегающих коряков, принадлежит начальству Охотского порта; в) к его же распоряжениям относится и Гижигинское укрепление, около 1765 г. начавшееся.
После сего надлежало бы нам перейти на сухую сибирскую границу, какая пролегала от Иртыша к Уральскому хребту, но Вторая Камчатская экспедиция, хотя она касается нашего плана в одном обзоре берегов Ледовитого моря, задерживает на распутьях Северо-Востока и Северо-Запада. Да и как не дать места этой экспедиции в составе Исторического обозрения?
Намерение Второй Камчатской экспедиции, вызванной самим неутомимым Берингом, в гадательном заключении о расстоянии Америки от Камчатки на 600 миль[223], состояло: а) в подтверждении, точно ли та и другая за Чукотским Носом стоят отдельно; б) в обязанности объехать Чукотский угол с юго-востока на северо-запад или обратно; в) в осмотре устья Амура, Шантарских и Курильских островов и прикосно венных берегов Японии; г) в открытии берегов Америки; д) в обозрении и определении окраин Ледовитого моря, от Печоры до Чукотского Носа, разделенными судами. В подвигах экспедиции участвовали с Берингом капитаны Чириков, Шпанберг с другими морскими чинами; по ученой части академик Делиль де ла Кройер, частью профессора истории естественной и общежительной Гмелин и Миллер, адъюнкт Штеллер, студент академии Крашенинников, геодезисты, Делилем любимые, Красильников и Попов, горные практиканты, пробирный мастер, механик, молодые люди, в Московской духовной академии учившиеся. Всех людей, исключая Гмелина и Миллера, съехалось в Охотск до 200. Дело откроет и имена флотских офицеров, по берегам северного моря странствовавших, в пользу которых заготовлены магазины продовольствия при устьях больших рек и чрез сибирского губернатора обвешены прибрежные ясачные, чтобы были готовы подавать морским судам возможные пособия и во свое время зажигали бы маяки по ночам.
Другой экспедиции толь огромной, толь торжественной доныне не бывало чрез всю Сибирь, и дай Бог, чтоб, из сострадания к краю бедному, впредь никогда не слыхать знаменитости толь разорительной. Четыре раза надлежало экспедиции садиться на воды, четыре раза выходить со всеми грузами на сушу, с угнетением жителей при каждой перемене. Сколько артиллерийских орудий и снарядов, сколько корабельных тяжестей, сколько тысяч пудов провианта надлежало якутам перевезть из Юдомского Креста до Охотска[224].
Если прибрежные путешествия по морям, Ледовитому и Охотскому, могли совершиться независимо от непосредственного влияния Беринга, под главным наблюдением Сената и коллегии, чему ничто не мешало; то не ближе ли, при известном устройстве Балтийского флота, толще экспедиции сесть в Кронштадте на шлюпы, и плыть к делу? Будучи, однако ж, далеки от минувшего, чтобы мнение свое причитать кому-либо в укоризну, мы не можем похвалить Беринга как мужа ученого и самовидца природы охотской, за ту скромность, что он не остерег правительства от ложных мер разведения хлебопашества в Охотске и Удском. Посмотрим на исполнение.
Одно из главных требований, чтобы коснуться берегов Японии и обозреть Курильскую гряду, кое-как было исполнено капитаном Шпанбергом и лейтенантом Вальтоном. Первый видел Японию в ш. 38°41′ и на обратном пути — бородатых айнов будто бы в ш. 43°50′, конечно, на Матсмае, которого он коснулся и в ш. 41°22′. Последний, по своему счислению находясь западнее 11°45′ против первого Курильского острова, был в ш. 38°17′, потом будто бы спускался до 33°43′ и имел сообщение с японцами, по-видимому, южнее столицы Эдцо, высылал людей на берег, дружелюбно угощенных в разных домах, и сам с таким же дружелюбием угощал посещавших его яхту. Сенат с коллегиею, не уважив вестей обоих офицеров, как они гостили в Японии, ни их счислений, велел повторить плавание, неудачнее прежнего конченное.
К исполнению другого главнейшего требования, чтобы открыть берег Америки, в держанном совете морских офицеров изъявлены два мнения: одно, чтобы держаться карты, от Сената данной и составленной братом Делиля де ла Кройера, на которой показаны в ш. 45° земли, виденные мореходцем Гамом, другое, основанное на добром смысле флотских офицеров, чтобы пуститься к северо-востоку. Если бы экспедиция решилась на последнее, она наткнулась бы на гряду Алеутскую, подле которой, как по столбовой дороге, достигла бы искомого берега Америки. Но Беринг и Чириков предпочли следовать данной от правительства карте, и, не совершенно убежденные в ея верности, они юго-восточным обыском хотели очистить только указ и стремились по своим мыслям к Америке. Чириков, во время тумана разлучившийся с командором в ш. 41°, коснулся в 1741 г. американского берега в ш. 55°, а командор через три дня в ш. 58°28′. Оба старались разведать о состоянии открытой матерой земли, но разведывания были маловажны и счетисты по утрате посыланных людей. На обратном пути застигли обоих мореплавателей ветры, бури, дожди, цинготная болезнь, изнурение, смертность и неразлучные с тем бедствия. Чириков больной, лишась 2 лейтенантов и 21 из 70-ти матросов, 9 октября вошел в Авачинскую губу, не без горести, потому что Делиль, силясь сойти на берег, испустил дух на деке. Командор, наименовав один мыс острова Кадьяка, пройдя в августе Шумагинские острова, так названные по имени матроса, тут погребенного с его пакетбота, и вскоре сдав команду Вакселю, с самоотвержением слышал об изнеможении команды, об усиливающейся смертности, равно и о том, что давно не знают широты плавания. Наконец придвинуло пакетбот к незнаемому берегу и бурею перебросило его через камень. Ваксель и Штеллер съехали на берег, чтоб осмотреть покрытое снегом пристанище. Нашлась речка, еще не замерзшая, но лесу не было. В песчаных буграх начали рыть ямы для казарм, и в одной из таких ям 8 декабря кончил деятельную жизнь бессмертный Беринг. Кладбище его и частью команды слывет о. Беринговым[225].
Перейдем от похорон человека, которого слава осталась в живых, на поморскую окраину Ледовитого моря, как на границу, естественно, крепкую.
Точно около того времени, когда правительство снаряжало морские суда от Архангельска на Обь, сибиряки обоего пола в числе 70 чел., вышедшие из Оби на своей коче, обогнули мыс Ямал и, не боясь ни Карского моря, ни Югорского Шара, приплыли в Соловецкий монастырь на богомолье; на обратном же пути не могли за льдами пройти Югорским Шаром и принуждены были зимовать на о. Долгом, где от голода и цинги все перемерли, основав там известное доныне кладбище Сибирское. Отсюда, как с урочища родственного, надлежало бы зачать описание морских путешествий, но за отдаленностию этих островов и вод мы приветствуем лейтенантов Малыгина и Скуратова с берега р. Кары, из которой в 1737 г. они плывут к Оби, определив устье Кары в ш. 69°48′, также глубину ея и направление фарватера; а между тем геодезистом Селифонтовым описан западный берег Обской губы, и на оленях осмотрен южный берег о. Белого. Скуратов 17 июня определил Трехозерную речку в ш. 69°13′. Оба лейтенанта в начале июля стояли на якоре против Байдарицкой губы, измерили ширину фарватера и глубину губы; заметили, что прилив шел к В. только 4 часа, а отлив к 3. — 8 часов, течение первого было сильнее последнего; 18-го миновали р. Эрубей в ш. 69°53′, окруженную с устья мелями; 21-го прошли Мутную в ш. 70°27′ и Шараповы Кошки в ш. 71°12′, прошли также р. Медведицу в той же широте 37′. Мыс Ямал, по словам Миллера, определен в ш. 72°30′, а остров Белый положен в ш. 73°08′. Здесь прилив шел от 3. 4 часа, отлив от В. — 8 часов, первый был сильнее и с водою соленою, последний — с пресною, возвышение воды на 1½ фута. С 18 августа лейтенанты вошли в Обскую губу.
В 1737 г. удалось лейтенанту Овцыну с штурманом Мининым и флотским мастером Кошелевым выйти из Оби на дубель-шлюпке Тобольск и боте Почтальон-Обь и 16 августа обойти мыс Матзоль в ш. 73°18′. За мысом к С.-В. вдался большой залив верст на 100. Течение замечено к С., склонение компаса восточное, положение берега, называющегося Юранским или Юратским, — низменное.
В 1738 г. штурман Минин отправлен из Енисея на боте Почтальон-Обь навстречу судну, следовавшему с Лены к Енисею, но за льдами воротился из-за каменного берега. В 1740 г. Минин прошел устье Пясины, обсыпанное островками, и, в ш. 75°15′ встретясь с непроходимым льдом, поворотился назад 21 августа. Равную неудачу испытал лейтенант Прончищев, который, в 1735 г. отправясь с Лены на дубель-шлюпке Якутск, зимовал в русской деревне, недалеко от устья Оленека. Следующим летом он прошел Анабару и Хатангу и поравнялся почти с устьем Таймура; но, остановленный множеством островов, к северо-западу насыпанных, где случалось ему видеть дельфинов да рыболовствующих чаек, он не мог ни пройти проливами заледенелыми, ни обойти их по затверделости льда, стоявшего в ш. 77°25′, и поэтому принужден был воротиться. Для приведения в известность пробела, остающегося между крайними точками Минина и Прончищева, на расстояние 9-ти почти степеней, послан геодезист Чекин, который, исполнив, как умел, береговое описание, написал оконечность Таймурского мыса в ш. 76°38′. Если бы и определение и описание Пекина оказались основательными, весь берег остается неизвестным в отношении гидрографическом, на расстоянии 200, а не 400 верст, как написано в Енисейской губернии. Между тем заботливый Прончищев изнурил свое здоровье трудами, можно сказать, до упаду, потому что, чрез несколько часов по возврате на Оленек, скончался. Не место бы здесь упоминать о его супруге, если бы она не заслужила быть хвалою своего пола; неразлучная с ним в морском путешествии, вскоре последовала за ним и в могилу.
На место Прончищева прислан лейтенант Харитон Лаптев, который, в 1739 г. повторив прежний морской путь, видел те же преграды. Против устья Хатанги он заметил множество моржей, по льдинам разлегшихся, и потом со штурманом Челичкиным сухопутно ездил поверять донесение геодезиста Пекина в рассуждении положения мыса Таймурского, но поверка его лежит в архиве адмиралтейской коллегии.
Для прохода с Лены до Анадырской губы употреблен лейтенант Ласениус. От Быковского мыса[226] 7 августа 1735 г. он вышел в море на боте Иркутск, но за противным ветром, густым туманом и льдом 19-го вошел в р. Хараулах, падающую между Леною и Яною, для перезимовки. Команда подверглась цинготной болезни в такой степени, что из 52 осталось живых 13 да подштурман и священник. Сам Ласениус умер прежде прочих, определив наблюдением свою могилу в ш. 71°11′. Место его заступил присланный лейтенант Дмитрий Лаптев с новою командою. Ранее 15-го не мог он выйти в море и, чтобы успеть дойти до Св. Мыса, держал курс на северо-восток, но чрез двое суток стоячий лед положил преграду к дальнейшему следованию и вогнал судно в Лену. Лаптев с донесением о невозможности послан Берингом в Сенат, который, возвращая его к своему месту, приказал приложить все усилия к предположенному проходу, в случае же непреодолимых трудностей следовать ему по берегу сухопутно для описания и положения его на карту. В 1739 г. на прежнем судне он обошел Св. Нос, по новейшим сведениям возвышающийся над морскою поверхностью на 200 сажень, и в конце августа прибыл к устью Индигирки. В следующем году отправился на другом судне и прибережным плаванием прошел Колыму, у которой берег продолжается каменным утесом в вышину до 8 сажень. За Колымою морской берег горист или утесист. От речки в 20 итал. милях за Колымою берег идет к мысу Баранова земляным увалом, выше воды в 4 сажени. Далее мыса берег продолжается не так высоким до мыса Песчаного. Течение бывает переменное, то от В. к 3., то от 3. к В. Прибыль воды неправильная и едва приметная. От Песчаного Лаптев, из справедливой недоверчивости к чукчам, сухопутно прошел по Анюю и Анадырю и описанием обеих рек заключил многотрудное обозрение северной границы. Кто не почтит ревности, неутомимости и примерных усилий северных наших аргонавтов, которые, в области полярной природы, боролись с безжизненным климатом, с ужасною температурою, с болезнями при отсутствии лекарей и лекарств и нередко с голодом? История, чем живее чувствует цену их подвигов, тем более сетует, что любопытные журналы их доныне не изданы в публичное сведение[227]. Она предчувствует, что в них не найдется желаемых физических замечаний, сколько по тогдашнему недостатку в инструментах и в знании естественных наук, столько и по изнурению сил телесных и умственных в наблюдателях; но выводы общие уповательно были бы полнее.
Теперь выводы из прибрежных путешествий представляются следующие: а) географическая кайма берегов, посредством снятых очертаний и взятых высот полюса, представляет имоверный, так сказать, купон сибирской карты; б) прилив и отлив при берегах матерой земли и островов не обмерзлых не везде равномерен и к востоку едва заметен; в) течение разностороннее и неравномерное; г) течение в Беринговом море быстрее, нежели в океане, и постоянно идет от северо-востока; д) прилив и отлив Пенжинского моря, во время сизигий, показывают несколько дней правильность в возвышении и падении вод, большой и малой (манихи); первая возвышается до 8 ф., а последняя — на ⅛; во время же стояния луны в четвертях большая вода переменяется в малую и малая в большую и т. п., что можно читать у Крашенинникова. Если подобные дроби морской наблюдательности приняться сличать с наблюдениями новейших морских путешествий в Северном океане, без сомнения, ум человеческий выиграет данные для общего круга знаний, не заботясь о морской науке. Что касается до примет, по которым историограф Миллер заключает о постепенном мелении Ледовитого моря, они основаны на возвышении берега морского сверх воды, на возвышении, замеченном и подле Лапландии. Но самое возвышение берега не доказывает ли соразмерного углубления дна морского? Поэтому чего-то недостает, чтобы с достоверностью говорить об обмелении одного или двух морей, в прямом значении слова, особенно без совокупного соображения всей системы океанов земного шара. Тут дело шло бы о всеобщем уменьшении количества вод земных. Береговая колонна, измеряющая падение морского уровня, неудовлетворительна для вывода, если нет средств в то же время вымеривать глубину вод не только в одном или двух морях, но во всей системе океанов. Лучше оставим оцепенелую страну древнего переворота, обитаемую белыми медведями, голубыми песцами или коротконогими тарандами, и перейдем на хлебородную границу от Иртыша к Уралу, угобженную стадами кочевавших орд.
В феврале 1730 г. назначено для Тобольской губернии на строение крепостей с инструментами и окладным жалованьем каждогодно по 3972 р., то есть в сравнении со всеми крепостями в государстве 1/16 крепостного капитала. Сия доля относилась только к тем крепостям, которые вдоль Иртыша выстроены по правилам инженерного искусства, включая в то число и Тобольскую крепость, по старшинству. В 1740 г. крепостной капитал приумножен до 120 000 р., следственно, по аналогичному содержанию приводилось до 7500 р. на крепости Тобольской губернии.
Где же пограничная черта лежала от Омска к Уралу? Трудно обозначить годы и передвижные точки, когда и где она западала, потому что казаки, пользуясь откочевкою кибиток, быстро переносились вперед с форпостами к озерам выгодным. С достоверностью можно утверждать, что здешняя пограничная, так сказать, струя около 1743 года текла вниз по Иртышу к Омску, потом от Чернолуцка бежала на Абацкую и Коркину, далее чрез Бердюжью и Лебяжью — к форпосту Утяцкому[228]. Перелившись чрез Тобол на речке Юрьямыш, она вскоре извивалась чрез форпост Нижнечернавский, поставленный на речушке Черной, и чрез Куртамыш слилась с Миассом, на котором в 1736 и 1737 гг., во время третьего Башкирского бунта, наскоро окопалась крепостцами: Миасскою, Челябинскою, далее при озерах Иткульскою и Чебаркульскою, еще далее, со стороны Оренбургской комиссии, Уйскою при вершине Уя и Карагайскою при Уральском отмете; и в этом устройстве Исетская провинция отходила от Тобольского ведомства.
Что ж касается до внешней безопасности Урала заводского, он позади означенной черты обвивался своею змеею укреплений, впереди которой Татищевым еще выстроена была во время бунта Кизилташская крепость на мысу, образуемом речкою Течею, текущею из оз. Иртяша в оз. Кизилташ. Оборонительная заводская цепь, обходя от ос. Катайского все приписные по Исети слободы надолбами, рогатками и рвами, состояла на самом Урале из укреплений: Горного Щита при речке Уктусе, Кособродского при Чусовой, Полуденного при вершине той же реки и Ревдинского. Распорядительному Татищеву и полковнику Арсеньеву, с драгунским полком из Тобольска командированному на Исеть и Миасс, по справедливости следует приписать то, что не все бедствия пролились на новые оренбургские водворения. Мы не считаем своим долгом здесь упоминать ни об Яицкой линии, которая частью заселена сибирским набором с 240 душ по человеку с женами и детьми[229], ни о крепостях Красноуфимской и Елдацкой, посреди которых вскоре выстроена Демидовым Сергинская, как замечено в Истории рудного дела; но нельзя пройти в молчании проекта крепкой линии, по рр. Ую и Тоболу в 1739 г. решенной[230]. В этом проекте видно мановение той же оборонительной мышцы, которая тогда зодчествовала по военным чертежам на всех границах России. Сия важная линия, в следующем периоде сомкнувшаяся с Омском, вполне прикроет Сибирь от вторжений орд киргизских, которые на словах с 1734 до 1738 г. делались подданными России, но на деле не переставали жить ворами и разбойниками. Несмотря на легковерие, попустившее усилиться заворохе башкирской, отдадим справедливость статскому советнику Кирилову! Начертание, какое представил этот внимательный слушатель Петрова Сената министерству императрицы Анны, делает память его не чуждою и для Сибири, хотя время показало в лице его, что легче начертить важное предприятие, нежели привести в исполнение. Не большая, казалось бы, мудрость не считать за одно перо со шпагою или в другое время — шпагу с пером: но, к сожалению, эти промахи случаются. Несмотря, однако ж, на промахи наши, на множество врагов и прежнюю беззащитность сибирской границы, Сибирь не видела большой беды, хотя и часто настояли опасности. Бог хранил и хранит Сибирь.
Глава VТорговля и ея средства
При обозрении торговли мы не станем завлекать читателя ни в Яркен, ни в Хлассу, ни в Японию, как последнее замышлялось при кн. Гагарине и при отправлении капитана Шпанберга, но изложим действительные события.
Петр Первый при самом учреждении Российского Сената (1711 год) вложил в запас глубокую мысль, чтобы для китайского торга сделать добрую компанию. Правительствующий Сенат, заботясь обнять и развить его мысль, изъясняется в апреле того же года, что позволение торговли всякому, кто примет на себя обязанности торговые, есть подлинная мысль государева. В 1718 г. (10 декабря) государь, повторяя о китайском казенном караване и казенных товарах, еще промолвил, что в числе казенных товаров быть только поташу и смольчугу, для сбережения лесов, а все прочее отдать в народ с пошлинами, каким по рассмотрении следует быть. Вот три законодательные мысли, открывающие высокий взгляд законодателя на судьбу торговли, вот три светлые истины[231], которые в то же время затемнены, загромождены старыми привычками управления, нуждами денежными и беспрестанною торопливостью предприятий, так что и сам Великий иногда является в противоположности с своими изречениями.
Последуя преобладанию устоявшего порядка, мы делим сибирскую торговлю на казенную, народную и смешанную.
При отправлении каравана в Китай из Сибирской губернии велено Сенатом (20 августа 1711 г.) для пополнения капитала, прежнему каравану равносильного, прибить в Москве листы по воротам и приглашать вкладчиков, как бывало и прежде. Вот свидетельство маломочия капиталов в средине России, это сказано в сторону! Для наблюдения за благочинием караванных людей впоследствии был посылаем унтер-офицер гвардии, при инструкции коммерц-коллегии. Таков был порядок караванов казенных пополам с народом до 1727 г. с тем ограничением, что воспрещение частным людям покупать ревень продолжалось по-прежнему.
Гр. Владиславич, отправляясь из Селенгинска в Пекин, представлял, что за излишним отпуском мягкой рухляди, с которою наши торговцы ездят из Нерчинска в Ургу, Наин и другие места Маньчжурии или Монголии и там продают с убытком 20-ти процентов, или даже вывозят обратно, — представлял, что надобно воспретить им торг мягкою рухлядью, дабы поднять цену на товары казенного каравана, и чем скорее это сделается, тем будет лучше, по причине, что вслед за ним шел казенный караван. На сем основании 20 декабря 1726 г. воспрещен купечеству нашему торг мягкою рухлядью в границах и на границах китайских. Надлежало бы поправить дело, а не поражать промышленности народной, но на первое недоставало изобретательности при равнодушии к последнему.
При следовавшем царствовании (26 июня 1727 г.) разъяснена вольность торга сибирскими соболями и другими заповедными товарами с прежним воспрещением отпуска их в Китай. Причем, как бы в вознаграждение, дарована частным людям свобода покупать в Тобольске у бухарцев ревень до 300 п. ежегодно.
Когда в 1730 г. Сенат заботился отправить казенный караван, комиссия коммерции получила приказание пригласить на совещание гр. Владиславича и известного Ланга; но что могла она услышать от этих лиц с торгашьими предубеждениями в мнимую пользу казны? Поэтому в январе 1731 г. объявлено решительное воспрещение брать или посылать, явно или тайно, в караване товары частных людей, в какое-либо место Китайского государства. В этом-то караване послано под рукою 50 000 п. иностранного в монете серебра, для обмена на золото, как выше сказано.
В апреле того же года ревенный торг взят из народных рук в распоряжение Сибирского Приказа, который тотчас по своем восстановлении спешил показать, что им усматривается государственная прибыль в возвышении цены на ревень.
В октябре 1734 г. вымен копытчатого ревеня в Кяхте назначен до 1000 п. и более, с тем чтобы лишний оставлять на границе, для прибавки к будущей покупке. В марте 1735 г. велено ревень, привезенный в Москву, содержать под спудом, следующий же остановить в Тобольске, пока наличный не продается в Петербурге. Пуд ревеня обходился в Петербурге 37 р., а за морем продавался в 169–289 р.; следственно, на тысячу пудов — 162–252 тысяч рублей. В одном июле двукратно было возбраняемо частным людям вывозить ревень или отпускать за море под страшною угрозою русским смертной казни и лишения всех животов за один даже фунт, а иностранцу — под опасением немалого штрафа. В следующем году, по совещании кабинет-министров, послан в Кяхту для закупки ревеня купец Свиньин в качестве комиссара и аптекарь для браковки.
Во всяком случае не должно бы было так поступать с общими запрещениями, по каким бы побуждениям они ни изрекались от правительства; но когда в предосуждение общего положения и в соблазн прочих подданных позволяется одному купцу Евреинову в 1737 г. торговать с Китаем мягкою рухлядью, тут трудно воздержать их от поползновения против общего правила. В самом деле, в конце 1738 г. сделалось известным правительству, что купцами китайскими получается от наших мягкой рухляди втрое больше против казенного отпуска. Из всех торговых попыток, какие мы доселе видели по казенным предприятиям, конечно, не вышло достойных счетов, когда в сентябре 1739 г. и чрез год опять в сентябре читаем, что правительство, слагая с себя заботы китайского каравана, сдает его в компанию знатных купцов и других особ-капиталистов. Прежде, нежели составилась сзываемая компания, наступило правление принцессы Анны, и опять через год повторяется созыв компании. Сколько уроков! И все-таки будут забыты как уроки, пока не превратятся в начала управления. Плохи теории без опытов.
Таким образом, народная торговля, не могшая представлять китайским потребителям своих мануфактурных изделий и оттолкнутая от границы во внутренние ярмарки, блаженствовала только в творческую эпоху Петра Великого и разгуливала на богдоханский счет до Пекина. После того, сколько ни была ограничена меховая торговля, не могла не навлечь на себя нарекания за тайные выходы чрез границу, нарекания, тем более заслуженного, чем более растянута граница для таможенных глаз, и эти притом глаза принадлежали то казакам из крестьян, то бурятам и тунгусам. Забайкальская торговля спряталась в безыменные проходы и без огласки подрывала надежды казенных караванов.
Если уже были злонамеренные торговцы, пользовавшиеся оплошностью или стачкою пограничного досмотра для обмана казны, то в самой Кяхте бывали прикащики-плуты, которые для обкрадывания своих хозяев заказывали маймачинским фузам приготовлять товары двоякого качества, дабы от хозяйской доглядки прикрыть низкие добротными. Татищев, рассказывая подобный пример с московским купцом Филатьевым, от своего комиссионера на 50 000 р. обманутым, дает разуметь, что мы сами обучали не одних китайцев к подлогам по торгу. Но полно, правда ли, что мы обучили китайцев плутовствам, не они ли надоумили наших плутов? Далее!
Из-за кулис Алтая чжунгары и киргизы стекались временем с товарными вьюками или табунами на дым колыванских плавилен и на развевающиеся по иртышским крепостям камчатные знамена. У Ямышевской крепости, как старейшей, и у Семипалатной расторжка с заграничными соседями представляла сибирскому купечеству некоторое занятие для разменов. Далее по миасской границе, вместо Калмыцкого брода, где завелась было расторжка с киргизами, предположено перенесть ярмарку в Челябинск. Троицк не существовал до 1743 года[232]; но в Оренбурге Кириловском торги с пошлинами начались с 1738 года. В 1741 г. там собрано пошлин до 3800 р.
Ярмарки, какие во II периоде сталкивались по городам, острогам и нарочитым съездам, продолжались и ныне, с постепенным уменьшением от естественного умаления звериных уловов и от вывоза их на российские торжища; зато взамен в слободах и селах, где церкви и особенно явленные иконы, праздничные дни становились днями торжков. Богомолье, надобность купить или сбыть и отдых веселый были три важные заделья. Приятно заметить, что в продолжение третьего периода цвела Невьянская ярмарка у Акинф. Демидова. Старообрядцы, особенно заселившиеся под покровом Демидова, поспешествовали торговому гнезду своим досужеством. Татищев, не любивший этого заводчика, испросил в марте 1733 г. дозволение учредить двунедельную ярмарку в Екатеринбурге, имеющую начинаться после 23 марта, т. е. по окончании Ирбитской. Время притона в распутицу, сплав товаров с Уткинской пристани или перекид их на вешнюю Тобольскую ярмарку, все сии обстоятельства, хорошо сходившиеся с купеческими расчетами, не менее и виды на разные уральские поделки, обнадеживали Екатеринбург возвеличением благосостояния. Правительство согласилось на допущение ярмарки с тем, чтобы никто не приезжал с товарами без уплаты пошлины. Не более года прошло, как последовало запрещение должностным людям торговать или держать у себя приезжих торговцев, греков и прочих. Условие справедливое в том времени, но едва ли удобоисполнимое! После Екатеринбургская ярмарка, изменяясь во времени согласно прежнему желанию тобольских купцов Маслова с товарищи, осталась одною зимнею с 24 ноября. Екатеринбургская таможня с окрестными заставами существовала до закрытия Верхотурской таможни и зависела от Тобольской губ. канцелярии.
Нельзя не заглянуть и в Камчатку. В ней до льготного 1731 г. шильничали одни промышленники, но с того времени, или, иначе, с прибытия Второй Камчатской экспедиции, появились торгаши. Привозилось товаров на 10 000 руб., сбывалось на 30 000; следственно, товары продавались дороже вдвое, втрое, а мелочные необходимые — в пять и восемь крат.
Теперь взглянем на средства торговые, или, иначе, на знаки монетные и пути сообщений.
Под именем знаков монетных не надобно здесь разуметь товарных статей, какие при разменах у китайцев, у бухарцев и в Камчатке ходили в цене и качестве счетной монеты, именно тюнь китайки, мата и лисица красная, но мы говорили просто о золоте, серебре и меди — трех металлах, которые давали Сибири деньги, общие с Россией. Правда, в некоторые годы государственного монетного оскудения, как-то в 1723 г. и следующих четырех годах, равномерно в 1736 и 1737 гг. в известных российских губерниях выдавалось вместо денег жалованье мягкою рухлядью, далеко не схожею с калужскими кожаными жеребейками[233]; но в Сибири выдача жалованья меховым товаром всегда строго возбранялась, дабы при заочной расценке дорогое не пошло за дешевое.
В 1723 г. снова повторено, чтобы вывозимым китайским золотом купечество платило в Нерчинске пошлину, за остальное же брало бы на обмене казенные товары, рассчитывая золотник в 105–115 к., следственно, ценность золота против серебра определялась произвольно в 61/12. Поэтому должно верить тогдашнему слуху, до Сената дошедшему, что в Сибири, и особенно в Тобольске, много серебра и золота, которых, однако ж, не везут в Россию, по известному, конечно, опасению, чтобы в Верхотурье не расстаться с металлами за пошлины с придачею казенных товаров. Не должно бы, кажется, ускользнуть от прозорливости монарха, каков Петр, что чрез несоразмерное унижение достоинства первых металлов и чрез отбор их за половинную цену нельзя ни снабдить ими монетные дворы, ни обогатить казначейство, но так водилось.
Не ранее как в 1728 г. почувствована надобность определить постоянную ценность серебра и золота при покупке обоих металлов внутри государства; почему и объявлен золотник первого в 18 к., а второго — в 245 к. В 1735 г. золотник золота возведен до 252 к., и таким образом признано наконец европейское содержание двух металлов 1:13½ или 14.
Медная монета переделывалась не только при каждом новом царствовании, но и по нескольку раз в продолжение одного царствования. Разные были побуждения к перемене чекана: раз переливалась мелкая разменная монета для поправки грамматической опечатки в надписи: копик вместо копеек. Самая любопытная из красной меди монета вследствие двух указов (от 14 июня 1725 и 4 февраля 1726 гг.) состояла из слитков рублевых, полтинных и т. д. В рублевом слитке, посредине которого выбивались цена и герб по углам, содержалось весу 4 ф., в полтинном — 2 ф., в четверти рубля — 1 ф. и т. д. Десять рублей тиснились из пуда. Образца сих денег нет уже в Екатеринбургском монетном дворе[234].
Из сибирских летописей не видно, велик ли был рост в Сибири при займе денег; но полагать следует, что он был не менее, как и в Петербурге, т. е. от 12 до 20 процентов. В 1733 г. была открыта при Петербургской монетной конторе, в пользу торгующих, ссудная выдача капиталов по 8 % под заклад золота и серебра, как двух непререкаемых сокровищ, могших ручаться за достоинство залога. Все прочее, по образу тогдашних понятий, не заслуживало веры. Мы вписываем постановление о денежной ссуде во свидетельство проявления первой идеи о банке.
Дело здесь идет не о новом пути, какой в 1712 г. был указываем в Китай от устюжанина Пандкратьева, но о путях почтовых и почте чрез Сибирь кратчайшими расстояниями. Не излишне наперед заметить, что в августе 1722 г. Шафиров наименован генерал-почт-директором.
Кратчайшими расстояниями разумелись проезды: а) от Кунгура до Екатеринбурга, для ближайшего сообщения с Тобольском и Казанью; б) от Тары чрез Томск и Красноярск до Иркутска; и в) чрез Байкал до Кяхты и Нерчинска. Сенату хотелось в 1724 г. учредить почту еженедельную, разумеется, до Тобольска для пересылки бумаг, а до устройства сей почты на первый раз — ежемесячную. Последняя и существовала посредством гоньбы городских и уездных жителей, конечно, не без отягощения, пока Суксунский завод Демидова не вошел чрез 4 года в свою силу и не стал разделять обязанности земские. Сему заводу надобно приписывать и первую прокладку дороги к Екатеринбургу и Кунгуру, для собственных его нужд.
Для обеспечения дороги от Тары до Томска в 1722 г. устроены три укрепления: Тартасское, Каннское и Убинское, как сказано в проспекте; но когда именно открылась проезжая дорога от Томска на Красноярск до Иркутска, нет точных сведений. Только то известно, что дорога Иркутская от Красноярска на Канск, потом другая — из Енисейска на Нижнеудинск проторены купецкими прикащиками, летом и зимою ездившими без огласки для тайной закупки мехового товара у бурят и карагасов. Дорога от Красноярска чрез Нижнеудинск к Иркутску была уже известною в 1733 г. Ибо знаменитый Беринг в 1734 г. проехал налегке этим трактом от Тобольска до Иркутска; тяжести же экспедиции, как и купеческие клади, в продолжение всего периода неизменно сплавлялись по Кети.
Для сокращения восточной дороги коммерц-коллегия в 1722 г. открыла смелое предположение, вследствие которого наказывала инспектору сибирских таможен рассмотреть, нельзя ли Забайкальскую дорогу проложить чрез Абакан и Томск или на Байкале завести два казенных судна. Неизвестно, какие препятствия усмотрены для обоих предположений, потому что о заведении двух буеров на Байкале гр. Владиславич после снова ходатайствовал.
В 1731 г. Сибирский Приказ представлял об учреждении почты для государственных посылок и частных писем по Сибири, как было в минувших годах; из чего можно судить, что прежняя почта, во время могущественного царствования установленная, вскоре запала. Сенат, во уважение того представления, в апреле 1733 г. велел учредить ординарную почту от Москвы до Тобольска, т. е. чрез Верхотурье, и по разным трактам Сибири до Нерчинска, с платежом весовых денег за письма. Ранее месяцем приказано было сибирскому губернатору распорядиться в пользу второй Камчатской экспедиции, чтобы почта от Тобольска к востоку ходила дважды в месяц, от Якутска к Тобольску — однажды, а от Якутска до Охотска и Камчатки — один раз в два месяца. Невероятно, чтобы последнее требование могло быть удовлетворяемо постоянно, по естественным даже невозможностям.
В рассуждении почтового тракта к Нерчинску Сенат имел в виду полученное из рук гр. Владиславича странное предположение Бурцева, комиссара нерчинских заводов[235], и передал его на рассмотрение местного начальства. Всего ближе возложить бы почтовую гоньбу в том краю на 18 родов хоринских бурят, как уже испытанных в верности в бытность гр. Владиславича за Байкалом.
После обозрения всех трактов сибирских возвращаемся на дорогу Кунгуро-Екатеринбургскую. Татищев, известный начальник уральских заводов, в 1735 г., сравнивая сию и Верхотурскую дорогу, представлял, что последняя далека, грязна и не снабжена порядочною гоньбою, так что инде ходят с почтою пешком, а другая не заселена, неверно вымерена, непрямо проложена и требует геодезической прокладки, верстовых столбов и заселения, а до того устройства пусть возят почту и курьеров уездных обыватели за плакат. Сенат в начале 1736 г. отдал предположение Татищева на рассмотрение сибирского губернатора. Приняты ли тотчас меры к устройству сей дороги, и точно ли с тех пор или исподволь началась линия заселений и укреплений между Кунгуром и Екатеринбургом, точных сведений нет, кроме одной известности об Ачитской крепости, которая, стоя в ряду другой линии и составляя границу между Сибирью и тогдашней Казанской губернией, в 1737 г. была обступаема башкирами, в драгунские мундиры нарядившимися, и сделала маскированному неприятелю решительный отпор[236]. Положительно неизвестно, когда кончено сибирским губернатором рассмотрение о Кунгуро-Екатеринбургской дороге, только она, не сождав решения, находилась в ходу. Удобство, близость, покойный проезд, при попущении начальства местного, привели в забвение силу торгового устава 1698/207 г., по которому проезд частных людей с товарами и без товаров был определен чрез одно Верхотурье.
В январе 1739 г., по недочетам таможни Верхотурской, дан Сенату указ с строжайшим подтверждением, чтобы ни купечество, ни другое какое-либо звание не смело ездить мимо Верхотурья, чтобы по прочим дорогам расположить заставы и подвергать конфискации товары и вещи проезжающих неуказным трактом. Тракт удобный, короткий и к Кунгуру живописный остался надолго дорогою курьеров[237].
Глава VIЖизнь Сибирская
Не повторяя о трудах и тягостях, понесенных не одними якутами и камчадалами при препровождении двух камчатских экспедиций, и оставляя самому читателю измерить прочие хлопоты, недешево стоившие придорожным жителям от проездов в Китай двух посланнических свит и трех китайских, мы ограничиваемся на сей раз одними итогами отдельных наборов с трех сибирских провинций, начиная с ноября 1709 года.
С Сибири в 29 наборов, отсчитанных в продолжении 34-летнего периода, взято сперва по числу дворов, потом по числу ревизских душ 28 000 рекрутов, т. е. шестая доля населенности русской. Такие приемы слишком бы истощили страну малолюдную, если бы правительство по своей мудрости не решило с 1725 г. впредь пополнять сибирскими рекрутами и недорослями местные гарнизоны; однако ж из сей бережливости надобно выключить пять наборов рекрутских, с 1737 г. следовавших, которым надлежало делить подвиги войны Турецкой с Минихом и Шведской с Лавсием, и еще один набор обоего пола с детьми до 2000, для заселения линии по Яику[238]. Если взять, отдельно от Полтавского сражения, пожертвования Сибири в последние 13 лет могущественного царствования, Сибирь принесла имени Российской Державы 16 000 челов., 1853 чет. муки, до 200 лошадей, 127 000 единовременных денежных сборов, кроме постоянных податей, и без включения многократных платежей посадскими 10-й деньги[239]. Кто не согласится, что толь многочисленные обязанности были изнурительны для жителей, богатых землею и лесом и не знавших торжища для сбыта леса и хлеба? Но история постыдила бы свой сан, опорочила бы перо, если бы, любуясь блистательною радугою, вознесшеюся над промежутком между Полтавской победой и Нейштадтским миром, вздумала сетовать о жертвах. Жертвы, труды и народные испытания велики, невозвратны, но они принесены на святой жертвенник отечества. Когда Петр Великий, восприяв титул императорский, ознаменовал событие Нейштадтского мира праздником, слова, какия истекли из растроганного отеческого сердца в ответ на приветствия представителей государства, должны быть благородною думою истории. «Зело желаю, чтобы весь наш народ прямо понял, что Господь Бог нам сделал минувшею войною и заключением мира. Надлежит благодарить Бога всею крепостию, и, надеясь на мир, не ослабевать в воинском деле. Надлежит трудиться для блага общего, которое Бог кладет нам пред очи вне и внутри, для облегчения народа». Какой язык у Великого! Только о Боге, о милости Бога, о благодарении Богу, только о народе, об облегчении народа, о поддержании воинственного духа и воинского искусства! Слово его: не ослабевать в воинском деле, не девиз ли десятилетия императрицы Анны и грядущих времен России? Пойдем же далее по сибирской глуши.
Правда, что главные города Сибири Тобольск, Томск, Енисейск и Иркутск были довольно многолюдны, имея домов от 3000 до 1000; но нравы городские стоят не столько сожаления, сколько порицания. Гмелин, не без склонности, впрочем, к злоречивости, описывая в 1734 г. нравы, замечает в жителях, особенно в ремесленниках, чрезвычайную беспечность, нерадивость, решительную падкость к пьянству и распутству и все эти пороки относит, по забавному умствованию, к дешевизне припасов. Справедливее бы отнести к совокупности малодушных людей, с Волги да с Камы собравшихся и по взаимному самообучению погружавшихся в чувственное отчаяние, которое любит обманывать свое горе дикою веселостью. Горе этих людей, горе произвольное в стране, жаждущей ремесленности, происходило частью от безгласности ратуш, с падением магистратским не могших удержать ни веса, ни влияния над сословием посадских. Кто же такие были создателями многочисленных в Сибири храмов и колоколен, начиная с Верхотурья до церкви Аргунской или Нижнекамчатской? Те же сибиряки, которых самолюбивый иноземец без разбора именует пьяницами и распутными. И развратность в жизни и благочестие в деле Божием! Как совместить одно с другим? Стоит только заглянуть в бедное сердце человека, в котором растут вплоть подле пшеницы и плевелы. По небрежному ли посеву христианского учения или по необработанной земле, на которой оно сеялось, соблюдение наружных обрядов, периодическое покаяние с причащением Святых Таинств и упование на заслугу Христову, без исправления жизни, считались тогда у иных спасительными путями к царствию Божию. Пожалеем о характере заблуждений, нередких и в звании Гмелиных, нередких и в нашем веке, и наверстаем порицаемую чувственность взглядом на христианскую жизнь слобод, исстари заселенных крестьянами, а не поселыциками. Там имя Божие произносится старшими семейств с благоговением от утра до вечера, там все начинается и оканчивается с именем Иисуса[240]. Многократно мы бывали свидетелями, с какою чинностию, тишиною сидят за хлебом-солью, с каким благодарением встают из-за стола и с какою богобоязливостию поднимаются падшие крупицы хлеба, почитаемого за дар Божий. Многократно также мы слыхали, что во время грозы крестьяне ночью встают, затепливают свечи пред иконами и семейно молятся в глубоком безмолвии. Такое ж моление в часы грома творится и днем, при закрытых ставнях, и на глас небесный отзываются в закрытых клетях благоговейным воплем. Нет, это не лицемерство, не уроки нашего века, а остатки наследства праотеческого, устюжского.
Хлебосольство сибирских селений — похвала старинная, хлебосольство городское между родными и приятелями — также черта историческая; но нарядное, угостительное хлебосольство купеческих домов Западной Сибири начиналось было с первым открытием магистрата в Тобольске и с закрытием его исчезло, до времени Елисаветы, восстановившей почетность купеческого сословия. Тогда и в Енисейске, и в Иркутске настали обеденные закуски, вечерние чаевания с попойкою. Между тем, по словам того же Гмелина, купцы и порядочные посадские, в большие праздники и в именины семейства губернаторского, приглашались к столу и при выходе, за сделанную им честь, оставляли по полтине и рублю. Вина были хороши, но хозяин не оставался внакладе при возмездии гостей благодарных. Повествователь рассказывает это о Тобольске, но начальники и прочих значительных городов едва ли были далеки от подражания.
Мы бы ничего не услышали от сибирских летописцев, если бы не узнали другими путями о тревогах, каким сибиряки состояния чиновного или зажиточного подвергались от слова и дела, давно в России затеянного и явно в Сибири свирепствовавшего в продолжение сего периода, несмотря на многократные воспрещения. Вот как трудно искоренить поноровку злобе, раз посеянной в народе необразованном! Начальник Урала Геннинг в 1723 г. писал в Петербург, что, по отъезде сибирского губернатора кн. Черкасского, каторжные в Тобольске начали объявлять слово и дело на разных начальников, которых и отсылают в Москву в оковах, несмотря, что по генеральному регламенту не следует им верить. Письмо Геннинга, к счастью, внесено в Сенат, который, по своей любви к законности, велел крепить каторжных в тюрьмах, пускающихся на подобные дерзости, до приезда нового губернатора. Нечего удивляться злонамеренному клеветничеству ссыльных, как уже не принадлежавших к имени людей, и по унижению готовых на черные выслуги; но вот редкость: таким же неприятностям подвергался в первую экспедицию Беринг от своего писаря, Ласениус — на устье Лены от некоторых матросов и сибирский губернатор вместе с первыми чиновниками — от иркутского вице-губернатора Жолобова, находившегося под следствием. Чему другому надобно приписать такую низкую покатость, как не духу времени, настроенному нестеровскою шайкою и потом закупленному шпионами бироновскими, изведывавшими подробности даже узнической жизни кн. Долгоруких[241] и подобных им. Сии случаи достаточно показывают, сколь мутна была чаша сибирской жизни, довольно горьковатой и без подливу желчи.
В Таре, как и везде, требовано клятвенное обещание тому, кого (по уставу 5 февраля 1722 г. о наследии престола) державствующий государь наименует наследником по воле своей. Этому городу, перемешанному со страообрядцами, но дотоле торговому и благополучному, случилось по лжетолкованию Подушина, тарского казачьего полковника, увлечься в явное ослушание и погибель. В 1724 г., по словам Сборника, прислан следователем вице-губернатор[242] Петрово-Соловово, человек с злою душою, корыстолюбец и сластолюбец, хотя для неизбежной беды достало бы следователя и с душою доброю и правилами беспристрастными. Начальник мятежного замысла, запершись в доме со многими другими и запасшись порохом, в ту минуту, коль скоро дом его стал окружен отрядом следователя, взлетел на воздух. До тысячи человек, в деле замешанных, казнено. Не одна будто бы тысяча разослана по Сибири и в Рогервик. В 1730 г. 89 сих несчастных, дворян и служилых, обнадеживаясь двумя милостивыми манифестами 1728 и 1730 гг., просили дозволения возвратиться восвояси к родственникам, и 18 марта уважено горькое их челобитье.
Если Подушин не был из стрельцов и если соумышленники не принадлежали к толку старообрядцев, трудно изъяснить отчаянное сумасбродство. С тех пор Тара с своим околотком, по примеру Охотска, населялась разными людьми, посыланными на жительство, с отводом им мест под селитьбу и 2-летнею льготою от податей.
Оспа в 1731 г. свирепствовала среди так называемых енисейских остяков. По Описанию народов, волости: Касимовская, Инбацкая и Пумпокольская чуть не дотла вымерли. Прежде того то же поветрие разнеслось от Анадырска, и Провидению благоугодно было предохранить на сей раз камчадалов от опустошения. Мы не упоминаем о кори, также периодически являвшейся среди инородцев без дальней смертности: но со слов летописца Новицкого говорим, что сифилистическая проказа (Elephantiasis) еще во время проповеди Филофеевой свирепствовала, как и ныне, среди остятского племени и, обезображивая лицо, разливала гниение по всему телу; что остяки казались равнодушными к болезни и не употребляли никаких лекарств. По привычке ли к недугу или по недавности его остяки были равнодушны к принесенному яду, — Новицкий не изъяснился; только не странно ли слышать от медика Белявского, ездившего в Обдорск, что проказа в этот край занесена в 1816 и 1817 годах? В Камчатке появилась любострастная болезнь с прибытием русских, и можно сказать, что со времени Колумбова вывоза она обтекла кругом света в два столетия.
Нет сомнения, что местным начальствам: тобольскому, енисейскому и иркутскому давно было известно болезненное состояние северных ясачных, но не было средств помогать им, без аптек и лекарей. Бухгольц в свое время из Ямышева жаловался, что кн. Гагарин не снабдил его ни аптекою, ни лекарем, но где взять тогдашнему сибирскому губернатору то и другое, когда домашний его лекарь, вероятно, выписывал лекарства из московских зелейных лавок и новооткрытых польских аптек[243]. Первая аптека и первые лекари появились в Сибири с Лихаревым, потом с Измайловым и Берингом. Полковые лекари из иноземцев начали приезжать с 1725 года, т. е. по введении полков, да и те после отказывались от Сибири по малости жалованья, которое в январе 1733 г. Сенат нашел в необходимости увеличить до 160 вместо 120 р.
По словам Гмелина, здоровье городских жителей повсеместно в Сибири страдало от любострастной болезни, при невоздержании и нелечении очевидно усиливавшейся, так что на лицах целых семей вырезывалась печать недуга.
Верноподданническое состояние ясачных так же было некрасно, как и физическое, наравне с состоянием сибиряков русских. Правительство от времени до времени гремело прещениями против неправд и притеснений, но дела шли вдали своим чередом. В 1729 г. (8 ноября) приказывалось иркутскому вице-губернатору не делать прицепок к ясачным, не завлекать их в суды, исключая одних уголовных дел. В 1733 году, как мы слышали, провозглашен указ насчет притеснений, наносимых ясачным, рассеянным по пространству Якутского и Камчатского ведомств. В чем же состояли притеснения? В тройном ясаке, вместо одного установленного, в порабощении жен и детей ясачных за мелочные долги или за нехотение креститься. Камчадалы и другие безгласные инородцы доведены были застращиваниями, по словам Сборника, до такой крайности, что сами родители продавали казакам и промышленникам своих ребят по рублю и по полтине. Помянутым указом восстановлялись: законность, право собственности, освобождение от рабства кабального или покупного, и силою того же узаконения виноватые призывались, до приезда еще Мерлина и Павлуцкого, заявлять на себя свои вины. После толиких неправд мудрено ли, что с плеч иркутского правителя, знавшего, если не участвовавшего, свалилась в 1736 г. голова. Подозрение правительства простиралось и на корыстолюбие сибирских священнослужителей; им запрещено было ездить к новокрещеным, и тогда как в 1735 г. отменялось это запрещение, вместе поведено наблюдать за ними, чтобы под видом духовных треб не производили они торговли.
Правительство, имев в руках, конечно, более данных, чем поздняя история, наконец в 1739 г. (15 января) во всенародное услышание говорит: можно ли ожидать доброго порядка в правлении Сибири от таких воевод, какие там ныне и прежде были — от воевод, вышедших из тамошних казаков, или посадских, или безграмотных даточных крестьян, до обер-офицерского чина дослужившихся, и даже из холопов, бывших под наказаниями? Не толпа ли это промышленников была, можно спросить именем истории, промышленников под чиновною фирмою? Вот под какими покровителями Сибирь проходила свое житье-бытье!
Но лучше ли стало в Сибири после обещанного определения воевод из дворянства, с достаточным состоянием и с испытанною честностию? История, по своему сану не торопясь ответом, выставляет наперед имена правителей. После кн. Черкасского[244], образованного и слишком скромного для места многодельного, после преемника его кн. Долгорукого, деятельного и праводушного, следовали правители: Плещеев, Бутурлин и Шипов[245], ничем себя не ознаменовавшие, кроме земляного вала со рвом, при Плещееве проведенном между верхним городом и кладбищем. Что касается до производства дел по губернии, заправляли ими при Плещееве, как свидетельствует Гмелин, и после Плещеева двое секретарей, созданных при кн. Долгорукове. Если взглянуть равномерно на иркутских отдельных правителей, называвшихся вице-губернаторами, можно бы из числа их покуситься отличить Л. Ланга, служившего в Пекине агентом и неоднократно туда ездившего, но чем он заметил себя в должности вице-губернатора? Одними представлениями Сенату (1 февраля 1740 г.), именно: чтобы определить при нем какого-то иностранца для введения по губернии хозяйства, чтобы по деревням губернии не торговать ни приезжим, ни туземным купцам мягкою рухлядью, чтобы лучшую рухлядь, в городах случающуюся, скупать в казну, чтобы бурятам, располагающимся приняться за пашню, не покидать и звериных промыслов, чтобы с пограничным китайским начальством списываться из Иркутска, а не из Тобольска, вопреки последнему трактату, и т. п. Все это показывает одно бесплодное умничанье в случаях, которые определены законами или в которых от бесполезных затей испровергался бы установленный порядок. Дополним обрисовку Ланга из Иркутской Летописи, которая сказывает, что он скоро попался в руки секретаря Березовского и товарищей, что надобно было покупать удовлетворение, что расплодились воровства, что казенные подряды заключались высокими ценами, что бурятам, безнаказанно упражнявшимся в воровстве, отданы лучшие пастбища. И Ланг управлял губернией одиннадцать лет, даже в царствование Елисаветы! Такова была в то время доверенность к людям, умевшим не говорить по-русски или очень плохо![246] Но да убедятся власти, от подножия Всемилостивейших Помазанников России присылаемые, что Сибирь не пустыня безгласная, что есть в ней утесы, пустынными лесами отененные, от которых откликаются слова и дела, есть скромные летописи о правдах и неправдах. Нет мнения общественного, но растет история.
Изображая характер правления иркутского, взглянем на семейное состояние тамошней черни. Епископ Иннокентий Нерунович насчет брачного своевольства в мае 1741 г. доносил Синоду, что нет возможности церквам остеречься от воспрепятствования двоеженству сказывающимся холостыми, хотя у них и есть жены в России, что таких двоеженцев много и в самом Иркутске, а по слободам муж и жена расходятся беззазорно и вступают в новые связи. Восточный край нуждался в населенности, и мы думаем, что самовольство в браках со стороны людей, в этот край зашедших или засланных, могло быть терпимо в государственной цели; но подобное самовольство по слободам и деревням, как разрушительное для семей, как противное правилам народной нравственности, достойно было опорочиваемо архиереем иркутским. Нельзя не чувствовать, что Иркутская губерния в третьем периоде несколько подражала Западной Сибири, какою эта была до учреждения архиепископской кафедры. Впрочем, соображая дерзости и беспорядки, резко выказавшиеся в восточном крае, можно решительно утверждать, что Иркутская губерния во многих отношениях общественного благоустройства далеко отстала против старой Сибири. Много было тому причин, и следы того не стерлись доныне. В тамошних деревнях, по которым мне случалось разъезжать не один раз, незаметно ни благоговейных выражений, какие высказаны насчет крестьянских домов старой Сибири, ни даже простодушия, свойственного сельскому быту. Тамошний крестьянин, от Бирюсы до Хоринской степи, скрытен и хитр; он смекает, торгуется, кажется, в словах с незнакомцем, и разнюхивает о значении его у начальства. От времени позднего можно восходить заключением к давно прошедшему.
Среди толь нерадостной биографии, слегка очеркнутой, могла ли Сибирь представлять физиономию крепкую, одушевленную, особливо если припомним из Манштейна, что в течение десятилетия по 9 ноября 1740 г. заслано в нее дворян и чиновников до 20 тысяч? Колонизация многочисленная, какой не бывало, и самая бесполезная для страны, колонизация, убитая до иссушения слез, колонизация, заключавшаяся одним вожделенным уроком, что виновник ея прислан с семейством в Пелым, как бы для выслушания проклятий, на какие сам себя он осудил своими жестокостями. Столько злодеяний, столько власти для злодеяний, и ни одной заслуги! Нужно ли досказывать, что виновник был Эрнст Бирон.
Но озарим эту главу приятным воспоминанием торжественности, с какою вестник замирения с Портою Оттоманскою, гвардии капитан Рахманов, встречен был в Тобольске в Фомино воскресенье 1740 года высланными конными отрядами, при стечении многочисленного народа. Вестник с кедровою ветвью в руке, ехавший мимо Знаменского монастыря, приветствован от черного духовенства хлебом и солью и продолжал церемониальное шествие до Софийского собора, где принесено Богу, подателю благ, благодарственное молебствие, с пушечными выстрелами. Все состояния радовались, потому что все состояния, не исключая духовенства[247], дали свои участки в состав воевавшей армии. В Иркутск поскакал с манифестом мира гвардии капитан кн. Козловский, но летопись тамошняя не говорит о подобной красноречивой встрече.
Глава VIIСледствия, или выводы
Какие ж пометы делает история на пройденный период? Прежде всего скажем, что можно сказать в тоническом, а не лексикографическом смысле, о наречиях трех племен, придвинутых к сибирско-восточной окраине. Не домышляясь о недоведомом их происхождении, надобно допустить, что у одного из племен есть в строении глаза физическая примета монгольского отродья, если только искошение глазного поперечника происходит не от особливого положения детей к свету. Крашенинников, который с умом истинно академическим смотрел на дикарей и их землю, замечал в коряцком языке три наречия: первое и коренное наречие пенжинское, употребляемое тамошними оседлыми, с крепким выговором; другое — приморское, употребляемое и олюторами, с выговором более твердым против первого; третье — анадырское, которым говорят и чукчи, с произношением мягким, легким и свистливым. Притом Крашенинников уверял, что чукотский разговор понятен и островитянам американским, с которыми чукчи имеют дело, след[овательно], им не чуждо и анадырско-коряцкое наречие. Странно, что в словаре коряцких речений нет кадьякских, Соуром выписанных, чему бы надлежало быть при замеченном сродстве намоллов с кадьякцами. Наблюдения капитана Литке по части языкословия также неудовлетворительны. Он, лишая чукчей гортанных звуков, слышит в их словах тройное стечение безгласных, не неприятных, однако ж, для слуха.
Возьмемся опять за Крашенинникова для языка камчадальского, в котором также у него три главные наречия: северо-восточное, южное вместе и курильское двух первых островов, третье западное, или тагильское. Если сравнивать звуки речений камчадальских с коряцкими, первые приятнее для слуха и летучее в выговоре. Из всех этих данных едва-едва просиявает один вывод, что Азия и Америка, разорванные морем, соединяются каким-то наречием, которого корень сидит ли в Америке или в Старом Свете, — неизвестно.
Теперь выводы!
а) С Китаем кончены неудовольствия и, несмотря на новую остуду, за непропуск третьих посланцев к волжским калмыкам, торговля на Кяхте расцветала. Гр. Владиславич для единоторжия казны силился вытеснить частных торговцев из городов китайских, но открытием двух пограничных исходов сам он, против чаяния, подорвал казенный в Пекине торг, вместе с тем избавил купечество от бесплодных разъездов и от проделок пекинского недоброхотства. Великое дело разграничения до Сабинского хребта! Это нравственно-политическое средостение обоюдного дружества и покоя стоит между двух империй непоколебимо.
б) С Чжунгарией, которая оскорбилась было за возведение крепостей по Иртышу, скоро поладили. Цаган-Рабтану желалось иметь вспоможение от России, с чем он и умер, а преемник его Галдан-Церен, истощивший силы против наследственного врага Богдоцагана, вел себя дружелюбно с Россиею, как видно из приема майора Угрюмова, вывезшего пленных русских, и в числе их шведского штык-юнкера Рената[248], не меньше и из уважения, какое он оказал в лице майора Миллера, посыланного из Оренбурга для внушения, что ханы Средней и Малой Орд, состоя в подданстве России, не обязаны ему давать заложников. Прибавим к тому, что насчет чжунгарского преследования киргизов до Орска состоялось в 1741 г. (5 февраля) повеление Тобольской губернской канцелярии о сближении нашего войска к границе. К счастью, не доходило до дела.
в) Управление Сибири разделено на две части, одна от другой независимые, с отделом юго-западного угла к губернии Оренбургской. О провинциях Вятской и Соликамской (после Кунгурской) нечего уже поминать. Урал металлургический с приписными крестьянами под конец подчинялся своему праву и начальству, с малым влиянием губернии[249]. Удивительно, что имения двух архиерейских домов и монастырей, которым жалованы небольшие земли с весьма ограниченным числом крестьян, разрослись до 20 000 душ м[ужского] п[ола]. Сибирь кн. Гагарина разлетелась на разные толщи, как Бюффонова солнечная система.
г) При всех переменах гражданского устройства, дух воевод и прочих, участвовавших в действиях власти, мало изменялся, он продолжал жить в духе промышленническом. На сей счет Сибирь читает непреложные свидетельства в П.С. Законов.
д) Народный характер русского поколения, некогда самовольный, дерзкий, необузданный, смягчился от частых наборов, налогов и от самих притеснений местной власти, то воинской, то воеводской. Замечаемые ныне в народе молчаливость и кротость есть плод практической школы.
е) Важный вопрос о раздвоении Азии и Америки решен. Пределы северного берега по возможности осмотрены географически и гидрографически. Хребты: Уральский, Алтайский, Саянский и Нерчинский поняты и обречены богатству государственному и народному. Если окраины Сибири уже проведаны и определены астрономически Делилем, Красильниковым, флотскими офицерами и геодезистами, то в такой же степени и внутренность страны познана. Гмелин первоначально подарил Академии наук гербарий и Флоре Германской Флору Сибирскую. Штеллер схватил торопливою рукою несколько растений с берега американского. Крашенинников описал Камчатку в двух царствах, с примечаниями на температуру и физику полуострова. Миллер и Фишер передали памяти все происшествия, с первых дней покорения Сибири, с такими подробностями, какие, по маловажности дел, едва ли уместятся в истории, ищущей общих или решительных взглядов. Благодаря совокупным усилиям многих ученых мужей, покрывало спало с Сибири; и она в царствах природы явилась богатою, а в общежитии человеческом не без надежд.
ж) Казаки, покорители всей Сибири, кроме Юратской Самоеди и Чукотии, утратили первенство, с появлением строевого войска. Из крепостей и городов, где были гарнизонные солдаты, казаки уклонены на тундры в зимовья и острожки или на окраины границ по форпостам. Сии храбрые, хотя и необузданные люди, не переставали вдалеке казаться и быть господами. На Северо-Востоке, и особенно в Камчатке, они владели, до Мерлина, толпами холопей, ночи проводили за картами, проигрывали награбленные шкуры и холопей. Но внутри Сибири, лишась прежних средств к наживам, представлялись тружениками. Бывший сибирский губернатор кн. Долгорукий лично у Сената в 1733 г. (25 апреля) ходатайствовал о пособиях боярским детям и казакам; Сенат думал наделить их землями, но со слов губернатора, что нет у них крестьян, а сами на всегдашней службе, ходатайство кончилось исключением из подушного оклада тех, которые из податного состояния, и обещанием всему сословию нового штата и жалованья[250]. Едва ли не напрасно губернатор помешал доброй мере?
з) Грамотность, как сказано выше, была домашним наследством, переходившим от отца к сыну. Среди казаков, деятельною жизнью приготовленных к познавательности свыше своего состояния, провертывались самоучки, подобные томскому казаку, которого Гмелин признал способным вести метеорологические наблюдения и который, исполнив поручение, доставил ему на обратном пути еще чертеж виденного 30 сентября, в определенные часы, круга и полукруга с 4-мя побочными солнцами. Конечно, казак только срисовал явление, да ведь и Гмелин не знал тайн поляризации[251]. Вообще, за невведением публичного обучения, все состояния не шли вперед. Духовенство ограничивалось должностным затвержением церковных книг и, слушая малороссийский говор первых духовных лиц, не радело о русской речи. Сословие статское составляло свои длинные бумаги как без порядка логического, так и без грамматического склада, особенно при начальниках из иноземцев. Купцы и посадские жили без книг, без чтения. Свои хлопоты были на уме у всех.
и) Чернь, любившая погружаться в грубых удовольствиях, стала быть свидетельницею, со времени кн. Гагарина, других удовольствий в домах начальнических. Гмелин в своем дневнике упоминает, что в доме тогдашнего тобольского губернатора вскоре после стола начиналось танцованье.
к) В опровержение новейших притязаний, лишнее себе присвояющих, история произносит, что посев ячменя и овса в Камчатке, прежде Второй Камчатской экспедиции, производился с большим успехом по заимкам Успенской пустыни; что во время Крашенинникова усмотрены хлебородные земли около Верхнекамчатска и в верховьях Большой реки; что огородные овощи, требующие влажности, как то: репа, свекла и редька — тогда произрастали в необыкновенной величине; что от пары рогатого скота, в 1733 г. доставленной Павлуцким в Камчатку, развелось там благословенное племя подручных млекопитающих; что гораздо ранее 1736 г. казаки, искавшие опьянения, выдумали гнать сикеру из ягод, потом из сладкой травы; что казенное винокурение из сладкой травы (Heracleum Sphondilium) стало производиться с 1736 г.
л) После выводов большей и меньшей важности, преимущественный вывод усматривается в постоянной воле правительства о распространении истинной веры в Триединого, который для славы своей ниспослал малочисленным и необученным дружинам могущество преодолеть многочисленных идолопоклонников и магометан. Боже всемогущий (Пс. XLIII), ушами нашими слышахом, и отцы наши возвестиша дело, еже соделал Ты во днех древних. Десница Твоя подавила языки, а их насадила. Не мечом своим приобрели землю и не мышцею своей спаслись, но десница, и мышца Твоя, и свет присутствия Твоего охраняли их: ибо Ты возлюбил призывающих имя Твое.
Но какую страну завоевали казаки и промышленники, служители Провидения и Престола? На какой земле протекло наших 157 лет? На земле, которая заслоняется хребтом Уральским, к востоку — Становым, залегающим от Тауя в видимом параллелизме с первым, и которая со включением Камчатки, восточного околотка, разметалась на 105 степенях долготы. Южный катет сей фигуры, в разные приемы отчеркнутый кряжами гор с размашливыми внутри разводами гор, которых заглавие завито вне границы, представляется с многоугольными уступами, подобно как и северный, по разнообразию губ, заливов и мысов. Эта длинная площадь, с заднею Югро-Лопией равняющаяся с лишком третьей части своего круга, притом покатая к морю льдистому, оледеняющему низменную приморскую почву и навевающему при сопровождении гористых отметов повсюду большее или меньшее оцепенение, сама по себе, сверх больших широт меридиан и невыгодных местностей, приготовила материковою протяженностию суровый климат, с малыми оттенками. Эта длинная неровная площадь, разрезанная 4-мя главными руслами и сопровождаемая береговыми насыпями или пластовыми кряжами, образует в Западной Сибири низкую равнину до того расчерка, за которым реки и речки катятся в Енисей, а далее в Лене и за Леною, исключая приморских тундр, она волнуется между гор и ущелий болотных, за Колымою же, где волканизму Станового хребта надлежало разметаться по сторонам подземелья, изменяет прежний характер[252].
Она обыкновенно делится на три продольные к востоку полосы: северную, среднюю и южную. Северная, как бесхлебная, залегает от окраин моря до 62° ш.; средняя, как лесистая и влажная, с 62° до 54°, отсюда южная, как песчанистая, продолжается до выходов тогдашнего завладения. Характер песчаности и частью солоноватости по всей ея длине преобладает, как лесистость в средней и бесхлебность в северной. Мы взглянем неглубоким взором на три полосы, начав с северной.
Почва, приготовляемая из гниения растительных частей и покрывающаяся по большей части мохом, с 63° до 67° оттаивает летом на 1½ арш. или около того. Подстилка черной почвы бывает различная. В Якутске, принадлежащем к этой параллели, сделан геогностический опыт[253]; и если бы в этой широте продолжать испытание земли на нескольких точках, заключение о почве могло бы быть основательным. С 68° и инде 69° до краев поморья расстилается тундра с мелководными озерками. Подпочва ея от покатостей Урала до Обской губы каменистая, потом промерзлый ил, мелкий камешник, каменный уголь и железняк до Лены; а от Оленёка до Колымы подпочва болотистой и озеристой тундры, прерываемой в разных направлениях земляными возвышениями (исключая гор, прилегающих к Св. Носу, Муксунскому Камню и т. п.), есть иловатая глина, иногда проникнутая льдом, или земляной торф. Берег низмен и местами устлан помостом наплавного леса. В этой полуполосе, то есть с 68° до моря, начиная с Обдории, по всей Пясине, под которою в старину разумелось все пространство от Тазовской губы до Анабары, и по остальной тундре до Колымы, земля оттаивает не глубже ¾ арш., и тем менее, чем далее к морю. Здесь конец снежной сибирской линии, кажется, прилегает к земле гораздо существеннее, чем конец великолепной полной радуги. Тут нет почвенной теплоты, кроме солнечной. Самоедь обдорская, в уверенности, что там нет топких мест, зимою и летом с безопасностью ездит везде на санках, оленями заложенных. Способ езды далее к востоку изменяется, и с Оленёка зимою ездят на собаках с большими запасами корма, а летом на оленях, заменяя самоедские санки выдуманными челноками (ветка).
В летнюю пору, поднявшись на вышину Урала, противолежащего северной полосе, видят на западе необозримую равнину, питающую своею травою бесчисленные стада оленей, принадлежащих обдорской самоеди. По уступам Восточного Урала рябеют от ветра нагорные водоемы со щуками и сырками, подобные озеркам Верхоянской горы, имеющим хариусов. По всей полосе довольно озер средней и малой величины, наименованных и безыменных. Из первых, которых протоки или речки текут в Карское море, два: Сосбойское и Эрубейское (Игрубейское), оба от 10 до 30 вер. длины и ширины; за Обью, Терымкар с р. Надымом, меньше первых, Сабун больше первых, Лямин Сор — от 6 до 40 вер. длины и ширины, Казымское с р. одноименною — от 50 до 55 вер.; за Енисеем не уступающие Казымскому: Давыдово, Матюшкино, Быструнино и Пясино, соединенные протоками, а последнее, подобно оз. Таймуру, проливается в море. Около Вилюя к Лене есть оз. Инжил, три Жиганские и прочие, уступающие в величине прежде помянутым. Все эти водохранилища, более или менее рыбные, отличаются по большей части крупностью ершей или карасей.
С 63° до 68° леса постепенно тонеют и мельчают. Невозможно поверить на слово Енисейской губернии, чтобы леса там произрастали до устья Хатанги, т. е. до 75° ш., потому что нет исключительно благотворных растительности обстоятельств, при общих хладотворных причинах. Равномерно нельзя доверять недавним путешественникам, которые сказали чрез Сибирский вестник, что в этой полосе по Оби есть осокорь и тополь, ни губернатору Корнилову, что будто бы по берегам Соби растет пихта, которой нет уже в широте Березова[254]. С 68°, по большей мере с 69°, в последней полуполосе нет деревьев, в собственном значении слова, есть только уродливые передразнивания, как то: искривленный коленчатый приземистый соснячок, ольховничек, тальничок, можжевельничек-стланик; даже листвень и ель под конец склоняются к земле, так как исподний и почвенный воздух нагревается до корней растения в неглубокой горизонтальной плоскости. Из ягод прозябают около 68° и выше брусника, водяника (Empetrum), клюква, лакомая княженика (поленика) и местами в несказанном изобилии морошка. Из обдорской флоры доставлены мне образчики растений, в нескольких верстах за Обдорском 14 июня сорванных на пригорке (Rosa canina, Arctostophylos alpina, Lamium album, Myosotis alpestris, Solidago virgavrea, Pedicularis euphrusioides, Polygonum viviparum, Chenopodium album, Gnaphulium dioicum и пр.); выродки сии очень бедны на вид и доказывают, в какую несродную глушь забрасываются семена средней полосы; собственных же обдорских и заобдорских растений не оказалось в присылке. Творец Енисейской губернии, извещая о растениях туруханских, также незатейливых и не последних, как и обдорские, желал показать крайние нити, какие природа прядет у берегов Ледовитого моря; и нашлись водоросли (Fucus), какая-то spongia oculata, и кой-какие зоофиты. Но лучше бы сибирским испытателям всматриваться по канве тундры в разнообразные узоры криптогамографии. Впрочем, Фигуриным и Кибером по тундре от Яны до Колымы замечены: осока, голостебельный лук, вид какого-то черноголовника, Муоzot без наименования, морошка, Thymus serpillum, 8-листная сибирячка, багульник без имени, вид андромеды, Caltha palustris, болотные лютики без имен, Hedizarum alpinum, Gymundra borealis, arbutus alpina. Между Индигиркой и Колымой с 69° растут одна верба, ветла (Salix herbaceu, arenaria, fusca, lapponica) и можжевельничек. Все это гораздо удовлетворительнее ботанических замечаний, помещенных в Бимингсовом путешествии по тамошнему краю. Из слов Кибера видно, что около Кимсктати (в ш. 70°) простывает и след растительной жизни.
Кстати здесь изъявить сожаление, что лучшие статистики о Сибири описывают царство прозябаемых гуртом, без расстановки их в свои широты. Память затемняется от множества наименований, но наука не видит просветов. Тогда как статистики наши вдруг говорят обо всем и ничего не сказывают, ученый Ледебур барометрическими измерениями определяет пределы растительности в высших слоях атмосферы. Какой бы любопытный наугольник вышел для метеорологии и общежития, если бы на южном конце горизонтальной линии, в уме проведенной по почве к Ледовитому морю, например, в долготе Барнаула, как подножия алтайского, вообразить вертикальную линию для обоюдных заметок растительности на линиях почвенной и нагорной!
По наблюдениям Ледебура
Высшее пахотное поле в известной широте — 3801 фут.
Предел урожая по почве не далее — 62° ш.
Высший предел произрастания орешника-стланика — 6501 фут.
Предел его на почве — 56°
Пихта не растет выше — 5272 фут.
далее — 63°
Сосна не растет выше — 5272 фут.
далее — 67°
Если бы статистика давала нам более точные сведения, нежели какие видим доныне, тогда, распространив сравнительную таблицу растительности, можно бы из нея знать, в какой именно широте и высоте от угла кверху и понизу известные прозябения могут расти и не расти, а другие начинаться и замирать. Не сибиряку может показаться наугольник барнаульский невидным; но кто помешает протянуть его к экватору? Тем любопытнее будет соображение.
Противолежащий северной полосе Урал, а не тот, который, погрузись в пучине карской, потом пролегает чрез Новую Землю[255], Урал сухопутный возбуждает несомненные надежды на открытия богатств, но, по отдаленности и другим физическим неудобствам, едва ли когда-нибудь созреют эти чаяния.
В устье р. Кары перенимаются зерна янтарные. Такие же крупинки попадаются по тундре Енисейской губернии у берегов рек, особенно Хатанги, далее к востоку — при озерах Ладаннахе и Тастахе. Не странно ли, что янтарь, долго быв вопросом, пока химия не отыскала растительного его начала, теперь возбуждает другой вопрос об образе и времени происхождения при берегах Ледовитого моря. Там же под замерзлою тундрою замечен спутник янтаря — каменный уголь, вероятно, залегающий под тундрою к Лене, с запада и востока. Между устьем Хатанги и Анабары, говорят, есть щелочность солено-кислая, плотная и прозрачная. В трещинах сланцевой, дымящейся горы, около Хатанги — самородный нашатырь. По берегам Нижней Тунгуски — железная руда. На Вилюе — известные вилюиты, лава и алебастр. При Кемпендюе, как сказано в своем месте, — самородная соль[256]. На р. Харысовке, впадающей в Оленек, — горная смола (bitumen asphaltum). Горный хрусталь и аметист — около Зашиверска. Кварц опаловидный — по берегам Лены около Жиганска. Агат кольчатый и корольковый — по Лене. Деревянистый опал и такой же асбест — по той же реке. Кибер нашел по Анюю кусок обсидиана и также опал близ одних волканических гор. Этот путешественник не любит называть своих находок полными именами. По р. Аклану находили окаменелые деревья, и недавно найден Постельсом, на острове Карагинском, окаменелый отломок дерева. Вот сведения, большею частию принадлежащие медику Фигурину!
Скажем несколько слов об ископаемых костях допотопных животных; эти подземельные сокровища представляют для поморских жителей истинный, а не сказочный клад, потому что за иные Мамонтовы клыки платят до 400 р. Кости обнаруживаются иногда в озерах, иногда в берегах речных по всему материку, равно и по северным островам. Насчет самоедского искусства вырезывать из костей свои галантерейные вещицы трудно решить, принесено ли оно ордою из незапамятной родины или изучено на месте; только неоспоримо то, что наши архангелогородцы и енисейцы переняли костяную резьбу у своей самоеди и превзошли учителей лучшим вкусом, в угодность требованиям общежития. Что касается до русских резчиков внутренних областей, они давно отличались вырезыванием крестов, икон и Господних праздников на мамонтовой и моржовой кости, как видно из подарков тверского епископа, в начале XVI века посланных цареградскому патриарху.
Северная полоса скудна и животными. В классе млекопитающих, из порядка предплюсноходящих, нет в ней ни белки, ни сурка, ни зайца, из чего можно видеть, что в разделении животных мы соображаемся с методою Ловецкого. Из порядка стопоходящих только 2 вида: обыкновенный медведь и медведь полярный. Из пальцеходящих 3 вида: обыкновенная собака, волк, песец голубой и белый; голубой считается игрою природы, но при достоверном известии, что на северных островах число голубых песцов содержится к белым, как 4:1, и наоборот по материку приморскому, не очевидно ли, что эта игра цвета зависит не от игры, а от чего-то существенного? Из двукопытных 4 вида: северный олень, олень обыкновенный, дикая овца (ovis ammon), замеченная за Барановым Камнем и около Зашиверска; также около Зашиверска кабарга. Из однокопытных — обыкновенная лошадь. Из ногокрылых — летяга, на юг от Алазеи и около Верхнеколымска. Из лапчатоногих, к средней полосе, бобр-домостроитель и выдра морская. Из пероногих — тюлень, морж, сивуч (phoca iubata). Из китов — кашалот-дельфин, заплывающий, при погоне за рыбами, в Обь, Енисей и Лену. В классе птиц, из порядка прыгающих — дятел и кукушка, замеченная в широте Жиганска. Из хищных — коршун, ворона, сорока. Из мелких — подорожник, стриж, ласточка и пр. Из кур — глухарь, тетерев, куропатка. Из болотных — журавль, зуек. Из пероногих — гагара. Из лапчатоногих — гусь, утка, гага, лебедь, чайка. В классе рыб с жаберною перепонкою, но без крышки: осетр, стерлядь, шип. Из горлоперых — налим, язь, щокур, пыджьян. Из грудоперых — окунь, ерш. Из брюхоперых — нельма, моксун, хариус, линь, карась, сельдь, щука, лещ, омуль и вид лосося, добываемый при Колыме. Надобно бы еще упомянуть об енисейских тугунах, как пресловутых во всей Сибири, и о других видах, но подробное исчисление их не принадлежит к полосе, о которой идет дело.
Для выражения северной температуры очень мало местных наблюдений, да и те деланы в последнее время. В какое бы, впрочем, время ни были сделаны эти наблюдения, но при уверенности, что нет физических причин тамошней температуре умягчиться или ожестеть против прежней поры десятника Бузы или Павлуцкого, в чем можно сослаться на валовой вывод земной термометрии[257], мы воспользуемся данными из Биллингсова путешествия и медика Фигурина, так, как бы наблюдатели посетили северный край в III периоде. Секретарь Биллингсов наблюдал в Верхнеколымске в течение последних 8 дней ноября, а Фигурин — по два почти года в Усть-Янске в ш. 71°10′[258]. Из их наблюдений видно, что недаром там с ноября земля, лед и лес избный трескаются и дают сильные выстрелы, как батареи. Нижняя Колыма, покрывающаяся льдом в половине сентября, вскрывается в начале мая, и снежная ласточка щебечет радостно. При толь лютом состоянии температуры человек-страдалец живет, подчас смеется во весь рот и подчас, при вспыхивающем ивняке или при обрубке приплавного дерева, еще мечтает. Что, если бы душа его была нагрета, как у гренландских и лабрадорских эскимов, обетованиями будущей жизни или познанием видимого мироздания, не наслаждался ли бы он жизнью, как навечерием великого дня, или заревом северного сияния, как зарею дня невечернего?
В самом деле, если бы наши бедняки слышали благословенный зов Евангелия и понимали высокую кисть своей природы, тогда бы радости их жизни распространились сугубо. Одно незаходимое Солнце, обдорское или колымское, возносящее великолепные радуги над тундрами, то расписывающее гребни уральские отливами освещения, то играющее лучами по краям громадных льдов и представляющее из них оптические горы, одно Солнце сколько развешивает картин! Благородное светило, полгода собеседуя с невинными, растопляет для них прибережные льды, открывает воды, наполняет для них реки, заливы рыбами и забавляющимися чудовищами, сзывает для них несчетные вереницы птиц, раздевающихся донага, наподобие славянских колпиц, произращает траву для их друзей-оленей, запасает для них же питательный мох и на полгода удаляется великодушное светило, чтобы переменить свои благодеяния. Ибо для освещения их покидает в небесах ометы своих риз, в прибавок к сверкающим лампам, и тут же в шествии оно помивает зверям и зверькам спешить нести детям природы свои теплые, дорогие покровы. О, Вечный! Если Твой лучезарный шар в так превосходной степени благотворен на краях полузамерзлой окраины, сколь неизреченно Ты сам превосходишь в благословениях видимых и постигаемых, но более непостигаемых, хотя и видимых! Кстати или некстати, прибавим здесь, что первый наблюдатель северного сияния на берегах северного моря, начиная с Колы, был Делиль, тот самый, который подле авачинского берега закрыл глаза, утружденные явлениями природы.
Признав за лучшее освежить следующие периоды нашего Обозрения описанием остальных 2 полос, мы помешаем теперь статью о землетрясениях, как общую полосам.
На Северной Двине было землетрясение в 1627 году. В Перми, на Урале[259] и Алтае не замечено колебаний земли в первой половине XVIII столетия, ни прежде того. В Иркутске происходило землетрясение 21 января 1725 г., и другое — в мае 1742 г. При последнем трубы с домов валились, и с одной церкви упал железный шатер.
В Камчатке, где, начиная с Олюторского мыса, считается 17 волканических гор, погасших, или дымящихся, или возгорающихся, главных три: Камчатская (Ключевская), Толбачинская и Авачинская[260].
Камчатская между 1727 и 1731 г. извергала с краткими перемежками пламя умеренное, так что жители привыкли к нему, как к чувалу; но с 25 сентября 1737 г. гора явилась раскаленным камнем и сквозь расседины с неделю изливала огненные реки, с громом, треском и подземным шумом. Возгорение сопровождалось извержением пепла, но не кончилось: октября 23-го от сильного трясения жилища камчадалов разваливались, печи в Нижнекамчатске разрушались, колокола звонили, церковь расшаталась, и тревога продолжалась до весны 1738 г.
Толбачинская, лет с сорок успокоившаяся, в декабре 1738 г. производила по окрестностям сильное колебание и в начале 1739 г. выкинула огненный шарик, выжегший лес окрестных гор, потом покрыла землю пеплом верст на 50 во все стороны.
Авачинская, издавна курившаяся и по временам воспламенявшаяся, в 1737 г. сильно пылала не более суток и выбросила тучу пепла; с 6 октября закипело землетрясение, балаганов и юрт не стало. Море взлилось на берега сажени на три и мгновенно убежало от берегов далеко, опять взлилось и опять убежало так далеко, что пролив между 1 — м и 2-м Курильскими островами оказался на суше, как помост каменный, и все это случилось в одну четверть часа. После того море снова взлилось саж. на 30 глубины и снова скатилось, пока полуостров, при повторяемых колебаниях, успокоился с прилегающими островами. Нечего сказывать, что жители Восточной Камчатки, Лопатки и островов разорились или погибли бедственно. Природных жителей м[ужского] п[ола] в Камчатке осталось к 1741 году 2716.
Не то же ли происходило, в незапамятные времена, и со всею Сибирью? Мареканский хребет, в котором не так давно погас волкан, — Нерчинская возвышенность с разорванными кряжами, в которых не везде довершена химическая переплавка каменных пород, механически скученных, — Байкальские горы, отрывки Саяна, в которых породы древнего сложения высунулись снизу наверх, — Алтай, у которого в гористых террасах начертан великий волканический процесс, чудесно перемешавший громады разных пород и эпох и разноместно представляющий геологу неожиданные размещения гранита, порфира и филляда, — наконец, Урал, с преобладанием диорита, талька и сланца, перемешанных гранитом, что такое сказывают о себе, как не то, что некогда они были огромными плавильнями страны, заключенной между настоящими кряжами и потрясенными береговыми островами, плавильнями потом затопленными, с которыми вместе затоплены и тропические животные нахлынувшим морем, и острова смыты? Да, мы разделяем мнение Делюка с предшествованием волканичества и с последовавшим наружным охлаждением[261].
Настало, однако ж, время, когда плавильни погасли, океан ушел, явилась суша, и люди стали в ней расселяться. Быть может, дальние их потомки, слышавшие о злополучном перевороте страны, задумали увековечивать свою память начертанием родовых тамг или затверженных изречений на утесах, а другие, поздние, пришельцы тщеславились в том им подражать. Мы вкратце предложим все достопамятности, какие Русская Сибирь наследовала, достопамятности, состоящие из начертаний, слывущих здесь писанцами, из курганов, развалин и горных копей. Все они выказывают следы письменности, буддизма, зодчества, воинственности и богатства.
Сперва предваряем, что в северной полосе, кроме былой надписи по р. Вишере, доныне не замечено никаких достопамятностей, оттого, может быть, что тамошний насельник нов, туп и озабочен дневным продовольствием. Там также есть утесы, как и в прочих полосах, да и сама природа представляет игривые начертания по берегам речным. Нельзя сказать, чтобы тамошний скиталец был не тщеславен, когда известно, что северный эвоен, юкагир, как и чукча, расписывали свой бюст накалыванием узоров и последний доныне продолжает пунктирную разрисовку.
В Покчинской волости, в 44 вер. выше села Говорливского, по левому берегу р. Вишеры есть камень Писаный, так названный потому, что на нем были начертания красного цвета. Также по левому берегу Тагила, около деревни Гаевой, изображены фигуры красною краскою; снимки последних представлены в Описании Пермской губернии. Мы не разделяем мнения редактора, приписывающего те и другие начертания вогулам или татарам: 1) потому, что эти племена не щеголяли каллиграфией, так сказать, альфресковой, 2) что вишерские начертания, уцелели ли они или нет, скорее могут быть приписаны камским болгарам, туда проникавшим по торгу.
Красные также письмена, на берегу р. Пышмы, Страленбергом виденные недалеко от Тюмени и в Сибирском вестнике 1821 года тиснутые, недавно представляли, по оглашенному сходству с письменами Таунтонского в Канаде камня, важную палеографическую задачу. Курт-Жебелен, известный языковедец, с доктором Стилем, по первым спискам с таунтонской надписи, в прошедшем веке явившимся, сочел ее за письмо финикийцев, которым, в предположении сходства с надписью пышминскою, надлежало бы посетить Обь и Туру. Очень недавно один из славянских палеографов видел в письменах пышминских почерк глаголитский. В самом деле, что-то похожее мечется в глаза, при рассматривании двоестрочия пышминского; но вопрос, с какого подлинника Г. Спасский (оказавший Сибирской истории неоспоримые заслуги, без средств, с одною любовью к стране), с какого подлинника списал это двоестрочие, по словам его, переправленное? Мы, следуя его же совету, желали удостовериться в подлинности двоестрочия на берегах Пышмы; и на протяжении сей небольшой реки по Тюменскому уезду не открывалось ни следов письма, ни слухов о том, ни даже утесов, потому что берега ея отлоги и низки не в одном Тюменском, но также и в Камышловском уезде[262].
По соображении всего, надобно полагать, что Страленбергова надпись взята с берега Вишеры, что и вероятно, потому что путь его лежал чрез Соликамск, а не по верховью Пышмы. Что ж касается до мнимого сходства с таунтонским начертанием, славный Гумбольдт[263] говорит не о первом начертании, которого подлинник утрачен во Франции при министре Морепа, но о другом таунтонском же снимке, что он сличал четыре копии, и с трудом мог увериться, чтобы у них был один подлинник. Гумбольдт видит в них простую малевку без букв, без слогов и располагает не к лучшему заключению насчет утраченного подлинника.
Пользуясь трудами Г. Спасского, мы повторяем в своем Обозрении описания изображений, им снятых.
Вид IV. Начертания красные на гранитном утесе над реч. Смолянкою, падающею в Иртыш. Роммель отозвался, что подобные начертания есть и в Америке, а где именно, следовало бы домолвить. Мы должны за себя добавить, что тагильские начертания точно в таком же стиле и цвете.
Вид VI. Надписи над входом Бухтарминской пещеры в 12 вер. от крепости и снятые прежде их стесания. Ориенталист Клапрот, в 1806 г. возвращавшийся из-за Байкала, нарочно наведен был на эту пещеру, по себе неважную, для перевода надписей, но ему показалось легче известь их, чем перевесть. Мы повторяем местную историческую известность, а не шутку.
Вид I. Изображения животных с очерками лиц и фигур человеческих, иссеченные на зеленовато-сланцевом утесе над р. Томью, выше Томска, кажется, принадлежат древнейшему племени, нежели теленгуты или кайсаки. Клапрот наобум приписывал сибирские южные начертания восточным кайсакам, верно бурутам.
Вид II. Пропись под № 4 взята с утеса близ левого берега Чарыша, а под № 5 подпись с могильного камня. В том же виде под №№ 1, 2, 3 представлены изображения, с утеса реки Енисей снятые, из которых немногие походят на наши алфавитные буквы. Первый енисейский губернатор заметил неверность в снимке енисейских изображений, но ему легко бы выдать поправленный снимок, потому что при нем находился способный рисовальщик.
Вид III. Тут повторены Палласовы снимки с абаканских могильных камней. Ученый Тихсен видел в них кельтские и готские письмена, а Роммель уподоблял их могильным начертаниям земли Гессенской.
По берегам Тубы, на каменном утесе, подобно как на левом берегу Оки, есть крашеные изображения лошадей, рогатого скота и людей в монгольском костюме, при последнем месте. Это малеванье принадлежит Монгольской пастырской школе, а томское высечено другой.
Предложенная страница начертаний очень важна для Сибирской истории и очень темна для основательных заключений. Подождем истолкований от кафедры казанских ориенталистов, а между тем можно смекать, что с возвышенных площадей 4 горных систем, заключающихся между Алтаем и Гималаями или Гиндукушем, в древности сбивчиво называвшихся Большою Скифиею, прохожие племена Востока текли на Запад устьями гор, как проторенными дорогами, и на ночлегах, быть может вековых, высекали или малевали черты древнего алфавита, не столь разрозненного, как впоследствии, так что он мог сходствовать у кельтов, пеласгов, этрусков, готов, старогерманцев или наших вендов с загималайским санскритским. Самые тамги, чьими бы руками ни начертаны, должны быть подражания господствовавшего букваря, переходившего из племени в племя.
Курганы остаются памятниками или летних старшинских кочевьев, или сторожевых насыпей, или могил. Курганов первых двух условий довольно около озер восточно-уральских, по берегам Исети, Пышмы, Туры выше и ниже Тюмени и Иртыша около Тобольска. Курганы могильные, украшаемые изваяниями лиц алтайских и саянских, числом до 8, помещены у Г. Спасского в изображениях VII и VIII.
В могилах, начинающихся с Тобола (вероятно, и западнее) и простирающихся не только до Тубы, но и за Байкал до Аргуни, были во свое время открыты вещи золотые, серебряные, медные и железные. Те и другие принадлежали к употреблению домашнему, воинскому или конскому. Путешественники определяли богатство или бедность могил известными пространствами, но определения их достоверны только в отношении к могилам забайкальским, всеми признанным за самые бедные.
Ряд 16-ти курганов, находящихся на левом берегу Алея, падающего в Иртыш, стоит быть упомянут для того, что в одном главном из них в два поиска найдено было бугровщиками золота до 60 ф. в разных изделиях. Бель, из свиты Измайлова, писал, что между прочими редкостями, вырытыми из могил кузнецких, он видел конного истукана, искусно отлитого из металла, и несколько зверьков из чистого золота. Один из бугровщиков сказывал Белю, что раз он дорылся до свода, под которым лежал остов человека на серебряной доске, с доспехами лука, стрел и колчана. Миллер в колыванских заводах купил из могильных драгоценностей золотого всадника, на лошади сидящего, чистой работы, также приобрел он золотой кувшинчик обронной работы. Гмелин, в Красноярске, наслышась о прежнем количестве могильного золота, в таком изобилии, что можно было покупать золотник по полтине, рассказывает, что у красноярского воеводы он видел род подноса и небольшой горшочек, из серебра под золотом. На подносе изображены резные фигуры, с накидкою, употребляемою у птицеловов. Вот сокровища абаканских и саянских могил!
Таким образом, можно заключить статью о могилах не сатирическою правдою, что если первым покорителям Сибири удавалось обирать живых, не без огорчения, сыны их обирали мертвых без ропота. Безвестное поколение не говорит под землею о собственности, подобно как допотопный носорог или мамонт не стоит за неприкосновенность. Статься могло и то, что расплатились в могилах праотцы тех свирепых поколений, которые приходили с Батыем зорить Россию. В бытиях народов правосудие Вечного проявляется в очередях вековых.
На земле тогдашней Сибири есть некоторые развалины зданий и кумирней.
Поминать ли о Шикашине, ногайском стойбище, при реч. Киндале, падающей в Урал? Паллас ничего тут не заметил, кроме следов вала, рва и некоторых окопов.
Следы Искера, где нет ни кирпича, ни окладного бревна, можно причислять к развалинам только в смысле политическом. Тут рушилось владение мнимых шейбанцев. Это суглинистое урочище, лежащее на нагорном берегу Иртыша, в виду маковиц, крестов Преображенского села и Абалацкого монастыря, подмываемое с запада сильною рекою и орошаемое с северо-востока речушкой Сибиркою, доныне сберегает на перешейке след бывалого рва. Молодые липы и черемуха отеняют с севера изрытую бугровщиками площадку. По откосам ея растут полынь, белена, драба (Lutea) и другие не столь печальные растения[264].
Развалины, называемые Тонтуры, находились на Барабинской степи, при излучине р. Оми. Упоминаем о них понаслышке.
Развалины Семи Палат, из необожженного кирпича строенные и ныне стертые с лица земли, — 3-мя верстами ниже против настоящей Семипалатинской крепости. Тут были кумирня и жилье лам. Прежде думали, что здесь найдены первые тангутские листы, которые Петром Великим посланы были для перевода в Париж к аббату Биньиону и в 1723 г. возвращены с недостоверным переводом братьев Фурманов; другие же полагают, что те листы взяты из Аблайкита, куда, однако ж, в Петрово время не могло быть доступа, без нарушения восстановленного согласия с контайшою. Бель пишет, что он в 1719 г. купил в Тобольске у солдата за дешевую цену несколько листов, взятых из Семи Палат. Если Миллер в 1734 г. не нашел в них лоскутка бумажного и если он достал из Аблайкита до 1500 листов, это доказывает, что прежде не ездили в Аблайкит за добычею бумажною, пока семипалатинские свертки не были разобраны по рукам, с помощью тамошних казаков и солдат. Сибирский вестник думает вопреки этому.
Пойдем отсюда гомеровскими шагами чрез развалины природы и взглянем на человеческие при р. Аргуни.
Там между Хайласатуем и Цурухайтуем виден земляной вал, вышиною в 1½ саж., продолжающийся за р. Аргунь. В восточную сторону примыкаются к валу, на расстоянии 10 верст, три продолговатых четыреугольника разной ширины — от 7 до 3 сажень. Валы их вышиною на 1½ саж., а рвы осыпались. В западную сторону видны подобные устроения.
Пониже земляного вала впадает в Аргунь реч. Урулюнгу, приосеняемая на север лесистыми горами. Из этих гор бегут ручьи Кыркыр и Кондуй, замечательные по развалинам. Развалины кыркырские состоят из валов, рвов, насыпей, по-видимому окружавшихся четыреугольником; кондуйские в 4 вер. от Кондуйской слободы, ниже их поместившейся. Последние из необожженного кирпича[265], когда верхний слой земли был снят, нашлись простирающимися крестообразно на 48 саж. дл. и 28 ширины. Пол выстлан в три слоя, один на другом лежавшие, из кирпича, глины и щебня. Внутри здания найдены 30 круглых гранитных камней и столько ж драконов, из гранита же высеченных.
Стоя на развалинах, помыслим о всемирной истине, в лице Иерусалимского храма предреченной, что от великих зданий, сооруженных не на краеугольном камне Креста, не останется камня на камне; и благословим Господа Пророков, Христа Бога, что Он вразумил кондуйцев православных из кирпича и камня тщетного здания, хотя зодчески и крестовидного, воздвигнуть храм во славу Божию.
Старинные рудные копи, в виде продольных рвов или котлообразных углублений выработанные, найдены в разных местах на Урале, Алтае и в Нерчинских горах, с употреблявшимися орудиями.
На Урале
При отыскании вагранской руды, недалеко от вагранского Походяшинского рудника, в 1769 г. разработанного, замечены старые шахты. При открытии Гумешевского рудника в 1731 г. найдены старинные выработки, рвы и углубления, а в них полусгорелая лучина, в стену воткнутая, рукавица и сумка из лосиной кожи, кайлы, молоток и т. п., из меди сделанные. В углублении 9-саженном в 1770 г. найдены в том же руднике круглая шапка с собольим околышем. В 1822 г. по Чудаковской шахте в 15 саж. нашли опять суму из лосиной кожи. При соединении речек Багарыка и Синары замечены старинные копи на левом берегу последней. На Южном Урале, когда в царствование императрицы Елисаветы начались заводы, найдены многие старинные копи, ручные плавиленные печки, сплавы меди от 2 до 3 ф. и кривые медные ножи.
На Алтае
Старинные разработки, в окрестностях Алтайских и Саянских гор найденные, не представляя правильности ни в разработке твердых металлоносных пород, ни в выплавке металла, остававшегося в шлаках, могут почитаться верховыми разведками и грубыми проплавками. Работы сии, послужившие указаниями к заложению многих наших рудников, простирались иногда на протяжение 150 саж., а в глубину — не далее 5 саж.; инде попадались горные инструменты, из меди литые, но по большей части употреблялись отломки из твердых камней с приделанными рукоятками, как можно догадываться из обделки отломков. По известию Палласа, в рудах змеиногорских найден был сгнивший остов древнего рудокопа, и при нем кожаный мешок с богатейшими охрами. В смежности Лугасского завода, о котором упомянуто в Истории рудного дела, достались нам в наследство маловажные воспоминания.
В Нерчинских горах
Древние выработки инде были очень обширны, даже с укреплениями; инде замечены плавиленные горны и огарки. В 1722 г. при очищении одной старинной работы найдены две медные гири от 4 до 2 ф. весу, с оттиском неизвестных букв, которых будто бы не признали своими ни маньчжуры, ни монголы, ни китайцы. В 1726 г. в другом месте, называемом Култук, найдено несколько сотен пудов серебряной руды, закрытой землею на аршин толщины. Там же в старинных отвалах попались остов человеческий и несколько каменных молотков.
Сокращенно предложив о Сибирских древностях, мы воздержались от мечтания называть их чудскими, потому что у прежних русских слово Чудь значило всякий чужой народ; ни доискиваться имени племен, писавших на утесах или рывшихся в горах, потому что технографическое их клеймо так общо, так темно, что может быть прикладываемо ко многим племенам, взаимно ратовавшим и истреблявшим себя в Средней Азии, тогда нераздельной с Сибирью.
Заключение
Молчаливый сын Сибири, мрачные, тяжкие времена пронеслись; и ты завтра увидишь улыбку, переливающуюся на устах истории! Дщерь Петра Великого, предшествуемая и напутствуемая любовью народною, приемлет скипетр в девственную руку с чувствами матери отечества, отечества великого и сиротствующего. Бодрая, юная, образованная, красота престола, милость своего народа нехитрого, она восстановляет Сенат в прежние преимущества и в тот же день (12 декабря 1741 г.) прощает тысячи виноватых всякого состояния, кроме решительных злодеев; освобождает из каторги и ссылки за начеты и другие вины сосланных и предает их жребий рассмотрению судебных мест; слагает без изъятия казенные доимки с 1719 по 1730 год; с сего же времени по 1741 г. повелевает рассмотреть Сенату и взнесть перечни на всемилостивейшее утверждение; с купечества и крестьян сбавляет подати на два года; избавляет кабацких и таможенных голов, бурмистров и разных сборщиков от суда по 1730 г., с повелением уничтожить все расчеты того времени, отменяет двойные взыскания за всякие растраты казенных денег, прекращает штрафы и проценты по день манифеста за держание беглых, за порубку лесов, за неисполнение по указам, за неприсылку ведомостей и тем освобождает от взысканий губернаторов, воевод, секретарей; одним и тем же почерком разрешает запрещения в письме крепостей, в правление курляндского герцога наложенные на имения президентов, губернаторов и прочих чиновников, за доимки и счеты с 1719 по 1730 год. Вся, кажется, Россия стонала от отчаяния, то под присмотром, то под взысканием, то под следствием и судом, то в заточении, и, пораженная широкою, со дня на день углубляющеюся раною, не знала, к кому посылать вздохи, потому что везде вздыхали. Но ангел России собрал в сосуд и вздохи и слезы и вознес горе святые перлы печали народной. Помазанница Божия осудит коварство и жестокосердие чудское, в лице Остермана, Миниха и их приспешников. Они скроются в северных подворьях прежних изгнанников: Меншикова, Долгоруких, Бирона и прочих жертв сего последнего[266].
Завтра, сын Сибири, увидишь новую деятельность, новую жизнь, на Урале, Алтае и даже в Камчатке. Ты услышишь о восстановлении магистратов, о воссоздании купечества, этой разрушенной храмины, об уничтожении внутренних пошлин и о пресечении кровавых зрелищ смертной казни. Двадцатилетие Елисаветы, окруженной природными образованными вельможами и мужами, есть смягченное продолжение сильного царствования Петрова и вместе прехождение к новым идеям Управления. В нем потухает заря вечерняя, и другая утренняя занимается заря, из-за облака предвещающая славный, незабвенный день Екатерины.
Приложения
Замечательные лица
Митрополит Филофей Лещинский как совершитель обращения идолопоклонников в христианскую веру. Он дважды управлял Сибирскою кафедрою; с промежутком 2 лет и 10 месяцев. С 1702 до начала 1721 г. Скончался в Тюмени в 1726 г.
Майор Д.И. Павлуцкий как содействователь восстановлению порядка в Камчатке и как дарователь полуострову первой пары быка и коровы. Он пал как жертва храбрости, от чукчей, над которыми прежде был победоносцем. С 1734 по апрель 1747 г.
Число архиереев и губернаторов в III периоде
В Тобольске было митрополитов — 5
Сибирских губернаторов, со включением обер-коменданта Карпова, правившего губерниею — 7
В Иркутске архиереев, считая и первого епископа — 3[267]
Историческая выметка о пяти сибирских городах
ТОБОЛЬСК, при слиянии Тобола с Иртышом, основан в 1586 году.
Он в 1587 г. перенесен на мыс нагорного берега над Иртышом. Тогда же срублена и первая церковь, посвященная во имя Единоначальной Троицы.
В 1593 г. получен в Тобольске Углицкий колокол, с отсечением уха в наказание за возмущение Углича при кончине царевича Дмитрия. Этот первый и неумирающий ссыльный, предвозвестив будущую судьбу страны, благовествует ныне часы богослужения при архиерейской крестовой церкви[268].
В 1594 г. срублен на мысу полный город с нужными помещениями и обнесен острогом. С тех пор Тобольск начал разуметься у правительства главным водворением и опорою Сибири. Важные сановники приезжали для правления новою страною, сменяясь через 2 и 3 года.
Мужеский монастырь, стоявший за Иртышом при старом устье Тобола, перенесен в 1610 г. на гору, где ныне Богородице-Рождественская церковь. Первый архимандрит был Мефодий.
Хотя по запискам дома Павлуцких выдавалось хлебное жалованье дворянам и боярским детям юфтью с 1725 г., тем не менее, по всем соображениям и по технике устюжской, введение в Тобольске кожевенного дела и юфти относится к началу XVII века.
В 1621 г. открыта кафедра Сибирская, и 30 мая прибыл в Тобольск первый архиепископ Киприан. Монастырь перенесен под гору к Иртышу, за Татарские юрты, и стал именоваться Знаменским.
В 1629 г. Управление Сибири разделено на 2 разряда, или 2 области: Тобольскую и Томскую. В этом году случился в Тобольске большой пожар, истребивший начальственные помещения со всеми бумагами. Не меньший пожар следовал затем и в 1645 г.
В 1646 г. заложена соборная церковь во имя Софии Премудрости Слова Божия.
В 1665 г. установлено каждогоднее принесение образа Приснодевы, из Абалака, 8 июля.
В 1677 г. Тобольск опять превратился в пепел, со всеми местами силы и власти и с церквами.
В 1680 г. началось каменное зодчество.
В 1703 г. от Сибирского Приказа предписано не переводить бухарцев и татар на Панин бугор и наблюдать, чтобы мечети строились в отдалении от русских церквей.
В 1708 г. Тобольск установлен губернским городом Сибири и пребыванием губернатора. С 1719 г. Сибирь делится на 5 провинций, начиная с Яренска до Нижнекамчатска.
В 1723 г. открыт в Тобольске губернский магистрат, с подчинением ему провинциальных ратуш, в 1728 закрыт и в 1745 г. снова восстановлен.
В 1743 г. отстроено в архиерейском доме каменное здание для первых 6 классов. Учители выписаны из Чернигова. В 1748 г. Сенат предоставил Синоду позаботиться о содержании семинарии, из доходов дома архиерейского и монастырей. (Преподавание философии и богословия началось не ранее 1780 г., так как отпуск 2000 р. на содержание семинарии определен 26 октября 1779 г.)
В 1747 г. дозволено, вместо упраздненных в Тобольске мечетей, иметь мечеть в юртах Медянских.
В 1750 г. отданы сборы таможенные, кабацкие и канцелярские по городу и уезду магистрату, так как они вверены были ратуше еще в 1730 г. и потом с 1745 г.
В 1752 г. дозволено взимать по копейке с воза, едущего чрез Прямский взвоз, для оплаты и поддерживания пологого моста, устроенного по взвозу.
В 1753 г. запрещено тобольскому купцу Корнильеву, купившему в стекольной фабрике 45 душ, покупать более.
В 15 февраля 1754 г. получен указ об уничтожении внутренних пошлин со всех статей потребления и произвел великое удовольствие в народе, как замечает Сборник. Но Верхотурская таможня оставалась неизменною, для другой цели. В июле заложено под горою каменное строение для магистрата. Это первое каменное здание из общественных.
В 1757 г. пожар истребил 817 строений.
Между 1758 и 1763 г. заведено в Тобольске Геодезическое училище губернатором Соймоновым и усилено при преемнике Чичерине[269]. При Соймонове[270], устроена в городе пильная мельница, действовшая силою конною.
В 1761 г. предписано Тобольской губернской канцелярии защищать жителей Исетской провинции, Верхисетского завода и всех сибирских от притеснений, какие самоуправно им делались командами Раскольничьей комиссии, установленной тобольским митрополитом, с тем, чтобы вовсе им воспретить въезд в селения.
В том же году указано прислать из Тобольска к марту 1762 г. двух купцов для слушания новосочиняемого уложения, о котором суждение помещено в Обозрении исторических сведений касательно Свода Законов, с 20 до 27-й страницы. И в том же году французский астроном аббат де ла Шапп наблюдал в Тобольске прохождение Венеры чрез Солнце.
В 1763 г. установлен в Тобольске аптекарь с медикаментами и служителями.
В 1764 г. Сибирское царство разделено на две губернии: Сибирскую и Иркутскую.
В эти годы явился под горою первый каменный дом из частных, где ныне аптека. Он выстроен двумя братьями Володимеровыми, природными калмыками, в 1756 г. выехавшими в Тару из Чжунгарии и крестившимися.
В 1765 г., по представлению губернатора, дозволено оставить в Тобольском женском монастыре престарелых монахинь, без перевода в Енисейский, с воспрещением вновь постригать.
В 1768 г. оставлено на волю тобольских купцов отправлять свои товары Кетью ли или Чулымом, вопреки настоянию бывшего губернатора Соймонова, предпочитавшего Чулым.
В 1769 г. отправлены при миссии Пекинской три ученика Тобольской семинарии: Агафонов, Парышев и Бакшеев для изучения маньчжурского языка. (Они из Пекина возвратились в 1780 г.)
Торговля бухарская, в XVII столетии еще посещавшая Тобольск отправкою караванов, получила направление прямое на Ирбитскую ярмарку прежде, нежели начала она раздробляться по пограничным крепостям на Иртыше. Тобольск до 1770-х годов оживлялся большою в апреле ярмаркою, которая после Ирбита сюда переваливалась и праздновала свое обыкновенное время в нагорном гостином дворе до речного вскрытия, с которым она, так сказать, уплывала по Иртышу и Кети в Енисейск.
В 1776 г. велено учредить в Тобольске Банковую контору для промена мелкой монеты на ассигнации, до миллиона рублей присланные, дабы тем облегчить обращение частных капиталов и пересылку казенных сборов. (В январе 1788 г. контора закрыта.)
В конце августа 1782 г. открыто в Тобольске наместничество, которое с подчинением одному генерал-губернатору Пермской губернии не привязало этой губернии к Сибири.
В 1784 г., как и в 1794-м, подгорная часть Тобольска вся почти затоплялась весеннею водою. При недостатке неподвижных заметок о прежних двукратных наводнениях нельзя с точностью решить, в которую водополь было высшее наводнение[271]. В том же году заведена Корнильевым типография.
В апреле 1788 г. почти весь город, на горе и под горой, опустошен пожаром, от которого выгорели: архиерейский, наместнический и губернаторский дома, монастырь с семинарией, девять каменных церквей, присутственные места, гостиный двор и 1110 обывательских домов.
В ноябре 1789 г. открыто главное училище, и на другой год считалось учащихся 134. В следующие 20 лет число учащихся держалось на половине и менее, а в последнем, 1810-м, году спустилось до 43 в таком городе, в котором было до 2000 домов. Падение училища, очевидно, падение общее для всех сибирских училищ той эпохи.
В 1790 г. и 1791 г. издавалось периодическое сочинение: Иртыш, превращающийся в Иппокрену. Не Иппокрена ли превращалась в Иртыш? Вместо того, чтобы заняться сообщением современных в Сибири происшествий, изложением местных исторических отрывков или описаний торговли, хлебопашества и вообще хозяйственного быта, издатели пустились обезьянничать в словесности и поэзии пошлой. Из Тобольской типографии вышла одна дельная книжка, Краткое Показание, хотя и она грешит нередко.
В ноябре 1797 г. восточные пределы губернии Тобольской, за упразднением Колыванской, распространены до р. Кана, а к югу — до пределов китайских (и в этом расширении оставались до открытия Томской губернии).
В 1800 г. учрежден Сибирский почтамт в Тобольске. В нем собрано было весовых и страховых за 1785 год 1500, а за 1834-й — 23 500 рублей. Не следует ли из того заключить, что грамотность и общежительная деятельность города, в 51 год, развилась в 15⅙ крат более? В 1800 году всего почтового дохода по Сибири собрано 41800, а с 1834 г. — 252 386 рублей. Последнее прибавлено без надобности, для ведения.
В 1808 г. вновь подтверждено производство фабрики, в 9 вер. от Тобольска, на реч. Коновалихе, с тем, чтобы содержатель ея, сибиряк Куткин, пользуясь трудами рабочих ссыльных, до 100 человек назначенных, употреблял их на дело не более 248 дней в году, по 12 час. в сутки, с платою по 25 к. на день. На фабрике в 1806 г. было выработано полотна голландского 1100 ар., салфеточного — 225, тику — 800, китайки — 1600, ревендуку — 1000, лент косных — 2000, чулок и получулок — 168 пар. Теперь, как пишем, нет и следов фабрики. Легко было разрушить толь важное заведение, но чего стоит основать его в Сибири?
В 1810 г. открыта гимназия с уездным и тремя впоследствии приходскими училищами. До 1823 г. среднее число учившихся в первой 27, в уездном 58, в последних — 83. Теснота училищных зал, не касаясь прочих причин, главнейше мешала приумножению учеников, которых надлежало бы каждогодне ожидать до 500, при 2000 домов.
В июне 1821 г. состоялось положение об образовании детей почтовых служителей, на казенном содержании при Сибирском почтамте.
Из столь многих и разнообразных данных можно извлечь много исторических выводов; но из каких данных следуют две особливости, отличающие Тобольск: а) что этот город, при своем старейшинстве, после многократных пожаров и наводнений, побуждавших к осушке почвы и к улучшению строительства, долее всех сибирских городов плесневел в татарской архитектуре и небрежности, не заботясь о здоровом помещении, и тем менее об украшении[272]; б) что вереницы нищих, переодевающихся в лоскутные платья, по субботам тянутся из дома в дом для испрошения милостыни, так, как бы они читали указ июня 1724 г., которым запрещалось переписывать в Сибири их собратию. Впрочем, не видно, чтобы запрещалось обращать к трудолюбию этих попрошаев и попрошаек, которых негрешно бы назвать доброхотами питейного откупа.
В октябре 1816 г. вышло для сибирских губерний учреждение Внутренней стражи.
Настает новая эпоха. 26 января 1822 г. Сибирь разделена на два Управления, Западное и Восточное; 22 июля состоялось Сибирское Учреждение с IX уставами. Учреждение со своими уставами есть законодательный вывод — вывод и философический, и опытный, вылившийся из общих усмотрений Сибирской истории.
В 1-й день января 1823 г. открыт в Тобольске Совет Главного Управления, а на другой день — Совет Губернского Управления.
ТОМСК в виде острога или крепости основан в 1604 году. Вскоре срублена церковь, срублен и монастырь вне острога, разоренный во время нашествий неприятельских.
С 1616 г. Томское воеводство начало пересылаться с ханом урянхайским.
С 1629 г. Томск наименован разрядным, или областным, городом.
С 1631 г. воеводство состояло из 2 воевод, 2 дьяков, 2 письменных голов, и этот штат, не равнявшийся с тобольским, продолжался только до 1643.
В 1663 г. по грамоте государевой построен мужеский Алексеевский монастырь. Нужда в заведении благочестивом настояла оттого, что в умах обывателей православных, которые были перемешаны с переселенцами, поселыциками, старообрядцами, бухарцами и татарами, замечено равнодушие к обязанностям христианским.
С 1708 г., или с образования Сибирской губернии, Томск остался городом уездным.
С 1719 г. Томск причислен к провинции Енисейской, а с 1726-го перечислен к Тобольской.
В 1782 г. при открытии Тобольского наместничества Томск назван областным.
В 1789 г. открыто народное училище, которое в 1803/1804 академическом году было посещаемо 59 учениками.
Томск давал весовых и страховых доходов: в 1785 г. — 391 рубль, в 1800–2186, в 1834 году — 15 689 рублей. Следственно, почтовый доход в 49 лет возрос в 40⅛.
Вследствие порученного сенатору Селифонтову обозрения Сибири, Томск в 1804 г. наименован губернским городом для Средней Сибири, начиная с Барабы до р. Кана. Необходимость завести аптеку в Томске признана в июле 1807 г.
Томское губернское начальство с 1812 до 1818 г. занималось устройством и заселением дороги по берегу Енисея до Туруханска, и оттуда до Таза. Томск начал устраиваться с 1816 г.
Вот очерк, не довольно удовлетворительный, но что делать, когда город не вел записок или летописи. В мыслях его исстари бродила закваска старообрядчества, и жителям не приходило на ум замечать происшествия местные. Ямщик и бухарец вели свои счеты.
ЕНИСЕЙСК застроен в 1619 году, в трущобе кедровых и других хвойных лесов, на месте невыгодном, часто затопляемом в весеннюю водополь, но на страже трех Тунгусок, в средине звероловных племен. Енисейск поэтому не без ума опоместился, когда политика того века состояла в наибольшем сборе ясака.
Ярмарка, основанная на меховой торговле, вскоре привлекла на жительство толпы людей, которым было чем питаться из рек и озер рыбных, также из лесов, богатых не только пушными зверями и зверьками, но и порхающими породами лесных кур.
Явились монастыри: в 1623 г. женский Рождественский, в 1642-м — мужеский Спасский.
Воеводство Енисейское, заслужившее у начальства доверенность и с тем вместе силы для овладения местами восточными, отличилось успехами кругом Байкала и в Якутске.
В 1676 г. Енисейск наименован областным городом для управления всеми водворениями по Ангаре и Забайкалью, со включением, наконец, Нерчинска. Бояре кнн. Барятинский и Щербатово начальствовали: первый с начала области 4 года, а другой с 1682-го по 1685 г. В прочие годы распоряжались стольники и подобных чинов начальники, вероятно, во избежание соперничества с Тобольским воеводством, которому принадлежало первенство по многим отношениям.
Едва ли к концу столетия не поручено в заведывание воеводству Енисейскому и Якутское, как можно подозревать из государевой грамоты 1697 года, в которой пишется енисейскому воеводе замечание за пышность в одежде якутских служивых.
С образованием Сибирской губернии Енисейск, наравне с прочими областными городами, остался уездным до 1719 г. Тогда опять он объявлен провинцией, с определением вице-губернатора, в звании которого после начальствовали воеводы.
Первое каменное строение началось там в 1722 г., и этот памятник стоит подле соборной церкви.
В 1746 г. енисейский воевода Мирович за то, что явился в провинциальную канцелярию в шубе и колпаке и говорил бранные слова гвардии солдату, штрафован от Сената за оскорбление судейского места 550 р., а за обиду солдата — двойным окладом гвардейского солдата.
В 1775 г. купец Лобанов выстроенные в Енисейске два морских судна отпустил к Архангельску. Они вышли из лимана и зимовали к востоку; от цинги много судовых служителей погибло, и предприятие, к сожалению, не удалось.
В 1789 г. открыто училище народное, и в свое время при университетском начальстве — уездное.
Ярмарка, постепенно упадавшая не столько от оскудения пушных товаров, сколько от самостоятельности местных купцов, превратилась около 1822 г. в обыкновенную городскую. Ярмарки процветают при бессилии домашних капиталов, могущих скупить привозы, следственно, с падением ярмарки не всегда сопряжено падение народной промышленности.
В Енисейске весовых и страховых было: в 1785 г. — 71 р. 62 к., в 1805 г. — 1806 р. 55 к., в 1825 г. — 4435 р. 9 к. Маловажный доход первой эпохи свидетельствует о безграмотности жителей и приезжающих на ярмарку торгашей, ведших добрые дела, без связей и спекуляций.
В 1819 г. велено улучшить и заселить Туруханский тракт в пределах Енисейского уезда.
Енисейск, оказавший незабвенные услуги в расширении Сибири, наконец, с издания Сибирского Учреждения, блистает в имени новой губернии, как серебро в царских вратах одного тамошнего храма, но померкнул в первенстве губернского каталога. Он начал устроиваться с открытия новой губернии.
КРАСНОЯРСК в том же 1628 году, в котором появился на Тулкиной землице, должен был отстаивать свою колыбель от киргизов и аринов; окружаемый бурными соседями, он продолжал отмахиваться от них до 1646 г.
Этот сирота жил под начальством Томска лет 70, не богато и не бедно, как земледелец, питаясь от щедрот плодоносной земли и посылая за хмелем, ревенем, рапонтиком и другими снедными растениями вверх по Енисею. Потом жил он под властию Енисейска с прежним трудолюбием, до открытия в Сибири 3 наместничеств. Тут судьба его изменилась, не во мнении правительства, которое в 1789 г. (20 октября) судило о нем не лучше, как об Абаканске, но от наречения Ачинска городом. Открылась прямая дорога между Томском и Иркутском чрез Ачинск и Красноярск; проезды и купеческие зимние транспорты оживили быт Красноярска. Город начал становиться чистеньким, хотя и небольшим.
Горная промышленность, сколько ни было предприятий по пространству уезда, никому не удавалась: и если бы Палласу не случилось на правом берегу Енисея открыть кусок самородного железа, Красноярскому округу не досталось бы крохи в горноисторической молве. Приезжайте, любуйтесь вышиною Саянских гор и Боруса и назад поворачивайте с несытыми глазами.
Ландшафты ли бесчисленные или, быть может, изображения фигур, по утесистым берегам Енисея когда-то малеванных, заронили в Красноярске искру и вкус к живописи. Хозяинов посылал работу своей кисти в Академию художеств, которая отзывом своим поощрила его к продолжению благородного занятия. В Благовещенском храме иконостас, Хозяиновым писанный, служит памятником его стиля. В начале XIX века белели в Красноярске, кроме церквей, также каменные домики.
При алтаре соборной церкви погребен камергер Резанов, в 1803 г. отправленный в Японию полномочным посланником и чрезвычайным министром. При этой могиле, кирпичом невысоко выкладенной и покрытой чугуном, воскресает в памяти несколько воспоминаний, больше биографических, чем исторических.
В марте 1805 г. дозволено красноярским мещанам жительствовать в уезде, в видах земледелия.
В декабре 1808 г. возвышен сбор за перевоз чрез р. Енисей.
Недоставало училища публичного; оно открыто в 1817 г. при начальстве университетском.
Доход весовых и страховых там был: в 1800 г. — 554 р. 89 к., в 1825 г. — 6064 р. 87 к.
Сибирский генерал-губернатор, усмотрев физическую возможность населенности несравненно большей в той раме, какую он начертал по протяжении Енисея для новой губернии, в 1822 г. поставил Красноярск, в котором было граждан до 1000, на чреду губернского города. Быть посему, отмечено рукой Самодержца, и скреплено самым опытом.
Первый енисейский губернатор, с любовью и вкусом ко всему изящному, отлично содействовал устройству и украшению города, как и всей губернии. Губерния открыта 12 декабря 1822 г. Гарнизонный батальон учрежден 5 января 1823 г.
ИРКУТСК, при слиянии Иркута и каменистой речки Ушаковки с Ангарою, основан в 1652 году в виде ясачного зимовья. В 1661 г. зимовье превращено, по усмотрению Енисейского воеводства, в острог. В 1686 г. приписан к Иркутску нарочитый уезд для управления, чем и приобрел он имя города. В 1719 г. назван одною из трех провинций Сибирской губернии. В 1736 г. провинция Иркутская установлена на праве губернии, но не замешкалась возвратиться под прежнее управление Сибирской губернии. В 1764 г. провинция Иркутская объявлена другою отдельною губернией, и первым губернатором наименован Фрауендорф. Иркутск поэтому поравнялся с Тобольском в степени государственной именовательности, чрез 112 лет своего бытия. В 1783 г. открыто в нем наместничество с пребыванием наместника, которому вверено и наместничество Колыванское, простиравшееся по границе, как нынешняя Омская область, до кр. Усть-Уйской, дабы вся граница китайская и частью степь Киргизская лежала под одним начальническим взглядом. В рескриптах, Колывано-Иркутскому генерал-губернатору данных, много есть исторического.
По части богослужения строились монастыри и церкви в следующих годах: мон. Вознесенский муж. с 1672 г., Знаменский жен. с 1692 г., Спасская каменная церковь в бывшей крепости с 1706 г., кафедральный Богоявленский собор с 1718 года. Кафедра епископская учреждена в Иркутске с 1707 г. и первый епископ, в качестве викария, был Варлаам Косовской. Семинария там открыта не прежде 1780 г., учители вызваны из Тобольской семинарии.
По части статского образования с 1754 г. открыта школа навигации и геодезии. Градская школа открыта 1 февраля 1781 г. при хорошем подборе книг, в том числе и Энциклопедии Даламберо-Дидротовой, ценою на 2000 рублей, по ходатайству новоопределенного губернатора Клички. В эту школу сперва поступило учеников 130. В 1789 г. школа преобразована, с присоединением и навигацкой, в главное народное училище, в котором бывало учеников до 100 и менее. В 1806 г. открыты: гимназия, уездное и приходское училища, и во всех трех сперва училось 139, потом в 1815 г. — 64, в 1816 г. — 209, в 1823 г. — 294, в 1827 г. — 343, при всей тесноте училищных комнат. Несправедливо бы умолчать, что содействием гражданского губернатора Н.И. Трескина в 1817 г. открыто по губернии приходских училищ до 18, и колебавшееся существование их в 1820 г. поддержано благораспоряжением последнего сибирского генерал-губернатора, но при другом начальстве с 1824 г. закрыты сельские училища. Опыт обращает на ту мысль, что учение в сельских училищах Сибири полезнее бы соединить с ремеслами, как было установлено для Камчатки в 1817 году.
Под заглавием Иркутска не место говорить о торговле, потому что статьи торговые принадлежат целой губернии, а размен их происходит на Кяхте. Оборот двух городских ярмарок, ноябрьской и мартовской, учрежденных по настояниям двух губернаторов около 1770-х годов, очень убавился против прежнего времени, особенно с 1812 г. как такой эпохи, в которую купечество иркутское взошло в огромные капиталы и стало с 1820-го скупать пушные товары на местах.
Приведем на память прочие учреждения и происшествия.
В 1754 г. велено в Иркутскую рентерею, в которой бывает на приходе до 300 000 р., погодно определять рентмейстера из иркутских дворян.
Первый полицмейстер в Иркутске опреден в 1757 г., и команда полицейская давалась ему от магистрата.
В половине 1758 г. прислан в Иркутск следователь коллежский асессор Крылов, для поверки счетов по части винокурения и питейной продажи, состоявшей на вере городов. Забрав дела с 1709 по 1758 год, он завел бесконечные следствия, запутал купцов и мещан, по ратуше и магистрату служивших, брал их под караул, выпытывал признание в утайке казенного интереса, пользуясь скромностью вице-губернатора Вульфа, которого не оставил также оскорбить по званию начальника. В Тобольске изустно передают, что Крылов на границе провинции велел пропускать те только бумаги, в которых не содержалось ничего против его действий. Но сибирский губернатор Соймонов, узнав от Вульфа о невероятных дерзостях, предписал в 1761 г. сковать самовольного подьячего и отослать к своему начальству.
В январе 1775 г. число обывателей всех состояний, кроме духовных и чиновников, нашлось в Иркутске до 4175 муж пола.
В том же 1775 г. учреждено в Иркутске коммерческое комиссарство для приема пошлин с товаров, досматриваемых в Троицко-Савской экспедиции. Это раздробление таможни сделано для отвращения бездельных прицепок со стороны маймачинских дзаргучеев и продолжалось до открытия казенной палаты.
В 1797 г. полиция городская разделена на 4 части; обывательских домов с храмами и казенными строениями было 1973.
В том же году учреждена в Иркутске Американская компания, в смысле складственного капитала трех купцов: Голикова, Шелехова и Мыльникова. Вскоре она принята под высочайшее покровительство, для лучшего производства промыслов на островах восточного моря. Привилегия ея возобновлена в сентябре 1821 г. на обширнейшем плане.
В декабре 1798 г. велено отпускать ежегодно на содержание Иркутской аптеки 5000 и единовременно — 14 375 р.
В январе 1805 г. для заведения хлебных запасных магазинов отпущены иркутскому губернатору 200 000 р.
Надлежащее устройство полиции в Иркутске, устройство самого города, с первых лет XIX столетия походившего на село, равно и устройство дорог с безопасностью проезда, и возведение поселений Нижнеудинских и Заяблонных, истинно принадлежат деятельному правлению г. Трескина, по 1819 год. При нем кругоморская дорога, о которой правительство неоднократно заботилось с 1796 г., была искусственно перекинута чрез Хамар-Дабан, как лента со складками. Верховая в летнюю пору езда чрез груды одичалых гор и гольцов удобна и любопытна; удивляешься смелости предприятия! Но для ноябрьской перевозки купеческих кладей дорога крайне затруднительна, по наметам снега.
Почтовых доходов в Иркутске собиралось: 428 р. 41 к. в 1772 г. по распоряжению губернатора, 1019 р. 41 к. в 1785 г., 11467 р. 6 к. в 1805 г., 34 333 р. 54 к. в 1825 г. Стало, в 53 года почтовый доход увеличился в 71 раз.
В 25-й день октября 1822 г. открыто в Иркутске Главное Управление Восточной Сибири.
Из сравнения Тобольска с Иркутском открывается, что хотя все в последнем начиналось позднее, по крайней мере полувеком, многое, однако ж, поравнялось и даже выпередило. Толь счастливое спеяние надобно приписывать не разнице в широте, а собственно торговле кяхтинской. Если бы опыт времени оправдал надежду Неплюева, что с торгом бухтарминским сольется и китайский, Иркутску довелось бы превосходить только Якутск, в одних даяниях широты. Пускай, по особливому мановению сил природы, льды надолго отодвинутся от побережья, между Югорским Шаром и Обскою губою лежащего, Обдорск скоро поравнялся бы с Архангельском, и Тобольск пошел бы в гору.
Судьбы городов зависят более от инуда[273], не собственно от себя.