атус этого рода, который защищал и воспитывал его как сироту, от простолюдинов до шейхов, один раз в письме обратившись к его главе со словами «дорогой брат» (аль-ах аль-азиз) – таковы были тогдашние порядки. При наследственных правителях из этого рода Кисраван превратился в процветающий христианский регион. Какое-то время выдающийся ученый аль-Хакилани выполнял роль его агента в Италии. Через него Фахр ад-Дин вложил в один из флорентийских банков деньги, которые век спустя его потомки попытались вернуть при помощи другого ученого, ас-Самани, но безуспешно.
Симпатии Фахр ад-Лина к христианам заставили некоторых объявлять его христианином. По словам Сэндиса, «никто не видел, чтобы он молился, он никогда не появлялся в мечети». Д’Арвье полагал, что эмир исповедует религию своего народа, «у которого нет религии». Вполне вероятно, что он, как и другие Мааны, представал мусульманином перед османскими властями и внешним миром, а в душе был друзом, как и его народ. Согласно одному источнику, в 1633 году его крестил монах-капуцин, его врач.
Социально-экономическая программа эмира не заставила его пренебречь и военными потребностями своего государства. Доходов от увеличения торговли, особенно за счет морских портов Триполи и Сидона, хватало и на первое, и на второе. В то время с особым успехом выращивались тутовые деревья. Годовой доход эмирата оценивался в 900 тысяч золотых фунтов, из 43 три тысячи шли в императорскую казну. Используя новейшее материально-техническое оснащение из Тосканы, Фахр ад-Дин снарядил армию численностью от сорока до ста тысяч человек, в основном маронитов и друзов, и отстроил некоторые из старинных замков. Крепость, венчающая гору в Тадмуре, до сих пор носит его имя. Эти возросшие вооружения, переговоры эмира с европейцами и симпатии к христианству снова привлекли к нему подозрительные взоры султана. В 1633 году Мурад IV приказал своему вали в Дамаске Кючюку Ахмед-паше выступить на Фахр ад-Дина во главе огромной армии, набранной в Анатолии и Египте. Тем временем флот под командованием Джафар-паши открыл действия против прибрежных крепостей и портов. Подчиненные Фахр ад-Дину Сайфы, Харфуши и йемениты отступились от него. Его храбрый сын Али, управлявший Сафадом, пал в битве в Вади-ат-Тайм у подножия горы Хермон. Просьбы эмира о помощи к его итальянским союзникам остались без ответа. В течение нескольких месяцев он скрывался в Калаат-Нихе, а затем в почти неприступной пещере в горах у Джаззина, где его наконец обнаружили и вместе с тремя сыновьями в цепях доставили в Константинополь (около 10 февраля 1635 г.). Красноречие, которое когда-то спасло эмират его деду, на этот раз спасло ему жизнь – но лишь ненадолго. Он обратился к султану с такими словами:
«Поистине я был неверно понят. Никогда я не собирал никаких войск, иначе как по приказу ваших визирей и чиновников; не строил никаких крепостей, иначе как для защиты страны; и никого не убивал, иначе как мятежников против Османской империи. Я захватывал крепости повстанцев только ради того, чтобы передать их правительству. Более того, я обеспечил безопасность паломникам на пути [в Мекку] от разбойников-бедуинов; я в срок доставлял налоги в императорскую казну; я соблюдал высокий исламский закон [шариат], строго следуя всем его постановлениям и правилам».
Дни изгнанного эмира были сочтены. Вскоре Порта получила известие о том, что его родственники и сторонники не подчиняются новым властям. 13 апреля 1635 года Фахр ад-Дина обезглавили вместе с тремя находившимся при нем сыновьями, и его тело на три дня выставили напоказ в мечети. Попытки создать независимый Большой Ливан, о котором он мечтал и которому смог положить начало, были снова предприняты его преемником аль-Амиром Баширом аш-Шехаби, однако полностью осуществить эти планы удалось не раньше 1943 года.
Когда Фахр ад-Дин сошел с политической сцены, Ливан погрузился в период анархии. Али Алам ад-Дин, которого Кючюк Ахмед от имени султана поставил править югом Ливана, действовал полностью в рамках имперской политики, конфисковал имущество Маанов и устроил на них гонения. Как-то раз его пригласили в Абай, и там за обедом он приказал своим людям наброситься на хозяев из клана Танух и перебить их. Тех, кто отсутствовал на расправе, преследовали до тех пор, пока не истребили всю их семью. Сопротивление возглавил Мульхим, сын Юнуса и племянник Фахр ад-Дина[267], который в течение многих лет состязался с османскими властями за контроль над регионом и сумел вернуть себе шаткое влияние под внимательным присмотром империи. Этот режим продолжался и при сыне Мульхима Ахмеде, который в 1697 году умер бездетным. Таким образом Мааны исчезли с лица земли.
На национальной конференции, состоявшейся в Эс-Сумка-нийе (1697) близ Бааклина, ливанская знать избрала новым правителем (хакимом) Башира аш-Шехаби из Рашайи и сообщила о своем решении вали Сидона с заверением, что через него они будут исправно платить налоги, часть которых, очевидно, все еще причиталась Ахмеду. Очевидно, дух самоуправления в Ливане еще не совсем умер. Турция, которой самой грозила опасность погибнуть в войне с европейскими державами, удовольствовалась обещанием, лишь бы регулярно поступали налоги.
Тогда Шехабы вступили в политическое наследство, оставшееся от Маанов. Они удерживали бразды правления до 1841 года при помощи старых методов: подкупа османских чиновников, восставая против слабых султанов, натравливая вождей или фракции друг на друга, и таким образом обеспечивали себе сохранение власти. Они так и не приняли вероучение друзов, как их народ, хотя, возможно, народ считал иначе. После столетий искусного маневрирования ливанские политики превратились в истинных мастеров притворства.
По представлению Хусейна, младшего сына Фахр ад-Дина, которого давным-давно перевезли в Константинополь, воспитали турком и отправили послом в Индию, Башира назначили регентом в ожидании совершеннолетия Хайдара аш-Шехаби из Хасбайи, сына дочери Ахмеда Маана. Эмират Хайдара (1707–1732) ознаменовался полным разгромом партии йеманитов в битве при Айн-Даре в 1711 году. Несколько членов побежденной фракции перебрались в Авран, где они заложили основу новой общины друзов. Непопулярных в народе Алам ад-Динов выследили и истребили. За доблесть, проявленную в этой битве, Абу-ль-Ламы стали эмирами. Когда власть йеменитов была сокрушена, Хайдар получил возможность перестроить феодальную организацию страны, поставив во главе своих сторонников – Джанбалатов, Абу-ль-Ламов и Хазинов. Йеменитов-Арисланов он заставил разделить свой район с Тальхуками. Его сын и преемник Мульхим (1732–1754) прибавил к своим владениям Бекаа и Бейрут, но продолжал жить в Дейр-эль-Камаре. Из-за этого ему пришлось столкнуться с вали Сидона и Дамаска из рода аль-Азмов.
После разгрома йеменитов новый расклад в ливанской политике привел к образованию двух фракций: Джанбалатов и Язбаков. Тогда Джанбалаты стали одним из самых влиятельных и богатых друзских родов. Язбаки получили свое имя от главы рода Имад, который принадлежал к друзам и происходил из района Мосула. Этот расклад вышел за рамки местной аристократии и включил в себя маронитов. Вражда, начавшаяся в последние десятилетия XVIII века, продолжалась до первых десятилетий XX века. Мульхим отрекся от престола в 1754 году, и после него за эмират боролись два его брата. Один – Мансур – склонялся к Джанбалатам; другой – Ахмед – поддерживал Язбаков. Ахмед был отцом историка Хайдара, на которого мы неоднократно ссылались в этой главе. Период гражданских беспорядков продолжался до тех пор, пока Юсуф, сын Мульхима, не достиг совершеннолетия и унаследовал эмират. На национальной ассамблее, состоявшейся в Эль-Баруке в 1770 году, Мансур объявил, что устал от государственных дел и готов отречься от власти в пользу племянника Юсуфа, которого после этого и провозгласили правителем. Об этом уведомили вали Дамаска. Территория, которой правил Юсуф, простиралась от Триполи до Сидона.
К тому времени на сцену вышли еще два человека, разделившие всеобщее внимание с эмиром Шехабом: Захир аль-Умар и Ахмед аль-Джаззар. С их приходом к власти в Палестине она начинает конкурировать с Ливаном за первое место в историческом параде. Алеппо и Дамаск отходят на второй план. Население этих двух городов и их окрестностей, вероятно, было малочисленным и находилось в состоянии морального упадка.
Молодой Захир аль-Умар, бедуин, чьего отца Баширом I сделал шейхом при губернаторе Сафадского региона, вступил на арену политической борьбы около 1737 года, добавив Тивериаду к своим сафадским владениям. С помощью шиитов Верхней Галилеи, особо притесняемых турецкими властями и готовых следовать за любым вождем, который пообещал бы им помощь, Захир решил избавить этот регион от его правителей. Наблус и Назарет подчинились ему. Следующим крупным приобретением стал Акко (1750). Город был частично разрушен еще со времен крестовых походов, и узурпатор укрепил его, сделал своей резиденцией и использовал для экспортной торговли шелком, хлопком, пшеницей и других палестинских товаров. Благодетельный диктатор, Захир искоренял беззаконие, поощрял сельское хозяйство и проявлял терпимость к своим подданным христианского вероисповедания. Его биограф передает такой рассказ очевидца: как-то раз, проезжая верхом мимо церкви Девы Марии в Назарете, Захир спешился, опустился на колени и дал обет, что в случае победы будет вечно поддерживать огонь в масляной лампаде, горевшей в церкви. «Даже женщина могла путешествовать с золотом в руке, не боясь, что к ней кто-то пристанет». Захир исправно выполнял свои финансовые обязательства перед османскими властями, так как понимал, что, пока поступают наличные, для правительства не имеет большого значения, от кого – от турка или араба.
В это время Турция оказалась втянута в ожесточенную борьбу с Россией при Екатерине II, и ее престиж на Востоке падал. В Египте Али-бей осмелился бросить вызов султану и отправить своего агента Абу-з-Захаба, чтобы захватить Дамаск и другие сирийские города, что он и сделал в 1771 году. Захир вступил в союз с Али, целью которого было возродить былую власть мамлюков. При содействии русского флота, обстреливавшего Сидон, Захир занял город в 1772 году. Русские войска также обстреляли и разграбили Бейрут. Юсуф Шехаб объединился с вали Дамаска против нового выскочки. Из Константинополя прислали на помощь эскадру. Совместно с сухопутными войсками она захватила Сидон в 1775 году и блокировала Захира в его основательно укрепленной столице. Турецкие пули ничего не могли сделать со стенами Акко, но турецкое золото подействовало на его гарнизон, что и стало погибелью Захира. В сирийской армии, которая пыталась защитить Сидон от Захира и русских, служил некий Ахмед аль-Джаззар, по сравнению со смелыми предприятиями которого бледнеют все свершения Захира.