История Сирии. Древнейшее государство в сердце Ближнего Востока — страница 114 из 116

Этот автономный Горный Ливан, хотя и лишенный некоторых стратегических районов в пределах его естественных границ, вступил в эпоху относительного спокойствия и процветания, вряд ли достижимых в любой другой провинции империи. Появились новые дороги, высокогорные деревни превратились в летние курорты, узкоколейная железная дорога соединила Бейрут с Дамаском. Постепенно шло преодоление преград, мешавших его народу на протяжении многих веков, трудностей внутреннего сообщения, отчасти объяснявших политическую неспособность сформировать единое государство. Летние курорты извлекали пользу из красоты природы, которой щедро одарены горы. Скудность природных ресурсов частично компенсировалась возможностями для внешней торговли, а бедность почвы побуждала его сыновей, как и их далеких предков, становиться торговцами и осваивать Левант. В те времена бытовала поговорка: «Повезло тому, у кого в Ливане есть хоть козий загон». Рост благосостояния отразился в перенаселении, особенно среди христиан, которые искали выхода из трудного положения через эмиграцию. Плодовитость местных женщин резко контрастировала с бесплодием почвы. Начиная с 80-х годов XIX века ливанские эмигранты искали новые пристанища для себя и своих семей в Египте, Америке, Австралии и других частях цивилизованного мира. По разным оценкам, только в Соединенных Штатах проживает не менее четверти миллиона выходцев из Ливана.

Ряд мутасаррифов начался с одного необычайно одаренного человека – Дауд-паши, который стремился вернуть Ливану часть утраченной территории, основал для друзов школу в Абайе, до сих пор носящую его имя, и боролся с феодалами на юге и клерикалами на севере. Вторыми руководил Юсеф Карам, который после нескольких военных столкновений был сослан в Италию, где и умер. Второй преемник Дауда Рустем-паша, впоследствии посол в Лондоне, был столь же твердым и рачительным управителем. Привилегии, которыми пользовался Ливан, Турция отменила в годы Первой мировой войны. Его устав послужил образцом для Крита и в целом оказался «наиболее успешным примером автономии среди турецких провинций».

Глава 50Современное положение дел

Современный период в жизни арабского Востока на примере Сирии и Ливана отличается возникновением и действием мощных сил, связанных с проникновением и империализмом Запада, ростом местного национализма, борьбой за независимость и зарождением и распространением панарабского движения.

XIX век начался с того, что три основные европейские державы вступили в борьбу за преобладающее влияние в Османской империи, которая постепенно ослабевала и уже около века находилась в оборонительной позиции. Эти державы – Франция, Россия и Великобритания. Австрия несколько отступила; Пруссия все еще держалась на вторых ролях; Италии не существовало. В основе интересов Франции лежали экономические соображения, политика престижа, освященная веками капитуляций, и традиционные дружественные отношения с религиозными меньшинствами – католиками и маронитами. Особо важными были капитуляции 1740 года, в силу которых все паломники, прибывающие на Святую землю, оказались под протекцией Франции.

Унизительное поражение, нанесенное Турции Россией и закрепленное в Кючук-Кайнарджийском мирном договоре (1774), практически сменило французское влияние в Константинополе российским. Интересы России возникли еще во времена Петра Великого и Екатерины и проистекали из положения страны, не имеющей выхода к морю, и, как следствие, желания приобрести незамерзающие морские порты, а также из ее выраженных симпатий к греко-православной общине. По Кючук-Кайнарджийско-му миру русские цари признавались ее защитниками. Соперничающие притязания Франции и России на защиту святых мест были одной из причин Крымской войны (1854–1856). Англия, территориально не являющаяся соседом Турции, с XVI века выказывала к ней особый интерес по причине ее сухопутных торговых связей с Индией и Дальним Востоком, а также с Ближним Востоком. С началом распада Османской империи интересы Англии переросли из коммерческих в имперские; она не хотела, чтобы Турция была расчленена и чтобы Россия укрепилась на Босфоре. Именно это соперничество между великими державами подарило Турции новую жизнь и обеспечило ее длительное существование. Так называемый ближневосточный вопрос в конечном счете представлял собою проблему расширения за счет Османской империи и заполнения вакуума, созданного постепенным исчезновением этой некогда могущественной державы.

В самом конце XIX века на османском горизонте начала вырисовываться новая западная держава: Германия. Ее политика Drang nach Osten, инициированная кайзером Вильгельмом, вскоре позволила ей приобрести доминирующее влияние в турецких делах. Это было время Абдул-Хамида II (1876–1909), одного из самых агрессивных правителей, сидевших на троне Османа. В лице кайзера султан нашел нового желанного друга. Немецкий император и императрица посетили Константинополь в 1898 году и оттуда отправились в Иерусалим и Дамаск, где возложили венок к могиле Салах-ад-Дина. В пламенной речи он заверил султана и вместе с ним «триста миллионов мусульман, которые почитают его как халифа», что германский император был и останется их другом во все времена. Впоследствии немецкая компания получила концессию на Багдадскую железную дорогу, разделившую пополам Северную Сирию. Посредством ее Берлин получил связь с Багдадом. Эта железная дорога стала одним из факторов, приведших к Первой мировой войне. А тем временем немецкие офицеры отправились реорганизовывать турецкую армию.

Исходным пунктом политики Абдул-Хамида было то, что государство должно быть больше азиатским, чем европейским. Для осуществления этой политики он обратился к устаревшему институту халифата, который и попытался возродить. В надежде сохранить лояльность нетурецких исламских элементов в империи и привлечь к ней всех мусульман за ее пределами он сделал попытку воссоздать прежнюю политическую власть халифата с его панисламским идеалом. Постепенно ему удалось низвести своих министров до секретарей и сосредоточить управление государством в собственных руках. Он ввел в печати строгую цензуру, отменил всякую свободу слова и насадил по всей империи тщательно продуманную систему интриг и шпионажа. В постоянном страхе за свой трон и жизнь, он все больше и больше времени проводил в уединении за стенами своей резиденции – дворца Йылдыз-сарай. Массовые аресты и казни вкупе с резней армян принесли ему прозвище Кровавый Султан.

В соответствии со своей политикой панисламизма султан-халиф завершил в 1908 году строительство железной дороги через Хиджаз, соединившей Константинополь с Мединой и пересекавшей Сирию с севера на юг. Строительство обошлось в 3 000 000 фунтов стерлингов, треть из которых была собрана за счет добровольных пожертвований мусульман всего мира. Именно здесь, на этой железной дороге через Хиджаз, помогал взрывать мосты Лоуренс Аравийский во время Первой мировой войны. Инженерами были немцы, а возглавлял их сириец Ахмед Иззат-паша, личный секретарь султана. Другой сириец, Абу-ль-Худа ас-Сайяди, будучи имамом султана, обладал над ним необычайным влиянием.

Через тридцать лет диктаторского правления Абдул-Хамид проснулся в одно июльское утро 1908 года и понял, что стоит перед лицом революции во главе с офицерами его собственной армии и ничего не может поделать. Она была делом рук комитета «Единение и прогресс», ударного крыла тайного общества, известного как младотурки. Младотурки были преемниками «новых османов», к которым принадлежал Мидхат-паша. Это общество зародилось в Женеве в 1891 году благодаря деятельности молодых реформаторов и студентов, а затем было перенесено в Париж. Его цель состояла в том, чтобы ввести конституцию западного типа с выборным парламентом и разрушить систему миллетов, тем самым создав однородное демократическое государство. 24 июля 1908 года Абдул-Хамид неохотно объявил о восстановлении конституции 1876 года, а на следующий день приказал отменить шпионаж и цензуру и освободить всех политических заключенных. 10 декабря он торжественно открыл парламент и объявил в своей тронной речи, что работа предыдущего парламента была лишь временно приостановлена до надлежащей подготовки граждан посредством просвещения. Тем временем всю страну захлестнула волна надежды и энтузиазма. В Бейруте, Дамаске, Алеппо, Иерусалиме и других городах империи объявление конституции народ встречал кострами, речами и фейерверками. Люди думали, что кошмар закончился и наступил новый день. «Как будто Турция в одночасье превратилась в Утопию». Однако Абдул-Хамид не больше собирался хранить конституцию 1908 года, чем конституцию 1876 года. В апреле 1909 года его поймали на заговоре с реакционерами, когда он пытался организовать контрреволюцию, и заменили на его никчемного брата Мехмеда Решада. Власть осталась в руках комитета.

У нового режима было больше патриотического рвения, нежели опыта или политической дальновидности. Его политика османизации – сведение всех этнических и религиозных элементов в государстве к общему османскому знаменателю – была обречена на провал. Арабы истолковали новую хуррию (свободу) как свободу реализовать собственные национальные стремления и развивать свою культурную самобытность, включая язык. Вскоре голову подняли сепаратистские движения. После провала османизации младотурки обратились к дискредитированной политике панисламизма, которую проводил Абдул-Хамид. Внутренние проблемы усугубились международными осложнениями, кульминацией которых стала война с Италией (1911–1912), в результате которой Турция потеряла Триполи и Киренаику, ее последний африканский плацдарм, а также войны на Балканах (1912–1913), почти лишившие Турцию последних остатков господства в этом регионе. Со всеми этими проблемами триумвират Энвера, Тала-ата и Джемаля оказался не в состоянии справиться. В последовавшей за этим мировой войне Турция связала свою судьбу с Центральными державами, и участие в конфликте продемонстрировало полный провал османизма и банкротство панисламизма. Это привело к появлению новой Турции, национальной Турции, менее обремененной религиозными и этническими осложнениями. Создателем этого государства был член партии младотурок, офицер, участвовавший в революции. Его звали Мустафа Кемаль. Его радикальные реформы оказались первыми, которые по-настоящему охватили массы.