После Мухаммеда статус разрешенных распространился и на огнепоклонников – зороастрийцев (магов), звездопоклонников Харрана (псевдосабиев), язычников берберов и прочих. Хотя они и не входили в число приверженцев одной из богооткровенных религий и формально оставались за рамками ислама, захватчики-мусульмане предложили им на выбор три варианта: ислам, меч или дань, а не только первые два. Абу-Юсуф, выдающийся судья при Харуне ар-Рашиде, прямо заявляет, что – в дополнение к людям Писания – многобожники, огнепоклонники и идолопоклонники могут быть приняты в число защищаемых граждан мусульманского государства.
В Сирии зимми не притесняли до правления Умара II. Одним примечательным исключением было дело вождя христианского племени таглиб, казненного аль-Валидом I за отказ исповедовать ислам. Очевидно, мусульмане проявляли меньшую терпимость к христианам арабского происхождения, как это видно на данном примере, а также на примере племени танухом. Танухидов, живших в окрестностях Киннасрина, призвали обратиться в ислам во время завоевания Сирии, и некоторые из них откликнулись на призыв; других же, населявших местность вокруг Алеппо, силой заставил принять ислам аль-Махди (775–785) из династии Аббасидов, который разрушил их церкви. В Египте копты, которые пытались отстоять свою независимость в нескольких восстаниях против мусульман-повелителей, в конце концов сдались при альМамуне (813–833) также из Аббасидов. Христиане и евреи зарабатывали себе на пропитание обычными занятиями, хотя некоторые из них, например производство и продажа вина и азартные игры, были под строгим запретом для мусульман. Питейные заведения и игорные дома, где излюбленным занятием была игра в кости, по-прежнему процветали, и в них нередко захаживали даже мусульмане. Монахи были знатоками виноделия и медоварения, плодо– и цветоводства. Что касается монастырей, то в некоторых из них, вероятно, отводились особые комнаты для посетителей, предназначенные для развлечений и услад. Аль-Умари, сам житель Дамаска (умер в 1349 г.), приводит множество примеров, когда халифы и другие мусульмане были частыми гостями монастырей и обителей, где предавались винопитию и всяческим удовольствиям, и отнюдь не все они носили невинный характер. Это особенно касается аль-Валида ибн Язида. Однажды этому халифу так понравилось монастырское вино, что он велел наполнить каменную чашу, опустошенную им в компании с братом, серебряными монетами. Из Ливана вино везли в Медину. Поэт из Хиджаза, который побывал на стольких ночных пирушках, что у его жены возникли подозрения, так оправдывался перед нею: «Не лишай меня почтенного спутника, который никогда не говорит плохого о других… Это вино из деревень Бейрута, чистое, безупречное, или из Бейсана. Клянусь, мы пили его, пока не зашатались».
Слава Умара основана в первую очередь не на его благочестии и освобождении от налогов новообращенных мусульман. Он первым из халифов в исламе наложил унизительные ограничения на своих христианских подданных, хотя эту меру ошибочно приписывают его тезке-предшественнику. Он издал постановления, которые запрещали христианам занимать государственные должности и носить тюрбаны, требовали от них остричь волосы, носить отличающуюся одежду с кожаным поясом, ездить верхом без седла, не строить своих церквей и молиться, приглушив голос. Также он постановил, что наказанием за убийство христианина мусульманином будет только штраф, а свидетельские показания христианина против мусульманина не должны приниматься судом. Можно предположить, что такие законы были приняты в ответ на требования народа. В области управления, коммерции и производства арабские мусульмане, по-прежнему в большинстве своем неграмотные, не могли составить конкуренции местным христианам. Евреи, которых было меньше христиан и нередко они выполняли более грязную работу, очевидно, также подпадали под действие некоторых ограничений и не допускались к государственным постам. Следует отметить, что ношение отличающейся одежды для обозначения разных народностей в какой-то мере практиковалось и до пришествия ислама на Ближнем Востоке и что некоторые из упомянутых постановлений после Умара уже не применялись.
В самом низу социальной лестницы стояли рабы. Рабство еще с древности было семитским институтом, и его законность признавал Ветхий Завет. Ислам принял этот институт и издал законы, улучшавшие положение рабов (абд). Каноническое право запрещало мусульманину обращать в рабство единоверцев, но не гарантировало свободу пришлому рабу после принятия ислама.
В раннем исламе рабов получали за счет купли-продажи, похищений, набегов, обращая в рабство тех, кто был взят в плен на войне и не смог заплатить выкупа за себя, включая женщин и детей. Вскоре работорговля стала активным и прибыльным бизнесом во всех мусульманских странах. Восточная и Центральная Африка поставляла черных рабов; желтых – Фергана и китайский Туркестан, белых – Ближний Восток и Юго-Восточная Европа. Этот порядок поддерживал сам себя. По исламскому закону, дети рабыни от другого раба, от любого мужчины, кроме ее хозяина, или даже от ее хозяина, если он не признает отцовства, также считаются рабами. Но дети раба от свободной женщины считаются свободными.
Коран разрешает хозяину брать своих рабынь в наложницы. Дети от такого союза принадлежат хозяину и потому свободны. В таком случае статус наложницы повышается: она становится «матерью ребенка» (умм валад). Муж-хозяин уже не может ни продать ее, ни подарить; после его смерти она объявляется свободной. Освобождение раба всегда считалось благим делом (курба), которое приближает рабовладельца к Богу. Освобожденный раб пользовался статусом подопечного (маула) своего бывшего хозяина и имел право наследовать имущество покровителя в случае, если тот не оставит наследников.
В процессе слияния арабов и представителей других народов в плавильном котле рабы, несомненно, сыграли значительную роль. Это касалось как правящей династии, так и простолюдинов. При Язиде III гордая традиция чистокровных арабских халифов была прервана. Мать Язида была персидской царевной, которую аль-Хаджжадж захватил в Хорасане и прислал в подарок альВалиду; а брат и преемник Язида Ибрагим был сыном неизвестной наложницы, возможно гречанки. Мать преемника Ибрагима Марвана II была курдской рабыней. По словам одного автора, она уже была беременна Марваном, когда его отец приобрел ее, таким образом последний Омейяд – вовсе не Омейяд. Это постепенное проникновение рабынь на положение свободных арабских женщин продолжалось и неуклонно возрастало в период Аббасидов.
После отделения Сирии от Византийской империи значительно сократилась ее морская торговля, но эти потери были отчасти компенсированы открытием новых рынков в результате приобретения Персии и Средней Азии. У кораблей, курсирующих по Средиземному морю, палубные доски приколачивались железными гвоздями и покрывались смолой для водоотталкивающих свойств, а у кораблей в Персидском заливе и восточных водах палубы связывались веревками вплоть до правления аль-Хаджжаджа, который приказал следовать средиземноморскому образцу. Корабли аль-Хаджжаджа добрались до далекого Цейлона и порой подвергались нападениям индийских пиратов. Помимо судостроительных верфей Муавии в Акре, Абдул-Малик основал еще одну в Тунисе. Его сын Хишам перенес кораблестроение из Акры в Тир, где оно оставалось до аббасидского халифа аль-Мутаваккиля. При одном из последних омейядских правителях Басры в этом городе и его окрестностях насчитывалось «120 тысяч» каналов, по которым курсировали небольшие лодки, но это число подверг сомнению географ X века аль-Истахри, посетивший Басру лично.
Эти каналы, как и в Дамаске, использовались в основном для орошения. В целом сельское хозяйство Сирии не пострадало, несмотря на жадность государственной казны. Исламский запрет на вино не причинил вреда виноградарству, разве что совсем небольшой, которое процветало в этих местах с глубокой древности.
Глава 38Духовно-интеллектуальная сфера при Омейядах
По мере того как сирийцы, иракцы, персы, копты и берберы присоединялись к победителям-мусульманам и роднились с арабами, разрыв между арабами и неарабами сходил на нет. Приверженец Мухаммеда, независимо от его изначальной национальности, теперь переходил на арабский язык и не отличался от араба. Сами арабы не принесли из пустыни ни науки, ни искусства, ни ученых традиций, ни культурного наследия. Религиозные и лингвистические элементы – вот единственные привнесенные ими новшества. Во всем остальном они оказались в положении зависимых от своих подданных. В Сирии и других завоеванных странах им пришлось сесть учениками у ног побежденных. В данном случае мы видим еще один пример того, как победители оказались в плену у побежденных. Сирия стала для арабов тем, чем Греция была для римлян. Поэтому когда мы говорим об арабской медицине, философии или математике, мы имеем в виду не то, что непременно было плодом арабской мысли или что было развито жителями Аравийского полуострова, но знания, зафиксированные в арабских книгах, написанных сирийцами, персами, иракцами, египтянами или арабами – христианами, евреями или мусульманами, – которые черпали из греческих, арамейских, индо-персидских и других источников.
Интеллектуальная жизнь в период Омейядов не находилась на высоком уровне. Фактически весь этот период был для нее инкубационным. Близость к темным доисламским векам (джахилия), частые междоусобные и внешние войны, неустойчивость экономических и социальных условий препятствовали высоким интеллектуальным достижениям. Однако в эти дни были посеяны семена, которые дали всходы и расцвели в Аббасидском халифате.
Изучение арабской грамматики было одной из первых дисциплин, которые культивировались в этот период. Это было вызвано языковыми потребностями новых мусульман, стремившихся изучать Коран, занимать государственные должности и двигаться вперед вместе с правящим классом завоевателей. Примечательно, что первое научное изучение арабского языка началось в Басре, недалеко от персидской границы, и проводилось в основном для новообращенных иноземцев и частично даже ими самими. Именно в этом городе трудился легендарный основоположник арабской грамматики Абу-ль-Асвад ад-Дуали (умер в 688 г.). Знаменитый биограф Ибн Халликан наивно объясняет происхождение этой науки следующим образом: «Али изложил перед ад-Дуали основной принцип, согласно которому есть три части речи: существительное, глагол и частица, а затем попросил его создать по ним полный трактат». На самом деле арабская грамматика прошла через процесс медленного и длительного развития и несет на себе поразительные следы влияния греческой логики и санскритской лингвистики.