увствовали себя как дома. По мере завоевания страны сирийцами их песни, поэзия и искусство завоевывали ее народ. Впоследствии некоторые эти культурные элементы из Испании и Португалии попали в Новый Свет. Арабские географы стали называть Испанию сирийской провинцией, но битва при Забе превратила Сирию в провинцию Аббасидов.
Глава 41Сирия как провинция Аббасидов
С падением Омейядов закончилась гегемония Сирии в мире ислама, и слава страны канула в прошлое. Своим местопребыванием Аббасиды выбрали Ирак. Новой столицей стала Куфа, стоявшая недалеко от персидской границы. Сирийцы очнулись после унизительного поражения при Забе и осознали, что центр притяжения ислама ушел с их земли и сместился на восток. Как на последнее средство все свои надежды они возложили на ожидаемого потомка Муавии, Суфьяни, в своем роде мессию, который появится и избавит их от иракских соперников-победителей. До сего дня это ожидание смутно живет в сердцах сирийских мусульман.
Тем временем Абуль-Аббас занимался укреплением своих недавно приобретенных владений. В речи по случаю восшествия на престол, произнесенной ранее в Куфе, он взял титул ас-Саффах («проливающий кровь»)[248], что как бы намекало на новую политику. Новая династия в большей степени, чем старая, зависела от применения силы в выполнении своих планов. Впервые кожаный мешок, готовый принять голову жертвы из-под меча палача, нашел себе место у халифского трона. Новый правитель окружил себя богословами и правоведами, что придало новорожденному государству оттенок теократии, в отличие от светского характера (мульк) его свергнутого предшественника. По торжественным случаям он спешил облачиться в плащ (бурда) своего дальнего родственника Пророка. Прекрасно налаженная пропагандистская машина, работавшая над подрывом общественного доверия к прежнему режиму, теперь принялась укреплять уважение общества к новому. Власть, с пылом провозглашали агитаторы, должна навечно остаться в доме Аббасидов и уступить ее в конце концов Исе (Иисусу), Мессии. К этому позже добавилось предостережение о том, что в случае гибели халифата Аббасидов вся вселенная придет в хаос. Скопом фабриковались хадисы против Омейядов и за Аббасидов. Сами их имена стирали с надписей на зданиях, а в мечетях поменяли минбары.
Однако реальная разница между этим и предыдущим халифатом заключалась в том, что Аббасиды были ориентированы на Персию. При дворе возобладал персидский протокол, персидские идеи господствовали на политической сцене, а в гареме халифа – персиянки. Это была империя новых мусульман, где арабы были лишь одной из составных частей. Если Омейядский халифат в каком-то смысле был государством-преемником Восточной Римской империи, то Аббасидский в более широком смысле был преемником империи Хосровов. Режим Аббасидов называл себя «даула» («новая эра»), и с ним действительно наступила новая эра. Иракцы почувствовали, как с них сняли бремя сирийской опеки. Шииты почувствовали себя отомщенными. Персы обнаружили, что перед ними открылись высокие посты в правительстве; они ввели и стали занимать новый пост – пост визиря, высший после халифа. Жители Хорасана стекались в личную гвардию халифа. Арабская аристократия отступила на задний план. Арабы ушли в тень, но ислам под новым обличьем – персидским – продолжил свой победоносный путь.
Третий по счету после праведного (рашидун) и Омейядского халифата, основанный ас-Саффахом (750–754) и его братом АбуДжафаром аль-Мансуром (754–775), стал самым долгоживущим и самым прославленным из всех халифатов. Все тридцать пять халифов, преемников второго из упомянутых, были его прямыми потомками. Аль-Мансур выбрал своей столицей место, где находилось христианское селение с персидским названием – Багдад («данный Богом») на нижнем западном берегу Тигра. Дар-эс-Салам («мирная обитель»), как официально звался город, был обнесен двойной кирпичной стеной, глубоким рвом и третьей внутренней стеной, возвышавшейся на 90 футов (27 м). Расположенный в той же долине, где когда-то стояли одни из самых могущественных городов древности, город аль-Мансура вскоре унаследовал мощь и славу Ктесифона, Вавилона, Ниневии и других столиц Древнего Востока. Сцена сказочных приключений, блестяще рассказанных Шехерезадой в «Тысяче и одной ночи», столица двух золотых правлений Харуна ар-Рашида (786–809) и аль-Мамуна (813–833), Багдад остался в легендах и в самой истории несравненным воплощением славы ислама. Правление этих двух халифов наделило всю династию ореолом, который не затмился до сих пор. Расцвет династии пришелся на период правления третьего халифа аль-Махди (775–785) и девятого халифа аль-Васика (842–847)[249]. После аль-Васика начинается закат государства, длившийся до тридцать седьмого халифа аль-Мустасима (1242–1258), когда оно погибло под натиском монголов. На протяжении более чем пяти веков там царствовали, хотя и не всегда правили, преемники аль-Саффаха и аль-Мансура.
Первым губернатором аббасидской Сирии был не кто иной, как Абдуллах, герой битвы при Забе. После смерти ас-Саффаха он оспаривал халифат с другим своим племянником аль-Мансуром, опираясь на огромную дисциплинированную армию, якобы сосредоточенную для действий против византийцев. Зверски перебив 17 тысяч хорасанских солдат, которым он не доверял, он с остальными своими людьми, в основном сирийцами, двинулся на восток. Абу-Муслим встретил его в Насибине (ноябрь 754 г.) и разбил. Через семь лет заключения его с церемониями ввели в дом, фундамент которого, по слухам, заложили на соли, окруженной водой. И вскоре этот дом похоронил Абдуллаха под своими обломками. Абу-Муслим тогда был фактически независимым правителем Хорасана, кумиром своего народа, который безжалостно расправлялся со всеми врагами его лично и государства. Он добился таких успехов, что у Аббасидов возникли подозрения на его счет. На обратном пути он был вынужден остановиться и повидаться с халифом в Мадаине (Ктесифон). Во время аудиенции у аль-Мансура тот самый перс, мечу которого после меча Абдуллаха Аббасиды были обязаны самим своим престолом, вероломно предал того смерти.
Затем настала очередь Алидов. Те пребывали в заблуждении, что Аббасиды воюют за них, но теперь их постигло разочарование. Для Абуль-Аббаса и его соратников «люди дома» (ахль аль-байт) означали их собственную семью, а не семью Али и Фатимы. Алиды упорно заявляли, что их имамы обладают исключительным правом руководить судьбами ислама, тем самым низводя аббасидских халифов до положения узурпаторов. Их сторонники снова ушли в подполье, но никогда не упускали шанса поднять открытый мятеж. Знаменитый Малик ибн Анас, основатель одной из четырех ортодоксальных систем юриспруденции, до сих пор преобладающей в Северной Африке, освободил шиитов от клятвы верности Аббасидам. Одно из первых восстаний под предводительством двух правнуков Хасана Мухаммеда и Ибрагима было безжалостно подавлено[250]. Мухаммеда, прозванного ан-Нафс аз-Закия («чистая душа»), осудили в Медине (декабрь 762 г.). Его брата Ибрагима обезглавили (февраль 763 г.) недалеко от Куфы, а его голову отправили халифу.
Осталось ликвидировать еще одну группу людей, сотрудничавшую с шиитами, а именно Бармакидов. Это персидский род визирей, вознесенный к вершинам власти аль-Мансуром. Ведя свой род от буддийского священника (бармак), его члены прославились настолько и так щедро разбрасывались своим богатством, что само их имя стало синонимом великодушия. Их слава была слишком велика для обладавшего железной волей Харуна, который в 803 году и позже истребил Бармакидов и конфисковал их имущество, которое, по утверждениям, составило 30 676 000 динаров наличными, не считая дворцов и обстановки.
С переносом столицы в далекий Багдад исконный византийский враг уже не вызывал серьезной озабоченности. Беспорядки, сопровождавшие ее перенос, дали императорам шанс отодвинуть край империи на восток вдоль границы, проходившей по Малой Азии и Армении. Аль-Мансур и его преемники всеми силами старались укрепить сирийские пограничные укрепления сугур и морские порты Ливана. В 782 году, еще не будучи халифом, Харун дошел со своими войсками до Византии и взял с регентши Ирины большую дань. Уже халифом он из своей любимой резиденции Эр-Ракка в Северной Сирии осуществил серию набегов на «землю римлян». В 838 году его сын аль-Мутасим последний раз вторгся в эту страну. На этом закончилась более чем полуторавековая борьба между халифами и византийским государством.
Когда их страна лишилась своего привилегированного положения, сирийцы словом и делом не медля выразили свое несогласие. Со временем их недовольство только возросло, и их перестали допускать к государственным учреждениям. О том, какие взгляды преобладали в то время, можно судить по тому, как ответил один сириец аль-Мансуру, заметившему, что при нем народу повезло избежать чумы: «Бог слишком добр, чтобы одновременно отдать нас на милость и мора, и твоего правления». Что до христиан, то их положение усугублялось несправедливыми поборами и повышением налогов. Прошло два полных столетия, прежде чем подданные бану Умайи примирились с тем, чтобы они стали подданными бану аль-Аббаса.
Их первый губернатор Абдуллах заступил на пост в 750 году, когда перед ним встала необходимость подавить несколько восстаний, поднятых в Авране, Батании и Киннасрине во главе с бывшими полководцами армии Марвана. Мятежников Химса и Тадмура возглавил потомок Муавии Зияд – его приняли как долгожданного Суфьяни. В его лагере около Саламии насчитывалось 40 тысяч человек.
Усилилась поляризация мусульманской Сирии из-за вражды между арабами-кайситами и арабами-йеменитами, выступавшими под множеством имен. Аббасиды в целом благоволили к кайситам и пользовались их поддержкой. Особенно ожесточенные распри имели место при Харуне ар-Рашиде, при котором в Дамаске правил Ибрагим, племянник Абдуллаха. В Дамаске, Авране, Балке пролилась кровь Иордании и Химса. Два года окрестности Дамаска оставались ареной беспощадного противоборства, поводом к которой якобы стало то, что кто-то из кайситов украл арбуз из огорода кого-то из йеменитов. Халиф, поразмыслив, не возглавить ли карательную экспедицию лично, все же поручил ее военачальнику из Бармакидов, который в 795 году полностью разоружил враждующие фракции, «не оставив ни копья, ни коня». Потрясения, без которых не обошлось соперничество за трон между аль-Амином и аль-Мамуном, сыновьями Харуна, отразились и на Сирии. Сирийские войска в Эр-Ракке (811–812), увидев в одном лагере с собой хорасанцев, дезертировали в полном составе под крики своего главаря: «Долой черное знамя!.. По домам! По домам! Лучше умереть в Палестине, чем жить в Месопотамии!» В неспокойные дни аль-Амина еще один Суфьяни по имени Али развернул белое знамя. Этот претендент, ученый девяноста лет от роду, привлек к себе множество сторонников, включая губернатора Сидона, захватил Химс и осадил Дамаск, который и захватил, прогнав из города агента Аббасидов.