В 829 году аль-Мамун побывал в Сирии и заново обследовал ее земли на предмет увеличения доходов. Четыре года спустя он посетил Дамаск, чтобы проверить тамошних судей и обеспечить выполнение своего указа о том, что должность судьи может занимать только тот, кто разделяет взгляды мутазилитов на создание Корана. Несколько его предшественников приезжали в Сирию по пути, совершая паломничество, или во время войн с византийцами. Все они получали сведения от своих губернаторов и особого информационного агента (сахиб аль-барид, начальник почт), который на самом деле был начальником тайной полиции. Доктрина мутазилитов, которой придерживался халиф, прямо противоречила более поздней ортодоксальной точке зрения. Рационалистическое движение зародилось еще при Омейядах.
Очередное масштабное восстание вспыхнуло в Палестине. Здесь йеменский араб неизвестного происхождения поднял белое знамя (840–841). Любопытно, что на людях он всегда появлялся с закрытым лицом, отсюда и его прозвище аль-Мубарка (Покрытый). Его последователи, которых, как говорят, насчитывалось около 100 тысяч человек, происходили в основном из жителей деревень и крестьян, что говорит нам об экономических, а не только политических мотивах. Для них он был Суфьяни. Воспользовавшись тем, что настала пора пахоты, полководец Аббасидов во главе тысячи войск, посланных халифом аль-Мутасимом, напал на их штаб и увез мятежника в Самарру, временную столицу Аббасидов.
Во время правления аль-Мутаваккиля, сына аль-Мутасима, костер восстания снова разгорелся в Дамаске (854–855). Народ расправился с наместником, поставленным Аббасидами, но впоследствии присланные халифом войска в 7 тысяч всадников и 3 тысячи пехотинцев под предводительством тюркского военачальника перебили восставших и разграбили город. Кажется невероятным, что вскоре после этого Дамаск стал халифской резиденцией. В 858 году аль-Мутаваккиль перенес туда свой двор, возможно, чтобы избавиться от высокомерного господства преторианской гвардии, состоявшей в основном из непокорных и недисциплинированных тюрок, изначально наемников и рабов, взятых на службу его предшественником. Влажный климат, сильный ветер и нашествие блох всего за тридцать восемь дней выгнали капризного халифа из города.
Еще долгие годы повстанцы следовали образцу, установленному сирийскими мятежниками в период ранних Аббасидов. Однако в то время возник новый элемент – усиление недовольства со стороны христиан из-за тягот их положения. До аль-Мутавак-киля мы слышим только об одном крупном восстании христиан Ливана. Оно имело место в 759–760 годах, когда губернатором там был Салих ибн Али, брат Абдуллаха. Взяться за оружие их вынудили новые поборы. Воодушевленный присутствием византийского флота возле Триполи, отряд мятежников вырвался из своей штаб-квартиры в Аль-Мунайтире высоко в Ливанских горах и разграбил несколько деревень в Бекаа. Ими командовал молодой горец крупного телосложения, дерзко провозгласивший себя царем. Попав в засаду возле Баальбека, отряд ливанцев был уничтожен конницей Аббасидов. В ответ Салих выгнал жителей горных деревень, из которых многие не принимали участия в восстании, и они разбрелись по всей Сирии. Приведем достойный нашего внимания протест, адресованный губернатору знаменитым правоведом аль-Аузаи из Баальбека и Бейрута:
«Несомненно, вы знали об изгнании с горы Ливан зимми, непричастных к восстанию, зачинщиков которого вы либо убили, либо отправили домой. Как же тогда можно карать многих за преступления немногих и как можно изгонять их из собственных домов и земель, если сам Бог постановил: „Ни одна душа не понесет чужого бремени?“ Конечно, ни одно другое постановление не заслуживает большего подчинения и послушания, чем это. И нет повеления, более достойного внимания и соблюдения, нежели повеление Посланника Аллаха, сказавшего: „Тот, кто притесняет связанного с нами заветом и нагружает его больше, чем он может нести, тот поистине проиграет мне в споре“».
До аль-Мутаваккиля еще его дед Харун вновь вернул некоторые меры против христиан и иудеев, введенные Умаром II. В 807 году он приказал снести все церкви, построенные после мусульманского завоевания. Также он постановил, что приверженцы разрешенных религий должны носить особую предписанную им одежду. Но, очевидно, по большей части этот закон не соблюдался. В 850 и 854 годах аль-Мутаваккиль возродил дискриминационное законодательство и дополнил его новыми положениями, самыми строгими из когда-либо принятых в отношении меньшинств. Христианам и иудеям было предписано прибивать к своим домам деревянные изображения дьяволов, сровнять могилы с землей, носить верхнюю одежду медового (желтого) цвета, добавить по два медовых пятна на рукава, еще одно нашить на спине и другое на груди, ездить только на мулах и ослах в деревянных седлах с двумя похожими на гранаты шарами на задней луке. Из-за такого наряда зимми в насмешку прозвали «пятнистыми» (аркат). Основываясь на содержащемся в Коране обвинении против евреев и христиан в том, что они исказили текст своих священных писаний, тогдашние правоведы шли еще дальше и подчеркивали, что недопустимо принимать какие-либо свидетельские показания еврея или христианина против мусульманина. Других серьезных гонений на них не было вплоть до фатимидского халифа аль-Хакима (996—1021).
После провозглашения этих законов аль-Мутаваккилем в Химсе произошла вспышка насилия между христианами и мусульманами. Ее удалось подавить, несмотря на яростное сопротивление (855). Предводителей обезглавили или забили до смерти, а затем распяли у городских ворот; все церкви, за исключением одной, добавленной к Великой мечети, снесли, а христиан до единого выслали из неспокойного города, который в то время, очевидно, все еще оставался по преимуществу христианским.
Как правило, главной тяготой, ложившейся на плечи зимми, был подушный налог (джизья). В теории это была цена, которую они платили за право проживания и отправления религиозных обрядов, а также за право на защиту жизни и имущества. Поэтому договор считался расторгнутым в случае отказа платить налог, бунта, шпионажа в пользу иноземцев или предоставления убежища врагу государства. Постепенно к перечисленным добавлялись и другие основания, в том числе прелюбодеяние со свободной мусульманкой, приводящее к вероотступничеству и посягательству на святость Бога, его Посланника или его Книги. Мусульманин не мог принять христианство или иудаизм, не рискуя собственной жизнью. Зимми, считающийся нежелательным лицом, мог быть изгнан с мусульманской земли. Большинство мусульманских школ юриспруденции не предусматривают смертной казни за убийство зимми мусульманином. Немусульманину не отказывалось в праве предстать перед исламским судом, если он того хочет. Если же истец или ответчик был мусульманином, дело, разумеется, рассматривалось мусульманским судьей. Если дело касалось членов двух разных общин зимми, христианской и иудейской, оно находилось вне сферы мусульманского закона и рассматривалось только в том случае, если сторонам не удавалось прийти к согласию относительно того, какой орган будет решать их спор. Если муж принимал ислам, а его жена оставалась христианкой или иудейкой, брак и далее считался действительным; но если жена принимала ислам, муж должен был последовать ее примеру в течение трех месяцев, на время которых прерывались все супружеские отношения, или развестись. Зимми не могли получить наследство от мусульманина.
До той поры Сирия, по-видимому, в основном оставалась христианской, но затем ситуация стала заметно меняться. Пять тысяч человек из христианского бану танух в окрестностях Алеппо уже подчинились приказу аббасидского халифа аль-Махди и приняли ислам. Бану танух, вторгшиеся в Ливан восточнее Бейрута в начале IX века, были одним из первых кланов арабских мусульман, которые обосновались в горах. В этом малонаселенном районе, который по сей день называется Аль-Гарб, они создали себе княжество, которым правили в течение веков. Аббасиды использовали их для защиты от маронитов Северного Ливана и византийцев с моря. Крестоносцы обнаружили их в Бейруте и его окрестностях. Еще до бану танух в Аль-Гарбе поселился основатель и эпоним рода Арислан, который ведет происхождение от Лахмидов. Он был учеником аль-Аузаи, и его потомки и в наше время составляют высшую аристократию у друзов. Можно предположить, что после аль-Мутаваккиля многие христианские семьи Сирии, за исключением Ливана, перешли в лоно ислама. В основном ими двигало желание избежать унизительных поборов и ограничений в правах, занять престижное положение в обществе и получить политическое влияние. Еще раньше христианские ряды поредели в результате миграции в Малую Азию и на Кипр. Так, состоялся второй этап мусульманского завоевания – победа ислама как религии. Первым же было завоевание Сирии мусульманскими армиями, осуществленное менее чем за десять лет.
Третий этап был лингвистическим. Победа языка далась тяжелее всего. На этом поле боя покоренные народы Сирии и других стран оказали самое решительное сопротивление. Они готовы были отказаться от политической и даже религиозной верности, но не от языковой. Литературный арабский язык одержал победу раньше, чем разговорный. Сирийские ученые под покровительством халифа начали писать по-арабски задолго до того, как сирийские крестьяне перешли на новую речь. Самая старая датированная христианская рукопись на арабском языке, дошедшая до нас, составлена Абу-Куррой (умер в 820 г.) и переписана в 877 году в монастыре Святого Саввы недалеко от Иерусалима. Она хранится в Британском музее. Автор, ученик святого Иоанна Дамаскина, был мелькитским епископом Харрана. Исламизация, несомненно, облегчила и ускорила арабизацию, да и переход с одного семитского языка на другой не представлял особых лингвистических трудностей.
К началу XIII века, к концу периода Аббасидов, арабский язык практически победил как средство повседневного общения. Остались лингвистические островки, населенные немусульманами: яковитами, несторианами и маронитами. В эпоху крестовых походов существовало много таких островков. Когда около 1170 года Вениамин Тудельский побывал на горе Синай, он обнаружил на ее вершине сирийскую церковь, а у подножия – деревню, чьи жители говорили на «халдейском языке». В маронитском Ливане местный сирийский язык долго вел отчаянную борьбу. Он продержался там до конца XVII века. Более того, на сирийском языке до сих пор говорят в трех деревнях Антиливана: Малула, Бакха и Джубадин. Он до сих пор используется в богослужении у маронитов и других сирийских церквях. В своем обряде марониты также используют гаршуни – арабский язык, записанный сирийскими буквами. Грекоязычные сирийцы не проявляли такой же преданности своему родному языку, притом что найдена лишь одна арабская надпись, сделанная греческими буквами. Это цитата из Библии (Пс., 77: 20–31, 56–61), очевидно датируемая концом VIII века, она обнаружена в мечети Омейядов.