Король Людовик, чего и следовало ожидать, умер бездетным. Его преемником стал четырнадцатилетний брат Фридрих IV[89]. За этим монархом закрепилось довольно уничижительное прозвище «Простак», которого он ни в коей мере не заслуживает. Впрочем, его правление, конечно, удачным не назовешь. Немногим правителям в истории доводилось наследовать власть в настолько безнадежно хаотичной стране. Когда Фридрих (Федериго) достиг совершеннолетия в 1357 году, Сицилия толком не оправилась от «Черной смерти»; но уцелевшие бароны и Неаполитанское королевство продолжали, что называется, мутить воду. К тому времени бароны разделились на две основные фракции, известные как латиняне, во главе с Кьярамонте, и каталонцы, то есть Вентимилья. Однажды эти семейства даже породнились через брачный союз, но брак оказался бездетным и спровоцировал усугубление разлада. Стороны осыпали друг друга обвинениями в стерильности и импотенции. На карту была поставлена честь, и в результате разразилась гражданская война. Впредь оба семейства старались избегать контактов. Кьярамонте присоединились к анжуйцам в Неаполе и вернулись с войском, которое опустошило большую часть южного побережья острова. Между тем Вентимилья атаковали опорные пункты своего противника на севере, голодом заставив местное население покориться. В последующие годы несчастный король ненадолго очутился в плену сначала у каталонцев, потом у латинян, и был вынужден даже заложить драгоценности короны.
Но гражданская война – особенно когда она перемежается боевыми действиями за пределами страны – не может продолжаться вечно, и в 1371 году Фридрих отправил послов в Неаполь, чтобы обсудить условия прочного мира. Эти условия оказались более благоприятными, чем он мог ожидать, и сводились к тому, что он останется королем независимой Сицилии, если будет именоваться королем Тринакрии и станет ежегодно выплачивать дань Неаполю. Папа Григорий XI, готовивший почву для возвращения Святого престола в Рим после семидесяти лет пребывания в Авиньоне, согласился на эти условия и дал свое благословение, но уточнил, что Фридрих должен признать себя феодальным вассалом Святого престола (против этой юридической формальности король нисколько не возражал).
Фридрих умер в 1377 году. Хотя он был женат дважды, наследницей являлась единственная дочь Мария, которой на момент смерти отца исполнилось четырнадцать лет. Опекуном и регентом по завещанию стал великий юстициарий[90] королевства, граф Артале ди Алагона, успевший сделаться вожаком «каталонских» баронов. В отсутствие полноценного правителя было решено разделить остров на четыре «викариата», по числу основных баронских семейств. Семье Алагона достался восток от Катании; Гульельмо Перальте – юг от Шакки; Франческо Вентимилье, графу Джерачи, – большая часть севера, за исключением Палермо, где Манфреди Кьярамонте принимал вассалов в огромном особняке, рядом с которым опустевший королевский дворец выглядел скромным и неприметным. Разумеется, ни один из четырех «наместников» не доверял прочим, и это соглашение оказалось недолговечным.
Почему кто бы то ни было вообще захотел взвалить на себя неблагодарную задачу управления Сицилией, понять затруднительно; тем не менее Мария вдруг сделалась этакой дипломатической пешкой среди княжеских домов Европы. Неаполитанское королевство не отказывалось от притязаний на остров, но теперь, по собственным соображениям, Алагона решил отдать руку юной принцессы Джангалеаццо Висконти из Милана – и допустил непростительную ошибку, объявив о своем намерении публично и заранее. Услышав об этом, другой крупный барон, Раймондо Монкада, и без того разъяренный тем, что его не позвали в число «наместников», и напуганный перспективой появления на острове миланцев, похитил девушку из замка ее опекуна в Катании и переправил в Барселону, где она вышла замуж – вероятно, в 1390 году – за Мартина, сын будущего короля Арагона Мартина I[91] от его супруги, Марии Лопес де Луны.
На брачном контракте еще не просохли чернила, как Мартин, убежденный, что Сицилия должна вновь на законном основании вернуться во власть Арагонского дома, начал (при деятельной поддержке отца) собирать войско. Подобно своим предшественникам, он сулил сицилийские земли, доходы и высокие должности всем, кто готов был присоединиться, и даже обещал прощение былых грехов и преступлений (исключая, разумеется, ересь); ранее к подобной практике прибегали только папы, созывавшие Крестовые походы. Экспедиция отплыла в начале 1392 года, командовал войском правая рука Мартина I Бернардо Кабрера, продавший несколько своих поместий в Каталонии, чтобы снарядить солдат за собственный счет. Несмотря на тот очевидный факт, что успех кампании грозил навсегда положить конец сицилийской независимости, двое из четверых «наместников», Вентимилья и Перальта, не оказали на малейшего сопротивления; Кьярамонте, с другой стороны, дал понять, что готов сражаться. Палермо осаждали целый месяц; но 5 апреля Кьярамонте встретился с Мартином и Кабрерой в Монреале. Он и его последователи, несомненно, ожидали, что им предложат соглашение в той или иной форме; к их изумлению, всех арестовали и заключили в тюрьму. Сторонников мятежного «наместника» впоследствии освободили, а вот самого Кьярамонте осудили как бунтовщика и 1 июня обезглавили перед его собственным дворцом; обширные поместья отошли Кабрере.
Сицилийское сопротивление продолжалось еще три или четыре года, но к 1396 году все было кончено. Артале ди Алагона бежал с острова, и Мартин стал единовластным правителем. Восстановить законность и порядок казалось невыполнимой задачей, ибо целое столетие анархии нанесло Сицилии тяжкий урон. Мартин делал все возможное, чтобы укрепить королевскую власть. Он отобрал у баронов Агридженто, Лентини, Ликату и Корлеоне, а также остров Мальта. Он также попытался составить новую феодальную «запись», что само по себе было серьезной проблемой, поскольку большинство прежних сведений было потеряно или уничтожено; также приступил к восстановлению стратегически важных замков и к утверждению прав короны там, где было необходимо. Наконец, он отменил положения договора 1372 года и принял титул Rex Siciliae. Но целые регионы острова оставались вне его власти – и бароны это знали.
К счастью для него, папство тоже пребывало в смятении, переживало наихудший кризис в своей истории. Неаполитанский папа Урбан VI, прежде тихий и компетентный государственный служащий, внезапно словно лишился рассудка и превратился в неистового тирана – приказал жестоко пытать шестерых кардиналов (пятерых впоследствии казнили). Группа французских кардиналов заявила, что Урбана избрали не по правилам – на самом деле с формальной точки зрения все соответствовало канону, – объявила его низложенным и выбрала преемника-швейцарца, который принял имя Климента VII. Оба папы немедленно отлучили друг друга, и Климент удалился в Авиньон, откуда Святой престол возвратился в Рим всего четверть века назад.
Церковь смогла устоять, когда папа находился в изгнании, но существование двух пап-конкурентов, по одному в Авиньоне и в Риме, порождало новую, куда более серьезную проблему. Папа Урбан умер в 1389 году, папа Климент – технически его ныне рассматривают как антипапу, хотя он сам пришел бы в ужас от такого определения – пережил соперника на пять лет. Он ни на йоту не сомневался в законности собственного избрания, и тем горше было его разочарование, когда после смерти Урбана кардинальский конклав не признал его законным папой. Вместо того кардиналы выбрали другого безумного неаполитанца, Бонифация IX. На склоне лет, по-прежнему оставаясь в Авиньоне, Климент категорически отвергал настойчивые уговоры согласиться на такое решение, когда оба папы слагают полномочия и созывается новый конклав; так, упорствуя, он и умер от апоплексического удара в 1394 году. Казалось бы, теперь не составит труда положить конец расколу; требовалось лишь, раз один из пап умер, отказаться от избрания преемника и наделить того, кто жив, всеми полномочиями. Рим упустил этот шанс в 1387 году, а Авиньон – в 1394 году. Авиньонские кардиналы единогласно избрали папой арагонского кардинала Педро де Луну, принявшего имя Бенедикта XIII.
Бенедикт почти наверняка состоял в родстве с королем Мартином через жену последнего Марию Лопес де Луну; но во всей этой путанице, которая длилась до 1417 года, Мартину, похоже, в любом случае было просто отказаться от папского сюзеренитета, одного из условий договора 1372 года. На самом деле он пошел еще дальше, потребовав пост апостольского легата, который позволял назначать епископов и вообще управлять делами сицилийской церкви. При этом ему до сих пор не удалось лишить власти баронов. С теми, кто активно выступал против него, в целом разобрались – Кьярамонте казнили, тело Франческо Вентимилья, привязанное к хвосту лошади, протащили (сердце еще билось) по улицам и затем разрубили на куски. А семейство Монкада, которое с самого начала поддерживало короля, щедро вознаградили землями Алагоны, да и несколько других баронских семейств продолжало процветать.
Мартин также возродил былую практику регулярных заседаний парламента, вернуть которую обещал Фридрих III, но не вернул из-за отсутствия общественного интереса. Тут не было и намека на демократию: парламенту в основном полагалось слушать, как король излагает свои взгляды на внутреннюю ситуацию или озвучивает свои пожелания. Парламентарии могли вносить предложения и доносить до монарха ходатайства: чтобы меньше каталонцев и больше коренных сицилийцев назначали на правительственные посты, например, чтобы сицилийские законы считались главнее, если им противоречат законы каталонские. Но никто не обсуждал само законодательство; законы спускались сверху вниз, провозглашались королевскими указами.
Крайне редко бывает, чтобы отец наследовал сыну на троне; но когда Мартин умер в 1409 году, воюя на Сардинии и не оставив законного наследника