венной безопасности сообщалось следующее: «Департамент полиции находится под особым ведением одного из товарищей министра и непосредственным начальством директора. Состоит из 6 дело-производств и Особого отдела.
Ведению Департамента подлежат дела: по предупреждению и пресечению преступлений по охранению общественной безопасности и порядка; о государственных преступлениях; по устройству полицейских учреждений, наблюдению за их деятельностью и за правильным течением дел в них; по определению, перемещению, увольнению и награждению чинов полиции и назначению им пенсий и других установленных законом денежных выдач; об охранении и возобновлении государственной границы; о пограничных сообщениях и о снабжении иностранцев видами на проживание в России и о высылке иностранцев; по проверке показаний лиц, именующих себя за границей русскими подданными; по передаче в Россию русских подданных, задержанных за границею, дезертиров и обвиняемых в разных преступлениях; об учреждении опек в особых случаях; по надзору за питейными и трактирными заведениями; о мерах безопасности от огня и по надзору за приготовлением, хранением, торговлею и перевозкой пороха и других взрывчатых веществ; по утверждению уставов разных обществ, клубов и разрешению публичных лекций, чтений, выставок и съездов; по наблюдению за исполнением».
Как видим, основное назначение и методы деятельности Департамента полиции в этом официальном источнике не раскрывались. А ведь главный акцент в деятельности Департамента полиции делался на «правильную постановку агентуры», то есть розыскной деятельности. И вследствие перетряски, устроенной Верховной распорядительной комиссией, были достигнуты некоторые результаты, хотя тогда же начал, особенно инспектором Петербургского охранного отделения Г. П. Судейкиным, активно применяться и метод провокации.
Следует отметить, что фактически выполнение контрразведывательной функции в империи также было возложено на Департамент полиции и систему подчиненных ему губернских жандармских управлений и охранных отделений, чем он и занимался вплоть до начала нового века. При этом функция военной контрразведки осуществлялась командованием военных округов (отделениями генерал-квартирмейстерской службы, как это повелось в России еще со времен Петра I).
Пятнадцатого ноября 1880 года при Министерстве внутренних дел был учрежден Судебный отдел, ведавший вопросами административной высылки неблагонадежных лиц, на которых не имелось достаточных оснований для предания их суду. Подобное право было предоставлено начальникам губернских жандармских управлений еще 1 сентября 1878 года. С 13 февраля 1883 года этот отдел вошел в структуру Департамента полиции как его 5-е делопроизводство.
Разумеется, в деятельности Департамента далеко не всё шло гладко, были в новом сыскном ведомстве провалы и потери. Первый крупный скандал разразился в январе 1881 года, когда выяснилось, что один из лучших сотрудников, Н. В. Клеточников, на самом деле является искусно замаскировавшимся агентом «Народной воли». А 16 декабря 1883 года в Петербурге народовольцами был убит упоминавшийся выше Судейкин, причем покушение на него готовилось одновременно в Петербурге и в Париже и было санкционировано членом Исполнительного комитета «Народной воли» Тихомировым.
Как известно, Судейкин был рьяным приверженцем активного использования метода провокации. В подготовленном им в 1881 году циркуляре рекомендовалось:
«1. Возбуждать с помощью особых активных агентов ссоры и распри между различными революционными группами.
2. Распространять ложные слухи, удручающие и терроризирующие революционную среду.
3. Передавать через тех же агентов (а иногда с помощью приглашений в полицию и кратковременных арестов) обвинения наиболее опасных революционеров в шпионстве, вместе с тем дискредитировать революционные прокламации и разные органы печати, придавая им значение агентурной, провокационной работы».
Упомянутые приемы в той или иной степени применялись в работе органов политического сыска империи на всем протяжении их существования, особенно последовательно этой тактики придерживался помощник Судейкина известный провокатор П. И. Рачковский.
Но революционеры вполне успешно вели свою игру. Так, упоминавшийся выше Н. В. Клеточников, внедренный в январе 1879 года народовольцами в III отделение С. Е. И. В. К. и перешедший потом «чиновником для письма» в Департамент государственной полиции, сумел до своего ареста, то есть за два года, узнать и сообщить товарищам фамилии ста с лишним агентов тайной полиции, действовавших как в Российской империи, так и за ее пределами (включая Рачковского и Мальшинского). Среди раскрытых Клеточниковым агентов III отделения — более тридцати студентов Санкт-Петербургского университета, Технологического института, Медико-хирургической и Духовной академий, Бестужевских высших женских курсов, Надеждинских акушерских курсов.
Но подлинным провалом политической полиции империи стало убийство самого Александра II, осуществленное народовольцами 1 марта 1881 года.
«Мученическая кончина Царя-Освободителя, — писал Андрианов, — показала, до каких размеров дошла смута в известных кругах так называемого образованного общества… Выяснилась необходимость многотрудной работы в двух направлениях: прежде всего искоренить смуту и восстановить государственный порядок, а затем урегулировать и привести в стройную систему результаты предшествовавшей реформационной деятельности, сохраняя и развивая плодотворные элементы ее, с одной стороны, устраняя, с другой стороны, те недостатки, которые обнаружились многолетним практическим применением новых порядков».
В знаменитом Манифесте о незыблемости самодержавия от 29 апреля 1881 года Александр III призвал «всех верных подданных Наших служить Нам и государству верой и правдой к искоренению гнусной крамолы, позорящей землю Русскую и утверждению веры и нравственности, к доброму воспитанию детей, к искоренению неправды и хищения — к водворению порядка и правды в действия учреждений, дарованных России Благодетелем ее, Возлюбленным Нашим Родителем».
В мае 1881 года было высочайше утверждено «Положение о мерах по охранению государственного порядка и общественного спокойствия», введенное в действие 14 августа на три года. Однако впоследствии срок его действия постоянно, вплоть до февраля 1917 года, продлевался, так что документ этот стал главным правовым основанием для деятельности политической полиции Российской империи.
Согласно ему предусматривалась возможность введения в губерниях двух степеней исключительного положения — состояния усиленной охраны и состояния чрезвычайной охраны, наделявших полицию неограниченными правами и предоставлявших генерал-губернаторам право по своему усмотрению передавать любые дела судам военного трибунала. Применение этого документа привело к тому, что в начале XX века режим усиленной охраны распространялся уже более чем на треть населения страны.
Ставший министром внутренних дел 30 мая 1882 года граф Д. А. Толстой во «всеподданнейшем докладе» Александру III так сформулировал свое видение будущего России: «При осуществлении реформы надлежит руководствоваться не отвлеченными принципами или чуждыми нам идеалами западноевропейской государственной теории и практики, а ясным пониманием коренных, самостоятельных основ русской государственной жизни и сознанием настоятельной необходимости строго последовательного, с духом оных сообразованного развития нашего законодательства».
В соответствии со статьей 34 «Положения о мерах по охранению государственного порядка и общественного спокойствия» было образовано Особое совещание из представителей министерств внутренних дел и юстиции, по два от каждого из них, под председательством товарища (заместителя) министра внутренних дел для рассмотрения вопросов об административных высылках политически неблагонадежных лиц.
Нельзя не упомянуть, что впоследствии эта, безусловно порочная, практика была взята на вооружение и НКВД — МГБ — МВД СССР, где Особое совещание просуществовало с июля 1934 по 1 сентября 1953 года.
Но вернемся в XIX век. Вот как полицейский историограф Голицын характеризовал деятельность царского Особого совещания: если за 6,5 лет, с 1 июля 1881 по 1 января 1888 года, судебных приговоров вынесли 224, то в административном порядке наказания были определены 2822 лицам.
При этом по суду к смертной казни были приговорены 25 человек, к каторжным работам — 128, к ссылке в Сибирь — 46 и к менее суровым видам наказания — 224. Пусть читателей не смущает, что осужденных при таком раскладе получается больше, чем приговоров: просто по одному делу могли быть осуждены три — пять и более лиц.
В административном же порядке были направлены в ссылку в Сибирь 635 человек, высланы под гласный надзор полиции — 1500 человек, а менее суровые наказания без передачи под надзор полиции было наложены на 668 человек; 10 иностранцев были высланы из России.
Основным оперативно-розыскным подразделением Департамента полиции первоначально являлось 3-е (секретное) делопроизводство, на которое возлагались организация наблюдения за общественными организациями (группами и кружками) и отдельными неблагонадежными элементами, а также выявление их связей и противодействие их деятельности.
С 1882 года Департаментом полиции, как головным органом политического сыска в империи, готовились и рассылались по всей России ежегодные «Обзоры важнейших дознаний по государственным преступлениям, производившихся губернскими жандармскими управлениями», призванные знакомить розыскные учреждения с развитием революционно-оппозиционного движения в империи и успехами полиции в деле его подавления.
В связи с постоянным возрастанием объема работы 3-го делопроизводства на его основе в 1898 году был образован Особый отдел Департамента полиции. Он занимался не только непосредственной организацией оперативно-розыскной работы в империи и за ее пределами (через специальный институт Заграничной агентуры). В нем концентрировались также материалы наблюдения за всеми общественными процессами (будь то оппозиционное студенческое или рабочее движения, деятельность Всероссийского учительского союза, съезды фабричных врачей или Пироговского врачебного общества, работа Союза земств и городов или Общества женской взаимопомощи и даже издание энциклопедического словаря Ф. Ф. Павленкова), а также иными проявлениями «гражданских инициатив, возникавших без высочайшего соизволения».