История Смутного времени в России. От Бориса Годунова до Михаила Романова — страница 35 из 51

Через несколько дней нижегородцы вновь писали вологжанам: «Писали мы к вам преж сего, чтобы вам на Вологде и в уезде собрати всяких ратных людей, конных и с лыжми, и велети им со всею службою готовым быти в поход к Москве; а Генваря в 27 день писали к нам с Рязани, воевода Прокопей Ляпунов и дворяне и дети боярские и всякие люди Рязанския области, что они, по благословению святейшего Ермогена, Патриарха Московского и всея Руси, собрався со всеми сиверскими и украйными городы, и с Тулою, и с калужскими со всеми людьми, идут на польских и на литовских людей к Москве… Да того ж дни прислал к нам святейший Ермоген, Патриарх Московский и всея Русии, две грамоты: одну ото всяких московских людей, а другую, что писали из-под Смоленска московские люди к Москве, а мы те грамоты, подклея под сю грамоту, послали к вам на Вологду; да приказывал к нам святейший Ермоген Патриарх, чтобы нам, собрався с окольными и с поволжскими городы, однолично идти на польских и на литовских людей, к Москве, вскоре. И мы, по благословенью и по приказу святейшего Ермогена, Патриарха Московского и всея Руси, собрався со всеми людьми от Нижнего и с окольными людьми, идем к Москве… И вам бы, господа, однолично иожаловати, на Вологде и во всем уезде собрався со всякими ратными людьми, на конех и с лыжами, итти со всею службой к нам в сход тотчас, немотчав, как из Нижнего к вам отпишем, где вам придти в сход: и однолично бы к Москве подвиг учинить вскоре, не иного чего ради, но избавы крестьянския, чтоб то перво Московскому государству помочь на польских и на литовских людей учинити вскоре, докаместа Московского государства и окрестных городов Литва не овладели и крестьянския веры ничем не порушили, и докаместа многие люди не прельстилися и крестьянские веры не отступили, чтобы всем нам то перво за православную крестьянскую веру и за свои души стати заодин…»

В том же феврале 1611 года из Ярославля «архимарит, и игумены, и протопоп, и попы, и весь Освященный Собор, и воеводы, и дьяки, и дворяне, и дети боярские, и головы и сотники стрелецкие и казачьи, и стрельцы, и казаки, и всякие служилые люди, и посадские старосты и целовальники, и все посадские и всякие жилецкие люди» били челом вологжанам о немедленной присылке ратных людей на помощь Москве и сообщали о твердости патриарха Гермогена.

В марте 1611 года настоятель Соловецкого монастыря послал шведскому королю Карлу IX лист следующего содержания:

«Божиею великою милостию великия Россия великий святитель, святейший Гермоген, Патриарх Московский и всея Русии, и благоверные и великие князи Владимирские, и Московские, и Новгородские, и Казанские, и Псковские, и всего Московского государства, и Царского Величества и богомолья Соловецкого монастыря и Сумского острогу богомолец игумен Антоней с братьею, тебе, великому Каролусу Девятому, Свейскому, Готскому, Вендейскому, Финскому, Лопьскому, в северной стране Каянскому, Естенскому и Влифлянскому королю. Буди тебе ведомо: которые литовские люди на Москве великому святителю святейшему Патриарху, и боярам, и князьям, и дворянам, и детям боярским, и гостям, и всем людям всего Московского государства, крест целовали, и в том они изменили и во всем солгали; а который назывался в Московском государстве ложным царевичем Дмитреем Ивановичем, воровски, и того ныне убили и в животе его нет; и писал с Москвы великий святитель святейший Гермоген, Патриарх Московский и всея Русии, в Великий Новгород, и во Псков, и в Казань, и в Нижний Новгород, и на Вологду, и в Ярославль, и в Северские городы, и на Рязань, и во все городы Московского государства, и велел съезжаться к Москве ратным воинским людям и стояти и промышлять единомышленно на литовских людей: и Божиею милостию в Московском государстве у святейшего Патриарха и у бояр и изо всех городов всего Московского государства ссылаются, и на совет к Москве сходятся, и советуют, и стоят единомышлено на литовских людей; а хотят выбирати на Московское государьство царя и великого князя из своих прирожденных бояр, кого всесильный Вседержитель Бог изволит и Пречистая Богородица, а иных земель иноверцев никого не хотят. А у нас, в Соловецком монастыре и в Сумском остроге и во всей Поморской области, тот же совет единомышленно: не хотим никого иноверцев на Московское государство царем и великим князем, опроче своих прирожденных бояр Московского государства. Писан в Сумском остроге, лета 7119, марта в 12 день».

Так откликнулась земля в лице ее лучших представителей – духовенства, дворян, воевод, служилого и тяглого люда – на призыв своего отца, святейшего патриарха Гермогена, встать на защиту православия и Родины.

Неудача первого Земского ополчения

Весной 1611 года многочисленные земские ополчения под начальством дворян, воевод и иных служилых людей двигались уже на выручку царствующего града Москвы: Прокофий Ляпунов вел ратников из Рязанской и Северской земель; князь В. Ф. Мосальский – из Мурома; князь А. А. Репнин – из Нижнего Новгорода; князь Ф. И. Болконский – из Костромы; П. И. Мансуров – из Галича; А. Измаилов – из Суздаля и Владимира и т. д. Все эти рати состояли из людей, служивших прежде в войсках В. И. Шуйского или входивших в мужицкие отряды, которые собирались на севере и с волжских мест под знамена покойного князя М. В. Скопина. Но, кроме этих земских ратей, к Москве же шли на ее выручку против поляков и другие сильные отряды.

Прокофий Ляпунов, подняв своих рязанцев в январе 1611 года, тотчас же вошел в сношение о совместных действиях против поляков с главным предводителем войск убитого в Калуге Вора, князем Димитрием Тимофеевичем Трубецким, а также и с предводителями отдельных казачьих отрядов, в том числе с атаманом Андреем Просовецким, занимавшим Суздаль, и с Иваном Мартыновичем Заруцким, сблизившимся одно время с поляками, но затем отставшим от них и стоявшим в это время в Туле.

Таким образом, Ляпунову, по словам С. Ф. Платонова, «удалось столковаться с Калугой и Тулой… Прежние враги превращались в друзей. Тушинцы становились под одно знамя со своими противниками на «земской службе».

Ляпунов, конечно, хорошо помнил свои совместные действия с Болотниковым и отлично знал, что такое эти воровские войска и казачьи отряды; знал он также и их великую ненависть ко всем земским людям, владеющим имуществом или добывающим себе пропитание мирным путем. «Но, – замечает С. Ф. Платонов, – мир и союз с «воровской ратью» был необходим Ляпунову прежде всего по соображениям чисто военным. Надобно было перетянуть от короля на свою сторону ту силу, которая, по смерти Вора, лишилась возможности действовать самостоятельно, но не могла и оставаться нейтральной (безучастной) зрительницей начавшейся борьбы за Москву».

При этом Ляпунов рассчитывал, конечно, на подъем религиозного чувства православных людей, входивших в воровские и казачьи отряды, и полагал вознаградить их освобождением от крепостной зависимости и жалованьем. «А которые боярские люди и крепостные и старинные, – писал он в Понизовье, – и те б шли безо всякого сумнения и боязни: всем им воля и жалованье будет, как и иным казакам…»

Главный воровской воевода, спесивый и корыстный князь Димитрий Тимофеевич Трубецкой, очевидно, примкнул к Ляпунову потому, что, по смерти Вора, это являлось для него самым выгодным; своего же двоюродного брата – князя Юрия Трубецкого, пожалованного в бояре Сигизмундом и прибывшего, как мы помним, в Калугу приводить калужан к присяге королевичу, он заставил убежать «к Москве убегом». Заруцкий, как говорят, примкнул к Ляпунову потому, что последний обещал ему, после очищения государства от поляков, провозгласить царем Ворёнка, сына Марины, успевшей уже перейти в это время к Заруцкому.

Видя, что воровские и казачьи отряды примыкают к движению, поднятому Гермогеном, и чуя, что оно может иметь успех, знаменитый Ян Сапега, как его называет Валишевский, – «один из самых блестящих польских аристократов того времени, воспитанник итальянских школ и ученик лучших полководцев своей страны», осаждавший с такой яростью и великим кровопролитием обитель Живоначальной Троицы, тоже решился выступить на защиту православия против поляков и отправил к калужскому воеводе, князю Трубецкому, челобитную.

Пылкий Ляпунов готов был заключить союз и с Сапегой; однако союз этот не состоялся; через месяц Сапега уже уговаривал жителей Костромы признать Владислава царем и писал им: «Теперь вы государю изменили, и неведомо для чего, и хотите на Московское государство неведомо кого. Знаете вы сами польских и литовских людей мочь и силу: кому с ними биться?»

Поляки и русские изменники в Москве противодействовали, разумеется, как могли, сбору ополчения от земли и хотели как можно скорее овладеть Смоленском.

«Литовские ж люди и московские изменники, Михайло Салтыков с товарищи, – говорит летописец, – видя московское собрание за православную християнскую веру, начата говорите боярам, чтоб писати к королю и послати за руками бити челом королю, чтоб дал сына своего на государство, «а мы на твою волю покладываемся», а к митрополиту Филарету писати и к боярам, чтоб били челом королю, чтоб дал сына своего на Московское государство, а им во всем покладываться на его королевскую волю; как ему годно, так и делати, а все на то приводя, чтобы крест целовати королю самому; а к Прокофью послати, чтобы он к Москве не сбирался».

Слабодушные бояре подписали эти грамоты «и поидоша к патриарху Ермогену и возвестиша ему все, чтоб ему к той грамоте рука приложити и властям всем руки свои приложите, а к Прокофью о том послати. Он же, великий государь, поборатель православной християнской веры, стояще в твердости, аки столп непоколебимый, и, отвещав, рече им: «Стану писати к королю грамоты на том и руку свою приложу и властям всем повелю руки свои приложити и вас благословляю писати; буде король даст сына своего на Московское государство и крестит в православную християнскую веру и литовских людей из Москвы выведет, и вас Бог благословляет такие грамоты писати и к королю послати; а буде такие грамоты писати, что во всем нам положиться на королевскую волю и послам о том королю бити челом и класться на его волю, и то ведомое стало дело, что нам целовати крест самому королю, а не королевичу, и я таких грамот не токмо что мне рука приложити, и вам не благословляю писати, но проклинаю, кто такие грамоты учнет писати; а к Прокофью Ляпунову стану писати: буде королевич на Московское государство и креститься в православную християнскую веру, благословляю ево служить, а будет королевич не крестится в православную христианскую веру и Литвы из Московского государства не выведет, и я их благословляю и разрешаю, кои крест целовали, королевичу, идти под Московское государство и померети всем за православную христианскую веру».