29. Бывшая на форпостах стража пана литовского маршала заметила четырех человек, прокрадывавшихся из крепости с письмами к Шуйскому. Одного боярина, который не дал взять себя живого, изрубили на месте, другого схватили, а двоих прислужников их, скрывшихся во рвах и в кустах, нашли потом. Взятый боярин добровольно объявил, что высота стены саженей шесть от поля, 8 У от Днепра; толщина стены саженей три от поля, 4 от Днепра, оттого, что земля там сыпучая. На бруствере стена только в 1 У локтя, от свода до бойниц под зубцами. Толщина стены от верхней подошвы до бойниц локтя 4. В средних окошках так же; внутри средние окошки шириной с лишком в 3 локтя, а нижние в 4. Наружная ширина окошек в 2 локтя. В круглых башнях стена в 3 У локтя, а в квадратных в 3. Против шанцев средние бойницы засыпаны землей и камнями, нижних еще не засыпали, но собираются сие сделать. Вверху сделали сруб на валу и засыпали оный от круглой башни до средней, но можно обойти от зубцов с той стороны. В грановитой и в средней башне от нижних и средних бойниц и сверху сделали сруб и засыпали также землей; ежели бы сие им не послужило, то хотят строить клети за каменной стеной и засыпать землей. О сдаче не помышляют. Посадские люди и чернь повинуются Белянину. Об осажденных дает такое известие: бояр 700, стрельцов 500, посадских купеческих людей 2000, черни только 1000. Все обратились к стороне шанца, от других мест не очень опасаются. Окошки большие, широкие и высокие. Ворота все застроены, кроме царских, заслоненных срубом, через которые ходят к Днепру за водой. Полагаются на решетку, и потому ворота отперты. Он слышал, что когда ходили с петардами, то у Абрамовских ворот два затвора были отперты, а он сам стоял у Копытецких ворот, куда ходили немцы, и говорит, что пробили было пролом поллоктя шириной и в 2 локтя высотой, но пушкарь рогатиной защищал пролом, и уже в крепости взяли начальника, раненного рогатиной, барабан и другие орудия. О вылазке осажденные не думают, ибо ворота засыпаны, и боятся отпирать их, в особенности после вылазки, когда ходили за травой. Как далеко туры от стен, не знает, но траншеи за турами находятся от стены в 60 саженях расстояния – а туры нами поставлены в 10 саженях впереди траншей.
30. 4 малые полевые пушки ночью отвезены в шанцы.
ИЮЛЬ
1. Несколько сот иностранцев, передавшихся от Шуйского к пану гетману, пришли в лагерь.
2. Начали вести тяжелые орудия в шанцы.
Того же числа передался московский мальчик, сказывающий, что в крепости тревога большая, и всю силу обратили к тому месту, где наши поставили туры. Делают колодцы под стенами для подкопов и употребляют такие же хитрости к обороне, как и мы к приступу.
3.
4. Москаль передался из крепости и говорит согласно с прежним.
5. Пан Харлинский пришел в лагерь из Украины с 2000 конных казаков. Король делал им смотр.
6. Приехали посланники от государей Валахского и Молдавского.
7. Пан вице-канцлер Коронный от имени короля говорил речь собранному рыцарству, напоминая, дабы были постоянны в службе королевской.
8.
9.
10. Посол государя Валахского отправлял перед королем свое посольство, изъявляя от имени своего господаря желания доброго здравия и счастливого царствования, заверения в верности и подданстве и благодарения за оказанные ему благодеяния. В знак своего почтения он подарил двух турецких коней.
11. Получено от пана гетмана Коронного известие об одержанной над немцами и москвой победе под Клушиным.
12. О сей победе получены письма следующего содержания от самого пана гетмана. По прибытии пана гетмана москва, запертая в городке, была теснима то острожками (castelami), то бдительной стражей, с пресечением подвоза продовольствия. Третьего июля за два или три часа до рассвета дошло к пану гетману известие, что князь Дмитрий Шуйский, двинувшись из Можайска, ночевал в 8 милях от лагеря королевского войска, собрав все силы, какие только мог иметь, и московские, и немецкие. Собрал же их под начальством Понтуса Делагарди и Эдварда Горна более чем 5000 французов, англичан, нидерландцев, финляндцев и другой неметчины, а москвы 30 000, между коими было много знатных людей и воевод, как то: Андрей Голицын, Данило Мезецкий, Яков Борятинский, Василий Бутурлин и много других. Он полагал, что со своими силами не только городку пособит, но, истребив королевское войско (коим пренебрегал), пройдет и к Смоленску. Затем пан гетман созвал коло из полковников и ротмистров и доказал, что выгоднее предупредить неприятеля, чем на месте ожидать его. А потому, оставив часть войска при городке, со всей королевской пехотой, в исправном порядке, без повозок, того же числа к вечеру двинулся к Клушину, надеясь найти там неприятельское войско, от своего лагеря в 4 милях. К самому восхождению солнца передовые по гулу лагеря заметили неприятельское войско, подошедшее уже ближе к лагерю пана гетмана, минуя Клушино. Настигнутый внезапно неприятель, не имевший никакого о шествии наших известия, мог бы быть атакован спящий, но пан гетман, по причине тесноты прохода в лесу, принужден был дожидаться более часа, пока все войско выбралось из худых дорог, что дало возможность неприятельской страже заметить наших людей. Итак, пришлось войти с ним в сражение 4 июля до восхождения солнца часу в 4-м. Неприятель выстроился над болотом и лесом, бывшим по правой стороне от него. С левой стороны тянулся длинный и высокий плетень; такой же был и впереди, а так как люди наши о нем ничего не знали, то и нельзя было его миновать. Перед плетнем стала пехота, а также и в лесу, примыкающему к левому крылу, коим начальствовал пан староста Хмельницкий; за пехотой стояли рейтары, правое крыло вел пан Александр Зборовский. В середине шел пан гетман. Когда дошло до сражения, наши натиснули столь сильно, что сносили за собой плетень. Пехота неприятельская до того стояла, что почти в ребра нашим прикладывала мушкеты. Тем беднякам нашим довелось часто изворачиваться между плетнями в тесном месте, то на тех, то на других, минуя немцев, и там множество наших лошадей было убито. Под князем Порицким убито две лошади, и когда он садился на третью, то едва самого его лошадьми не затоптали. Однако ж наши мужественной рукой, при счастье королевского оружия, при отваге гетмана, опрокинув их, вступили в бой с рейтарами, но были без копий, которые поломали, и не могли выдержать первого удара. Помощи также невозможно было им дать по тесноте места, и так в сомнительном бою то наши их, то они наших гнали, мужественно сражаясь около 4 часов. Однако ж хоругви пана гетмана, пана кравчего, пана Балабана, пана Гербурта одолели наконец и, преследуя неприятеля, не давали ему отдыха, так что он принужден был миновать стан свой. Другим же, которые теснили наших не стрельбой, но ручным оружием, от левого крыла противостали роты пана старосты Хмельницкого, пана Васичинского, пана Фирлея, пана Даниковского и пана Копыщинского. Там много неприятелей погибло, и в преследовании долго их побивали. Наши, однако ж, не оставили никого в их стане и тем дали способ вышедшему из лесу неприятелю снова занять оный. Между тем москва рассеялась, как кто успел. Коль скоро наши истребили уходивших полем и начали опять наступать на стан, то иностранцы, увидев решимость сию, начали – одни вступать в переговоры, другие – прямо передаваться. То же делали и некоторые из москалей. Но всего более встревожило иностранцев то, что при первом натиске начальники их Понтус Делагарди и Эдвард Горн бежали; а так как Делавиль больной остался в Погорелом, то не было при них никого из старших вождей. Победа казалась уже совершенной, и пан гетман собрался на молебствие для благодарения Бога, когда Понтус с Горном, возвратившись из леса, начали опять разрывать переговоры. Пан гетман, не оставляя молебствия, приказал наступать на лагерь, когда люди возвращались из преследования, – и тут же французы начали более передаваться. Остальное рыцарство иноземное тоже не слушалось своих начальников. Дмитрий Шуйский, увидев, что солдаты не слушали ни Понтуса, ни Горна, ни его великих обещаний, с остальными людьми, окопавшимися с ним в городке (а могло их быть еще несколько тысяч), ушел ночью через находившийся вблизи лес; он бежал так быстро, что преследовавший отряд не мог его достигнуть, однако ж много из уходящих было побито, и наши ворвались в его лагерь; с нашими ворвались и иностранцы. Лагерь был большой и обильный; там взяли саблю, булаву и шишак Шуйского, также собственную его карету и другие повозки. Князь Яков Борятинский был убит, а Василий Бутурлин взят в плен, также и разрядный дьяк Яков Декудов, который из Москвы привез деньги иностранцам, в субботу перед сражением, и отдал им 10 000 рублей наличными деньгами и, кроме того, привез 20 000 собольими мехами и сукном, что все осталось у наших, ибо иностранцы, кроме денег, ничего не взяли. С ними пан Адам Жолкевский, много в том трудившийся, заключил следующий договор: они должны были сохранить все свое имущество, и если бы кто из них захотел вступить в службу короля, то сие отдавалось им на волю – те же, которые пожелают возвратиться в свою землю, будут свободно отпущены. Капитаны подачей рук учинили присягу и удостоверили от своего имени и от имени своих подчиненных, что никто из них не будет нести оружия против короля, наипаче же в Московском государстве. Потом пан гетман возвратился в свой лагерь, а за ним на другой день пришли бывшие в неприятельском войске все иностранцы: немцы, испанцы, французы, англичане, шотландцы, наступив прежде на Понтуса за то, что он получил для них деньги из Москвы и им не дал – Понтус едва успел от них уйти с Эдвардом Горном, со шведами и с некоторыми финляндцами в Погорелое, в намерении взять с собой Делавиля и перейти в Нидерланды, ибо обещался и руку в том дал пану гетману, что не будет воевать против королевских людей и не пойдет в Швецию. Убитых было в том сражении москалей несколько тысяч, немцев до 700. Голицына встретили раненого на телеге близ Можайска, и он, не останавливаясь в Можайске, отправился в столицу. Дмитрий Шуйский куда девался – неизвестно. Знают то только, что в побеге он потерял лошадь и, как москва сказывает, ходил пешком по лесу. Новгородские, костромские и другие московские люди разбежались по своим городам. Беляне о