ах и насыпать над ними большой курган в память своей победы.
Польский вождь был уже усилен многочисленной толпой развратных людей и бродяг украинских, стекавшихся под его хоругви и прельщенных его обещаниями не возбранять никому грабить и неистовствовать вволю. Таким образом, имея в сборе до тридцати тысяч человек, не зная, впрочем, что самозванец уже находился под столицей, он сам не усомнился перейти Оку и подступил под Коломну. Тамошние жители защищались, но бесполезно. Город их был взят приступом и претерпел ужасные бедствия; самые церкви не были пощажены.
Из Коломны Лисовский двинулся прямо на Москву, взяв с собой плененных им коломенских епископа Иосифа и воеводу боярина князя Владимира Тимофеевича Долгорукого. Владыку, коего поляки в особенности ненавидели за сопротивление его браку Отрепьева с Мариной, тащили привязанного к пушке; нравы уже до такой степени испортились в народе, что самое благочестие не имело более отголоска в сердцах многочисленных русских сподвижников Лисовского, и они беспрепятственно дозволили в глазах своих позорить святительский сан.
Наступление Лисовского на столицу отдельно от главных сил самозванца было действием дерзновенным, коим непростительно было бы царю не воспользоваться для нанесения ему верного удара. Василий не упустил случая и выслал на него семнадцатого июня трехполкное войско под главным предводительством боярина князя Ивана Семеновича Куракина173. В Большом полку во вторых находился Григорий Сулемша Григорьевич Пушкин. Начальники прочих полков были: Передового боярин князь Борис Михайлович Лыков и князь Григорий Константинович Волконский, а Сторожевого – стольник Василий Иванович Бутурлин и князь Федор Мерин Иванович Волконский174.
Обе рати встретились на берегах Москвы-реки у Медвежьего брода. После упорного сражения, продолжавшегося целый день, царские воеводы одержали решительную победу, взяли много пленных и все неприятельские орудия. Они также имели утешение освободить епископа Иосифа и князя Долгорукого. Разбитый наголову Лисовский ушел в Тушинский стан с немногими людьми. Победители воротились в Москву. Однако Иван Матвеевич Бутурлин и Семен Глебов получили приказание от царя снова занять Коломну сильным отрядом и, укрепившись в сем городе, приложить старание об устроении там больших запасов.
Несмотря на столь значительный успех, положение царя не становилось лучше. Правда, поражением Лисовского самозванец утратил питаемую им надежду на важную помощь, без коей он уже не в состоянии был открыто приступать к столице, но, с другой стороны, и Василий только что мог удержаться в Москве, не имея при себе достаточных сил, чтобы действовать наступательно против Тушинского стана. Итак, ничто не мешало вору пребывать в Тушине, а долговременное стояние его под столицей могло иметь весьма вредные следствия для Василия, ибо предвиделось, что трудно будет удержать на службе помещиков, всегда тяготившихся продолжительным отсутствием из своих имений.
В сих печальных обстоятельствах царь решился приложить все старание, чтобы обессилить самозванца, лишив его главнейшей опоры – содействия поляков. Для достижения сей цели необходимо было Василию склонить королевских послов на постановление нового мирного договора. Но, к крайнему его беспокойству, совещания шли медленно. Напрасно царь, встревоженный прибытием к самозванцу многочисленных польских хоругвей, уже не противился желанию новых послов допустить Олесницкого и Гонсевского к переговорам; по мере оказываемой с русской стороны податливости послы становились прихотливее175. Они объявили, что им также необходимо предварительно снестись лично с воеводой Сандомирским. Царь наконец вынужден был удовлетворить их и в сем новом требовании. Старый Мнишек был привезен из Ярославля, и послы получили дозволение иметь с ним свидание. Тогда, не имея более никакого предлога уклоняться от настоящих переговоров о мире, они приступили к оным, но и тут мало оказывали готовности к восстановлению прочной дружбы между обоими государствами.
Все домогательства русских уполномоченных о возобновлении двадцатилетнего перемирия, заключенного при царе Борисе в 1601 году, остались безуспешными; послы отнюдь не хотели обязываться на столь долгое время. Они даже не решались включать в договор требуемую русскими статью о немедленном выводе из российских пределов всех поляков, служащих самозванцу. Также много было спора по случаю притязаний поляков на полное удовлетворение за все понесенные ими убытки при убиении Отрепьева. Русские полномочные, платя им той же монетой, сами объявили требование на получение вознаграждения за разорение, коему подверглась Россия по случаю вторжения Отрепьева и коему виной была Польша, помогавшая ему вопреки существовавшему между обоими государствами мирному постановлению. В сем виде дело казалось не близким к развязке; но с обеих сторон искренно желали примирения хотя бы временного. Послы ожидали от оного избавления себя и знатных соотечественников своих от томительного задержания в России, а русские полномочные лишения самозванца важного содействия польских войск. Послы, убедившись наконец, что русские, не достигнув сей цели, не согласятся ни на какой договор, решились удовлетворить их и взамен того получили соизволение царя на отпуск всех задержанных поляков, коим обещали возвратить все их имение, которое только можно будет отыскать. Что же касается до удовлетворения поляков за утраченное имущество, а русских за претерпенное разорение, то отложили разбор обоюдных требований до удобнейшего времени. Таким образом, устранив главнейшие препятствия, приступили к заключению договора на следующих условиях: 1) перемирию существовать еще три года и одиннадцать месяцев, то есть считая с двадцатого июля 1608-го по двадцатое июня 1612 года; 2) во время оного выслать послов с обеих сторон для переговоров о возобновлении прежнего двадцатилетнего перемирия или о постановлении вечного мира; 3) обоим государствам оставаться в прежних границах по старым известным рубежам; 4) если встретится спор о настоящем старом рубеже или заведется какая ссора на границе, то разбор таковых дел предоставить судьям, коих выслать с обеих сторон, в четвертый год перемирных лет, на границу между Черниговым и Остером и между Торопцом и Велижем; 5) России врагам Польши, а Польше врагам России не помогать ни людьми, ни деньгами; 6) посланникам одного государства иметь в другом свободный въезд и выезд, также и купцам одного государства не возбранять свободно торговать в другом; 7) задержанных в России воеводу Сандомирского, сына и дочь его и всех поляков отпустить в Польшу не позже двадцать восьмого сентября и проводить их до рубежа; равномерно и задержанных в Польше русских отпустить в Россию на том же основании; 8) королю и Речи Посполитой отозвать обратно в Польшу князей Романа Рожинского и Адама Вишневецкого и прочих польских людей, поддерживающих самозванца, и впредь никаким самозванцам не верить и за них не вступаться; наконец 9) Юрию Мнишеку Тушинского вора за зятя не признавать и за него дочь свою не выдавать, а также и Марине государыней московской не называться.
Хоть царь и получил с Посольского двора тайное предостережение, что послы коварствуют и что они, подписывая договор, нисколько не намерены исполнять условий оного, а имеют единственно в виду освобождение задержанных соотечественников своих, однако Василий решил ввериться их сомнительной совестливости, как в кораблекрушениях погибающие хватаются за бренную доску. В самом деле, не представлялось другого средства избавить Россию от наводнявших ее польских воинов, а избавление сие было столь нужно для государства, что при малейшей надежде на достижение сей цели естественно было царю действовать несколько наудачу и даже подвергаться опасности быть обманутым. Итак, двадцать пятого июля царь скрепил подписью своей условленный договор176.
В тот же день послы с боярами подписали особую запись следующего содержания: 1) что бояре приняли от послов расписку в получении отысканного в Москве имущества воеводы Сандомирского и его детей; 2) что также под расписки возвращены панам Вольскому, Немоевскому и Войне пожитки их, а купцам польским Седмирацкому и Целярому и цесарским Албану и Завшбургу принадлежащие им товары; 3) что разрешение обоюдных требований об удовлетворении поляков за убиение многих из них в Москве и за утрату неотысканного имущества их, а русских за разорение, претерпенное Россией от поляков, сопровождавших Отрепьева, за отосланные им же сокровища Марине и за забратые Мнишком и другими знатными поляками у русских купцов товары отсрочено до приезда к королю будущих русских послов, а если бы и с ними по сему предмету веденные переговоры не имели успеха, то для окончательного постановления об оном будут назначены по четыре судьи с каждой стороны, которые год спустя после отпуска российских послов будут высланы на границу на речку Ивату между Оршей и Смоленском; 4) что послы принимают на себя обязанность при выезде своем из Москвы написать князьям Рожинскому, Вишневецкому и другим начальникам польским, в Тушине находящимся, увещевая их, чтобы они отстали от самозванца, и вместе с тем послать просить и самого короля о подтверждении сего требования их строгим предписанием своим; 5) что на возвратном пути своем послы будут отсылать обратно в Польшу встречающихся им польских воинов и разошлют во все пограничные польские города и в Лифляндию объявления, чтобы никто в Россию на войну идти не дерзал; 6) что послы поедут прямо к королю в Польшу, избегая всякой ссылки и свидания с поляками, которые не согласятся оставить самозванца, и, наконец 7) что на предполагаемом съезде между Оршей и Смоленском будет также принято в соображение и следуемое России удовлетворение за причиненное ей разорение от Рожинского и Вишневецкого.
Обязав поляков столь определительно, царь приступил немедленно к точному исполнению договора. По повелению его послы и задержанные поляки отправлены были в Польшу под прикрытием отряда, коим предводительствовал боярин князь Владимир Тимофеевич Долгорукий