213. Их разделили на два разряда, один для службы внутренней, а другой для наружной. Люди первого разряда, подчиненные головам из монахов и дворян, были распределены по стенам, башням, воротам и подошвенным бойницам. Каждый знал, какое место ему оборонять, и ни в каком случае не должен был оставлять оного. Для вылазок же назначался исключительно второй разряд, который также предполагали употреблять в виде запасного войска для подания помощи в случае нужды тем местам ограды, на которые во время приступов более прочих стал бы напирать неприятель.
Сии благоразумные распоряжения не вполне успокоивали Иоасафа. По несчастью, он не мог доверять самим воеводам. Старший, князь Роща-Долгорукий, уже известен был замечательно удачной обороной города Рыльска в 1606 году против победоносного под Добрунем царского войска, но подвиг сей, совершенный им в пользу первого самозванца, давал печальное понятие о его верности. Голохвастов также принадлежал к числу людей, на преданность коих нельзя было полагаться безусловно. При сих сомнениях архимандрит почел полезным теснее связать всех клятвенным обещанием, всенародно и торжественно совершенным. Двадцать пятого числа, в день праздника святого Сергия, воеводы и все чиновные и простые люди, на брань обрекающиеся, целовали крест при гробе чудотворца на том, чтобы всем дружно и без измены стоять за отечественную святыню и до последней капли крови охранять ее от поругания иноверцев.
Пока таким образом в обители все устраивалось к обороне, неприятель принимал нужные меры для обложения осажденных. Сапега главный стан свой основал на Дмитровской дороге. Лисовского отряд поместился за Терентьевской рощей между дорогами Московской и Александровской. Оба стана были прикрыты крепкими окопами. Дороги же Переславльская и Углицкая наблюдалась отдельными заставами.
Стеснив монастырь и перехватив все сообщения оного, польские вожди ожидали сдачи, ибо они не предполагали, чтобы горсть иноков и воинов, поддерживаемая толпой крестьян, осмелилась в самом деле сопротивляться победоносному войску. Но когда несколько дней протекло в грозном молчании со стороны осажденных, то Сапега и Лисовский решились двадцать девятого числа послать в монастырь боярского сына Бессона Ругошина с грамотами, в коих требовали покорности с обещанием богатых наград воеводам и с угрозами в случае упорства не щадить защитников и в особенности предать мечу всех монахов. Но осажденные не дали себя ни обольстить, ни застращать. Ругошина отправили обратно в неприятельский стан с грамотой, удостоверяющей в непреклонной решимости их верой и правдой стоять за православие и отечество214.
Сапега, получив ответ, немедленно приступил к осадным работам. В ночь с тридцатого сентября на первое октября он велел прикатить туры и из оных устроить девять батарей в следующем порядке, начиная с правого крыла: первую на крутой горе против мельницы, другие три за прудом, а именно вторую в Терентьевской роще, третью подле Московской дороги и четвертую на Волкуше-горе; а последние пять на Красной горе: пятую против Водяной башни, шестую против погребов Пивного двора и келаревых келий, седьмую против келарской и казенной палат, восьмую из рощи против Плотничной башни и, наконец девятую возле Глиняного оврага, против башни Конюшенных ворот. На Красной горе в то же время неприятель выкопал за батареями широкую и глубокую параллель на всем протяжении от Келарева пруда до Глиняного оврага.
В следующие дни поставили на батарее шестьдесят три орудия, которые открыли огонь третьего октября. С тех пор стрельба продолжалась беспрерывно. Неприятель старался разрушить стены и вместе с тем метанием бомб и каленых ядер распространять ужас и разорение на самую внутренность монастыря. Но в обители никто не дрогнул, кроме одного монастырского служки, Осипа Селевина, который перебежал к Сапеге. Прочие все бодрствовали и частыми вылазками докучали осаждающим.
В ночь с шестого на седьмое Лисовский сделал покушение врасплох занять мельницу близ Подольного монастыря215. К счастью, ночь была светлая, и занимающие мельницу люди вовремя приметили его подступление и отразили его с некоторым уроном. Сам Лисовский был ранен в руку. Но так как, несмотря на сию неудачу, неприятель успел в то же время открыть подступный ров под горой близ мельницы, в направлении к Красным воротам, то должно полагать, что осажденные сами очистили мельницу во избежание напрасной траты людей216. Двенадцатого числа подступный ров доведен уже был до высоты против Круглой башни, и из оного повели подкоп против сей башни.
Медленный ход подкопных работ не соответствовал нетерпению Сапеги. Он решился попытаться открытым приступом овладеть монастырем. В сем намерении, желая охрабрить своих воинов, он угощал их тринадцатого октября во весь день, а под вечер выступил из лагеря и расположился со всем войском своим под прикрытием параллели возле батарей Красной горы. Вместе с тем Лисовского полки расположились по Терентьевской роще до Сазонова оврага и на дорогах Переславской и Углицкой до Мишутина оврага. Во весь день все батареи действовали безумолчно, а по захождении солнца неприятель, прикрываясь придвинутыми щитами и рублеными тарасами, на колесах подкаченными, со всех сторон с лестницами устремился к стенам при громе музыки. Но самые меры, принятые Сапегой для возбуждения своих воинов, произвели противное действие. Вступая в бой в нетрезвом виде, они сражались без толку. Осажденным нетрудно было отбить людей, едва державшихся на ногах, которые при отступлении своем, в беспамятстве произведенном, помешали щиты, тарасы и лестницы. Орудия сии на другой день были подобраны осажденными и употреблены ими на дрова, в коих начинали нуждаться в монастыре.
После сего неудачного покушения, в течение целой недели, неприятель ежедневно подходил к стенам и старался лестью и угрозами склонить к сдаче защитников обители. Но в оной никто и не помышлял о покорности. Там, по мере продолжения осады, воинственный дух все более и более вкоренялся. Вскоре представился случай убедить в том врагов. Несколько поляков пришло девятнадцатого числа брать капусту на огороде, лежащем поблизости и насупротив северо-восточной Круглой башни; многие из монастырских защитников, почитая обидным для себя допускать их под глазами своими к такому упражнению, решились самопроизвольно спуститься с стен по веревкам и стали рубить грабителей огорода. Хотя сие происходило без ведома начальников, однако князь Долгорукий и Голохвастов почли необходимым поддержать непослушных воинов своих и для того учинили сильную вылазку, как конницей, так и пехотой. Высыпав из Конюшенных ворот, вылазка разделилась на два полка, из коих один направился вправо, через огород по плотине Нагорного пруда к Служней слободе, а другой сперва пошел на Княжее Поле за токарню и за конюшенный двор, а потом, повернув влево, переправился за Глиняный овраг и учинил нападение на батареи, устроенные близ сего оврага на Красной горе. С обеих сторон сражались упорно, но осажденные были отбиты и не без урона возвратились в монастырь. В особенности под батареями много пало стрельцов, казаков и поселян.
Хотя среди самой неудачи осажденные выказали блистательную храбрость, однако Сапега, поощренный полученной им поверхностью, решился, не упуская времени, сделать поиск на вытеснение их из Пивного двора. Двадцать третьего октября, в восьмом часу вечера, вдруг загремели все батареи, и поляки со всех сторон с воплем устремились к стенам. Главные же усилия их были направлены на Пивной двор. Приметав к оному бревна, дрова, хворост и смолу, смешанную с берестой и порохом, они зажгли все сии вещества в надежде огнем истребить тын, составляющий главнейшее укрепление двора. Но самое зажженное ими пламя, осветив их полки, подвергло их метким выстрелам из пушек и пищалей осажденных. Наступатели не выдержали стрельбы и отошли в таборы свои, а осажденные спешили потушить пламя. Урон поляков убитыми и ранеными был тем значительнее, что для развлечения сил монастырских они с прочих сторон подходили слишком близко к стенам, полагаясь на безопасность темной ночи. Но осажденные нашли способ и тут осветить ряды их спускаемыми с башен огненными козами и, таким образом, приобрели возможность везде придать надлежащую меткость своей стрельбе.
Вскоре после того осажденные, в свою очередь, стали помышлять о наступательном действии и благоразумно положили произвести оное на слабейшую часть неприятельской обложительной черты. Ротмистры Брушевский и Сума, содержавшие заставы у Мишутина оврага и на Княжьем Поле, находились более всех прочих отрядов в отдалении от таборов Сапеги и Лисовского, и потому трудно было им получить своевременно надлежащее подкрепление, а из сего следовало, что нападение на них представляло несомненные выгоды. Двадцать шестого числа князь Долгорукий и Голохвастов, отпев молебен в соборе, сделали вылазку из Конюшенных ворот, в Мишутин овраг, представляющий им удобность скрытного следования. Предприятию их способствовала беспечность польских ротмистров, которые худо береглись. Брушевского рота, схваченная врасплох, была рассеяна, и сам Брушевский попался в плен. Потом воеводы взошли на Княжье Поле, сбили роту Сумы и втоптали ее в Благовещенский овраг. Сапега наскоро выслал на помощь разбитым людям своим несколько конных и пеших полков, приближение коих удержало воевод от дальнейшего преследования бегущих, и осажденные возвращались в монастырь без малейшей потери.
Впрочем, частный успех сей нисколько не улучшал положения монастырских защитников, а напротив того, последствием оного было большее стеснение их. Неприятель придвинул ближе к стенам черту обложения и засел по ямам и по плотинам прудовым, возбраняя осажденным черпать воду и выгонять скот свой на водопой. Но сии трудности не столько еще тревожили монастырских начальников, сколько показания плененного ротмистра Брушевского, который на пытке объявил, что осаждающие точно ведут подкоп под стены, но что он не знает, в каком месте производится подземная работа.