308.
Сей город уже готовился покориться. Слух о приближении новгородской и иноземной рати произвел сильное впечатление на граждан, которые послали к князю Скопину с повинной. Обрадованный князь предписал шестнадцатого мая Чеглокову спешить в Торжок и оберегать тамошних жителей до его прибытия309.
Наступление Скопина немало тревожило самый Тушинский стан, и тем более, что там имели известие, что и с другой стороны, в окрестностях Оскола и Ливен, показались крымские татары, призванные также царем на помощь Москве310. В сих обстоятельствах гетман Рожинский признал за нужное созвать на коло все польское рыцарство для совещания о предстоящих действиях311. Гетман предложил собранию разрешить вопрос: можно ли с надеждой на успех действовать против вновь ополчающихся за царя союзников его? Хвастливые ляхи возопили, что нечего опасаться шведов, ими двенадцать лет сряду постоянно поражаемых в Лифляндии. С общего согласия положили отрядить часть войска на князя Скопина, а главным силам, не отступая от столицы, оставаться в Тушине.
Для исполнения сего предначертания Рожинский отправил навстречу князю Михайлу Васильевичу пана Зборовского с двумя тысячами польских копейщиков, к коим придал еще тысячу русских всадников, предводительствуемых злодеем князем Григорием Шаховским312. Кроме того, для усиления Зборовского предлагалось ему присоединить к себе отряд Кернозицкого, отступавшего по направлению предстоявшего ему пути.
Зборовский следовал сперва на Зубцов, где известился, что во вновь передавшемся царю городе Старице находится весьма мало ратных людей. Легкое завоевание польстило ему; он повернул на Старицу и в ночное время напал на сей город. Сопротивления почти вовсе не было. Граждане, видя свое бессилие, не защищали стен, а искали убежища в башнях и церквах, но и там не избегли смерти. Зборовский, желая сделать жестокий пример над отпадающими от самозванца, предал огню и мечу весь город, не щадя и малолетних. Совершив сию кровавую месть, Зборовский двинулся к Торжку и осадил там Чеглокова.
Князь Скопин, со своей стороны, шел так медленно, что еще находился в Крестецком яму, когда получил донесение Чеглокова об угрожающей Торжку опасности. Он тотчас же предписал Головину идти вперед с тысячей русских и действовать на выручку Чеглокова в совокупности с Горном, направляющимся также на Торжок с восемью сотнями конных и двумя сотнями пеших иноземцев.
Головин действительно соединился с Горном в окрестностях Торжка, и, полагая, что Зборовский не ожидает их, они семнадцатого июня двинулись на него в надежде учинить нападение врасплох. Но Зборовский уберегся. Головин и Горн нашли его готовым к бою и вынуждены были устроить войско для открытого действия. Шведская пехота, обтыканная копьями, стала в первой линии, а за ней находилась шведская и новгородская конница. Зборовский сам начал сражение, приказав трем хоругвям своим ударить на шведов. Две хоругви были отбиты, но третья врезалась в шведскую пехоту и, прорвавшись сквозь нее, опрокинула стоявшую позади конницу, которую и погнала до самого Торжка. Истребление шведской пехоты, расстроенной и оставленной без всякой опоры, казалось неизбежным. По счастью, Чеглоков поспешил на помощь погибающим. При содействии учиненной им вылазки гонимая конница оправилась и прикрыла отступление в город остатков пехоты. Не менее того урон шведов был весьма значителен и простирался до пятисот человек, выбывших из строя.
Зборовский, несмотря на одержанную им победу, не остался под Торжком. Войско Головина и Горна, хотя и разбитое, не менее того много усиливало число защитников города, и потому не представлялось вероятности для Зборовского овладеть оным прежде прибытия Скопина. В сих обстоятельствах он решился отступить до Твери, где соединился с Кернозицким.
Князь Михайло Васильевич и Делагарди прибыли двадцать седьмого июня в Торжок, куда к тому времени подоспело подкрепление, посылаемое ему из Смоленска.
Царь еще в течение зимы приказывал смоленскому воеводе боярину Шеину послать рать на помощь Москве. Вследствие сего повеления князь Яков Борятинский и Семен Ададуров были второго января отправлены с войском по Московской дороге313. Они разбили в Дорогобужском уезде, на реке Осме, польский отряд ротмистра Плюшки, которого самого взяли в плен, после чего беспрепятственно заняли Дорогобуж, но не могли продолжать следования по причине смуты, происшедшей в войске по наущению подосланного от самозванца Ивана Зубова. Служивые люди объявили, что наступающая весенняя распутица затрудняет поход и что они до засухи не пойдут далее. Когда же воеводы хотели их принудить к исполнению приказания начальника, то большая часть дворян, детей боярских и стрельцов разъехалась по поместьям своим; некоторые даже передались самозванцу. Воеводы воротились в Смоленск одиннадцатого февраля с весьма малым числом оставшихся при них людей. По наступлении теплой погоды Шеин опять снарядил войско из смолянских, брянских и серпейских служивых людей314 и двадцать первого мая отправил оное, под начальством тех же Борятинского и Ададурова, по прежнему направлению315. Польский отряд, предводительствуемый ротмистром Чижей и паном Запорским, хотел было не допустить смоленскую рать к Дорогобужу, но Борятинский и Ададуров разбили его под сим городом и отбросили за Днепр, причем отбили четыре орудия и взяли полторы тысячи человек в плен; тридцать первого мая царские воеводы продолжали путь до Вязьмы и третьего июня овладели сим городом316. Тут они получили повеление идти на соединение с князем Скопиным и поворотили на Белую, куда прибыли двенадцатого числа. Самозванцевыми воеводами в Белой были князь Иван Хованский и Иван Колычев. Они сдали город беспрекословно и со всеми гражданами целовали крест царю Василию. Борятинский и Ададуров, усилив дружину свою несколькими приставшими к ним детьми боярскими городов Дорогобужа, Вязьмы и Белой, выступили из Белой двадцатого и совершили соединение свое со Скопиным в Торжке, куда привели с собой три тысячи человек.
Таким образом, князь Скопин усиливался по мере наступления своего. Зборовскому оставалось мало надежды победить его открытым оружием, и потому он прибегнул к тайным проискам. Он написал из Твери письмо к Делагарди с объяснениями о мнимых правах Лжедимитрия и с увещаниями не проливать крови для неправого дела317. Вручитель сего письма имел, кроме того, поручение стараться возбудить мятеж в шведском войске318. Но его подстерегли и строго наказали прежде, чем он успел в своем предприятии. Делагарди отвечал Зборовскому, что он прислан королем своим не для разбирательства обоюдных прав соперников на московский престол, а дабы сражаться за царя Василия.
Князь Скопин простоял несколько дней в Торжке, выступил наконец к Твери и, переправившись через Волгу в десяти верстах от сего города, приблизился к оному. Зборовский и Кернозицкий, воспользовавшиеся промедлением его в Торжке, чтобы усилиться подкреплением, присланным им из Тушина, вышли ему навстречу в числе пяти тысяч человек и одиннадцатого июля вступили в бой319. Сначала Делагарди с правым крылом царского войска, состоящим из шведов и финляндцев, оттеснил было самого Зборовкого, нападавшего на него. Но успех сей не поддержался. Левое царское крыло, где стояли немцы и французы с малой частью шведов, не выдержало неприятельского натиска и обратилось в бегство с потерей четырех пушек и четырех знамен. Глядя на сие, и русские полки побежали. Тогда Делагарди вынужден был отказаться от погони за Зборовским и отступить, что учинил также не без значительного урона. Неприятелю много способствовал проливной дождь, который, препятствуя иноземцам действовать из ружей, беззащитно подвергал их метанию стрел мятежнического войса. Польские писатели уверяют, что поляков пало только пятьдесят, а, напротив того, из царского войска иноземцев тысячу, да русских шесть тысяч; рассказ очевидно преувеличенный, в особенности в рассуждении русских, которые мало и в деле были. Не менее того нет сомнения, что иноземцы много потерпели. Победители, вероятно, удержанные ненастьем, недолго преследовали бегущих и с торжеством возвратились в Тверь.
Поражение царского войска могло бы иметь пагубнейшие последствия, если бы князь Скопин допустил себя до уныния. Но геройская душа его не поколебалась. Все помышления его устремились на скорое отмщение за претерпенную неудачу. На следующий день дождь не переставал, но так как в ночь на тринадцатое число прояснилось, то князь снова повел войско к Твери320. Неприятель, в упоении победы вовсе не ожидавший возобновления наступательных действий со стороны царского войска, хотя и вышел в поле ему навстречу, но сделал сие с торопливостью и смущением, почти неизбежными при внезапности ночного боя. Сражение началось за час до рассвета и продолжалось около трех часов. Скопина воины и иноземцы сломили противников, ворвались на плечах их в Тверской острог и продолжали поражать их по улицам. Спасаясь бегством, большая часть поляков и русские изменники покинули Тверь и разделились надвое. Часть, при коей находился сам Зборовский, направилась по Московской дороге, а другая на Иосифов монастырь. Однако несколько поляков, не оставляя Твери, засели в городской осыпи. Скопин приказал выбивать их и между тем послал в погоню за бегущими, которые, живо преследуемые на расстоянии сорока верст, потерпели значительный урон, и многие из них потонули в Волге и в Шоте. Но засевшие в городе защищались упорно и отбили три приступа321. Скопин, избегая напрасной траты людей, приказал прекратить нападение, к великой досаде шведов, которые надеялись получить богатую добычу при взятии города. Князь рассчитывал, что неприятель, не запасшийся всем нужным для продолжительного сидения, поспешит очистить город, если ему открыть путь к отступлению322. В сем предположении он решился продолжать следование свое к Москве и выступил из Твери, предписав Делагарди идти за собой.