346. Он ежедневно обучал их по правилам, введенным в Голландии знаменитым принцем Маврикием Нассавским, и в примерных боях показывал им, как владеть оружием, копать подступные рвы, устраивать окопы и даже каким образом обращаться при действиях малой войны.
Услуги, оказанные Христиерном Сомме, не ограничились наставлениями по военной части. Он также много споспешествовал к утверждению дружелюбных сношений между князем и Делагарди, восстановление коих затруднялось новым неповиновением Делагардиева войска. Иноземцы сии, соскучившись пребыванием в Твери, возмутились пятого августа и настоятельно требовали немедленного возвращения в Швецию. Делагарди, не видя возможности противиться общему желанию, пошел обратно к Новгороду. На пути в Торжке явился к нему королевский секретарь Карл Олофсон, отправленный королем с настоятельным требованием Корелы347. Делагарди послал его к Скопину для приведения к окончанию переговоров, уже начатых Христиерном Сомме. С обеих сторон искренно желали счастливого окончания сих переговоров. Скопин не хотел лишиться шведской помощи, долженствующей столь значительно умножить его силы, а шведским полководцам казалось прискорбным бесславно оставлять блистательное поприще, открывающееся для будущих подвигов их. При сих взаимных расположениях дело шло так успешно, что, прежде еще прибытия Олофсона, Сомме уже заключил с князем Скопиным новый договор, подписанный двадцать первого августа348, по силе коего Делагарди обязывался немедленно идти из Торжка в Колязин для соединения со Скопиным, с тем, чтобы тотчас по выступлении его отправлены были доверенные особы для действительной сдачи шведам города Корелы и его уезда.
Между тем приехал и Олофсон, который объяснил, что условие о сдаче Корелы хотя и удовлетворяло требованиям короны шведской, но что оставалось еще отстранить негодование иноземного войска выдачей заслуженного жалованья и что без сего Делагарди невозможно будет убедить подчиненных своих снова воевать за царя. Тогда Скопин решил сделать все возможные пожертвования для удовольствования иноземцев. Отпуская от себя Олофсона, он послал с ним дворянина Федора Чулкова, коего снабдил тремя тысячами рублей, назначенных в прибавку к тысяче уже отправленных к Ададурову. Кроме того, он предписал, чтобы из Новгорода выслали Чулкову две тысячи рублей деньгами да на пять тысяч рублей соболями. Чулков, имея, таким образом, в сборе одиннадцать тысяч (примерно тридцать шесть тысяч семьсот нынешних серебряных), должен был их раздать иноземцам и требовать, чтобы они все шли для соединения со
Скопиным, за исключением одних раненых и больных. Когда же Делагарди выступит в поход к Колязину, то предписывалось Чулкову ехать в сопровождении Олофсона в Новгород, а оттуда, взяв с собой еще дьяка Ефима Телепнева, всем трем отправиться в Корелу для сдачи шведам сего города с уездом. На сем основании были составлены взаимные записи, которые князь Скопин и Олофсон подписали двадцать седьмого августа349. Необходимость заставляла Скопина принять на собственную ответственность обязательство немедленной уступки сего города, хотя ни Выборгский договор, ни, следственно, постановленное оным отторжение от России Корелы не были еще утверждены царским согласием. Но вместе с тем он чувствовал, что никакая крайность не может извинить подданного, располагающего в пользу чужеземцев достоянием Отечества без разрешения державной власти, и потому, отправляя Чулкова, дал ему тайное наставление не торопиться сдачей Корелы, а стараться выиграть время на получение царского указа350. Для скорейшего же исходатайствования оного он, прежде еще подписания договора с Сомме, послал прямо в Москву служителя своего Архипова со словесными объяснениями. Писать с ним он считал неосторожным, потому что опасался, чтобы неприятель не захватил его на дороге.
Чулков и Олофсон не нашли уже Делагарди в Торжке, а настигли его только в Крестцах. Чулков, действуя по договору, раздал деньги войску, которое под предводительством Делагарди двинулось к Колязину; но в оном находилось под ружьем уже не более тысячи двухсот человек351. Прочие все разбрелись и нестройными толпами спешили к шведской границе, финляндцы из явного непослушания, а другие под предлогом ран, болезни и дряхлости. Впрочем, Делагарди ожидал новых подкреплений из Швеции и послал Горна в Выборг с поручением ускорить их отправление. Чулков поехал в Новгород, откуда вместе с Телепневым отправился в Корелу.
Сношения, открытые Делагарди прямо с царем, получили в то же время благоприятный для него оборот. Бурьен и Францбек с товарищами, проехав через Колязин, Владимир и Коломну, прибыли в Москву и семнадцатого августа были представлены царю. Они вручили ему письмо Делагарди, в коем полководец сей жаловался на неисполнение русскими Выборгского договора, как в рассуждении следовавшей платы иноземному войску, так и по предмету замедления в сдаче Швеции города Корелы352. Через несколько дней прибыл также в Москву и Архипов, который донес от имени Скопина, что без помощи шведов трудно ему действовать успешно, но что алчных союзников сих не иначе можно убедить к содействию, как исполнением обещанной в выборе уступки Корелы. Царь, видя изнеможение своего государства, решился на пожертвование, горестное для русского сердца. Отпуская шведских ротмистров, он писал к Делагарди и к князю Скопину, что соглашается на все постановления Выборгского договора. В рассуждении платы он извещал шведского полководца, что за неоткрытием безопасных сообщений с Колязиным нельзя еще послать туда казны из Москвы, но что предписано Скопину употребить все возможные усилия для собрания потребных денег на удовлетворение иноземцев, и что если и затем останется еще что недоплаченным, то он царским словом своим заверяет его, что вся недоимка будет пополнена исправно тотчас по прибытии его в Москву353. Вместе с ротмистрами был отправлен дворянин Елизарий Безобразов, который, проезжая через Владимир, должен был взять там двенадцать тысяч ефимков (шестнадцать тысяч восемьсот нынешних серебряных рублей) и отвезти их в Колязин для раздачи иноземцам. Для большего же успокоения шведов царь еще послал в Корелу грамоту, в коей предписывал епископу, воеводам и всем жителям очистить город, когда получат на то повеление от князя Скопина354.
Князь Михайло Васильевич, имея надежду скоро быть опять значительно усиленным, стал готовиться к возобновлению наступательных действий. Впрочем, так как вся надежда Отечества лежала на столь многотрудно им собранном ополчении, то он вменял себе в особенную обязанность заботиться о сохранении оного. Для сего, руководствуясь советами Делагарди, он решил последовать осторожному и для противников докучливому образу действий принца Маврикия в Бельгии, хотя обстоятельства, в коих он находился, мало сходствовали с побудившими принца Маврикия к избранию такого рода войны. Маврикию предстояло защищать землю не обширную, но крепкую по местности и по единодушию жителей. Он имел дело с неприятелем могущественным, но отдаленным. Испанцы могли по временам выставлять в поле сильное войско, однако так как государство их не было смежно с областями, где происходили действия, то они лишены были способов достаточно поддерживать свои ополчения, которые быстро таяли в бездействии. В сем положении дел Маврикию, очевидно, надлежало стараться выиграть время как для изнурения противного войска, так и для получения пособий от соседственных держав, Англии и Франции, благоприятствовавших голландцам. Напротив того, медлительность князя Михаилы Васильевича могла быть опасной для России. Стесненная Москва требовала скорой помощи, да и целое государство, преданное безначалию и разорению, изнемогало от продолжения междоусобия. Казалось, что князю тем нужнее было наступать решительно, что царская сторона не имела более в виду получение новой помощи и что князь, действуя в стране открытой, мог надеяться на быстрые успехи, следствием коих было бы освобождение столицы, обуздание внутренних крамольников и предупреждение исполнения вредных замыслов короля Польского, угрожавшего уже близким вторжением в Россию. Как бы то ни было, князь рассудил иначе и положил себе за непременное правило: избегая опасных случайностей главных сражений, томить неприятеля частными поисками, стараться затруднить его сообщения и между тем постепенно подвигаться вперед под покровительством отрядов, заранее высылаемых для занятия укрепленных мест и для построения новых острожков.
Для исполнения сих предначертаний князь, сам еще не переступая за Волгу, выслал на правую сторону сей реки Семена Васильевича Головина со значительным отрядом для поиска над Переславлем, где, по полученным известиям, неприятель худо берегся. В самом деле, оставленные там Сапегой поляки, вместо того чтобы держаться в сопокупности в городе, беспечно расположились по домам посада355. Головин напал на них ночью врасплох и без труда овладел Переславлем. Занятие сего города перерезало совершенно сообщение Сапеги с Лисовским, который, не смея более оставаться в окрестностях Ростова, отошел к Суздалю и там укрепился. Сапега, со своей стороны, выслал из-под Троицы Тромчевского с четырьмя польскими ротами в Александрову слободу для восстановления сообщения своих с Лисовским и для обеспечения действия кормовщиков, посылаемых в окрестности слободы на отыскание съестных припасов для войска, осаждающего монастырь.
Также и от Нижнего наконец приближался к Москве давно ожидаемый боярин Шереметев. Он взял направление свое через Муром на Касимов в намерении выместить над сим последним городом за претерпенное под оным Алябьевым поражение. Касимовцы, ободренные прежним успехом, оборонялись упорно. Шереметев принужден был идти на приступ. Воины его, несмотря на храбрость противников, наконец ворвались в город и побили множество касимовцев. Сия удача имела довольно выгодные последствия для царской стороны. Города Елатьма и Кадом покорились без сопротивления. Кроме того, и большая часть татар, находившихся в Тушине при царе Касимовском, оставили его и, жалея жен и детей, возвратились в Касимов, где снова присягнули царю Василию